Он нашел меня за мусорными баками. Мне кажется, что это было утро — может быть, день — но для меня насупила ночь. В глазах было темно, из них непрерывно текли слезы, черные и густые, как деготь, поэтому я ничего не видел. Никаких мыслей никаких не было, кроме одной — всё, мне конец!
Эта мысль застала меня врасплох. Я, конечно, понимал, что рано или поздно должно кончиться этим, но чтобы вот так...
И тут я почувствовал, что рядом Он.
Я попытался что-то сказать, но горло сжалось, словно стянутое железными кольцами. Тогда я приподнял руку, хватило сил только на этот бессмысленный жест.
— Тихо, тихо, — сказал Он, и по тому, как это было сказано, я понял, что Он улыбается. — Сейчас всё пройдет.
И в самом деле, железные кольца на горле послушно лопнули и разошлись. Сердце некоторое время бешено колотилось, а потом я успокоился и совсем перестал его чувствовать, это мое бедное сердце.
Слезы мешали видеть, но я всё же сумел различить светлое небо и силуэт на его фоне. Худой и высокий мужчина в широкополой шляпе. Странно, но я до сих пор не знаю Его лица.
— Идем, — просто сказал Он, подавая мне руку. Рука была твердая, как дерево, и прохладная на ощупь.
Я поднялся и пошел за Ним. Что мне оставалось делать?
Он привел меня в какое-то удивительное место — гулкие залы с облезлой позолотой на стенах, тяжелые пыльные ткани. И свечи. Эти редкие свечи едва освещали зал. Стены, украшенные лепниной, уходили вверх и терялись там, в густой темноте. Такая темнота бывает в только в погребах и подземельях. Холодная. Жирная, как чернозем, хоть ломтями режь. В неподвижном воздухе застыл запах ладана — или чего-то еще в этом роде.
— Мне нужен ночной сторож, — сказал Он. — Чтобы находиться здесь, когда никого больше нет.
— Что это за место? — спросил я, хотя мне было всё равно, лишь бы железные кольца снова не сомкнулись на моем горле.
— Это храм. Нельзя, чтобы храм пустовал.
Так я стал ночным сторожем в Его храме.
Тогда я еще не знал, что ночь здесь никогда не кончается. Но спать мне совсем не хочется, и кольца больше не давят, поэтому я ни о чем не жалею.
На самом деле, мне вообще ничего не хочется. Хотя я откуда-то знаю, что если я Его попрошу, Он даст мне всё, что угодно. Но я ничего не хочу. Всё, что надо, у меня теперь есть.
Обычно я совсем один. Я думаю о чем-то, будто бы перематываю тонкую нить с одного бесконечного клубка на другой. Когда, наконец, приходят посетители, появляется и Он. Откуда Он знает, что кто-то пришел в храм? Но Он знает, и всегда отпирает двери сам.
Кто такие эти посетители, я тоже не знаю. Они как тени — некоторые плотные, почти материальные, а другие совсем прозрачные, их присутствие едва ощутимо. Тени приходят редко, и никогда не появляются в нашем храме дважды. Что, я сказал — в нашем? Хм.
Да, я обжился здесь. Брожу вдоль стен и заглядываю в окна, но ничего в них не вижу. Иногда я, хорошенько прислушавшись к тишине, немного приоткрываю дверь и смотрю наружу. Наш храм, словно библейский ковчег, медленно плывет над болотами или голыми осенними полями.
Интересно, как это выглядит со стороны? Но никого нет вокруг, поэтому некому глядеть.
---
Еще читать: