В соседней Украине порой утверждают, что виновниками «голодомора» - голода 1932-1933 годов - стала имперская Россия, «москали», «кацапы» и «русаки». Но станица Гундоровская, та самая, которая в результате насильственного и непродуманного административного разделения в 1924 году была буквально разорвана между Российской Федерацией и Украинской Cоветской Cоциалистической республикой, являет пример того, что страдания людей были везде одинаковыми. Независимо от причисления к любой республике или к любой нации, будь то русские или этнические украинцы.
Голод мог разразиться и не в 1933 году, а гораздо раньше и причины тому были: резкое уменьшение посевных площадей, снижение численности рабочего скота, падение урожайности по всем сельскохозяйственным культурам и отток наиболее трудолюбивой части сельского населения в города, на заводы, стройки и шахты. Жали так, что, как говорится в таких случаях, с сельских тружеников «юшка сочилась». Но, видно, были ещё какие-то внутренние резервы, и люди на что-то надеялись. Временами проползали по казачьим куреням слухи, что, всё, отмучились, колхозы вот-вот распустят, чьё имущество, ставшее общественным, сохранилось, раздадут обратно по дворам. Новоявленные колхозники в сердцах восклицали:
- Пускай так, без ничего, отпустят. Наживем всё по-новому, лишь бы землю вернули хозяйствам. После двадцать первого поднялись, поднимемся и в этот раз.
Этим наивным надеждам не суждено было сбыться, и, словно новый знак о безвозвратности самостоятельного хозяйствования, появился новый суровый и очень памятный закон. 7 августа 1932 года был издан закон об охране и укреплении общественной собственности. В нём говорилось:
«Центральный Исполнительный Комитет и Совет народных комиссаров Союза ССР считают, что общественная собственность (государственная, колхозная, кооперативная) является основой советского строя, она священна и неприкосновенна и люди, покушающиеся на общественную собственность, должны быть рассматриваемы как враги народа, в виду чего решительная борьба с расхитителями общественного имущества является первейшей обязанностью органов советской власти».
О священности и неприкосновенности собственности заговорили люди, которые за пятнадцать лет до принятия этого закона с правами на чужую собственность никак не считались. Так же, как и не думали о неприкосновенности собственности раскулаченных казаков, во время сплошной коллективизации, всего лишь за два года до принятия памятного закона.
По закону «от седьмого ноль восьмого», как его стали называть в народе, в качестве меры судебной репрессии применялось лишение свободы от 5 до 10 лет. А вот амнистия по таким делам не применялась. И завертелась судебно-репрессивная машина!
Чего стоили строки из газетной заметки: «в ходе длительного судебного заседания, которое продолжалось всю ночь, вынесены приговоры».
Или другой пример из обвинительного заключения Каменского райсуда Северо-Кавказского края по одному из подобных дел: «систематически занимались хищением зерна и перемалывали его на ручной мельнице». Сколько же зерна можно было перемолоть на ручной мельнице? А вот судьбы этих людей сталинская мельница перемолола, это уж точно. И дальше следовала фамилия обречённого, занимаемая должность и уничтожающий человека срок. Причём всем, от председателя колхоза до сторожа, - от пяти до десяти лет. «Всем сестрам - по серьгам!». Наверное, чтоб никому не было обидно!
Как не старались, но сплошную коллективизацию в Каменском районе Северо-Кавказского края завершили только к весне 1932 года, на год позже, чем планировали. К чему привёл такой сплошной подход, хорошо известно каждому - к страшнейшему, унесшему множество человеческих жизней, сплошному голоду 1932-1933 годов. Всё это не могло не отразиться и на жителях станицы Гундоровской.
Началось всё с того, что после сбора урожая 1932 года рассчитали, как и положено, распределение по фондам и трудодням и развезли, что по колхозным амбарам, а что по казачьим куреням. И вдруг, в феврале следующего года, объявления во всех газетах и на каждом столбе: «Немедленно приступить к сбору семян для посевной кампании 1933 года».
Прочитав такое, невольно возникает масса вопросов: почему сбор семян необходимо производить в феврале, когда хороший хозяин занимается этим ещё с осени, да и почему нужно собирать семена у колхозников, если они уже вошли в колхоз? За два-три года до этого, вчерашний единоличник привёл на общественный двор свою рабочую скотину, сдал в колхоз весь свой сельхозинвентарь и тогда же он привёз и ссыпал в колхозный амбар всё принадлежащее ему зерно.
Накануне сева 1933 года в газете «Труд» Каменского района Северо-Кавказского края появилось информационное сообщение. Оно начиналось с привычной в те времена фразы: «В связи с подготовкой к весеннему севу в прокуратуру стали поступать массовые сообщения от колхозников, рабселькоров, активистов о неготовности колхозов к севу, о возмутительной халатности, граничащей с преступлением…»
Далее районный прокурор Завесов информирует: «По гундоровскому сельсовету в руководство колхозами проникли кулаки, белогвардейцы и т. д., которые разворовывали колхоз, оставляли инвентарь не отремонтированным, разбазаривали бронированный фураж и семена и довели до массовой гибели скот». Традиционно такое сообщение заканчивалось информацией, что все виновные лица были привлечены к суду. Конечно, в статье прокурора умалчивается тот факт, что, стремясь во что бы то ни стало, выполнить план хлебозаготовок 1932 года, районное начальство вымело под метёлку все колхозные амбары, оставив совсем немного семенного зерна. В начале зимы это зерно свезли, на так называемые, районные централизованные склады. Когда по партийной вертикали надавили и потребовали очередной досдачи зерна для выполнения и перевыполнения плана, то опустели и эти склады. Ранней весной 1933 года, оставшись без посевного зерна, те же начальники потребовали сбора зерна уже непосредственно со дворов колхозников, от тех тружеников, которые получили жалкие крохи за трудодни, заработанные в предыдущем, 1932 году.
И заголовки краевых и районных газет на разные голоса завопили: «Разбить оппортунистическую блокаду в сборе семян!»
Один из руководящих работников, присланных районной властью в гундоровские колхозы, признавался: «Сказать, что нет семян, нельзя, но и собрать мы их в нужном количестве не можем».
26 февраля 1933 года газета «Труд» Каменского района была почти полностью посвящена рассмотрению положения дел по итогам большой проверки гундоровского станичного и колхозного руководства. Автор Е. Баграев назвал свою статью просто - «Хлебная станица»:
«По колхозу имени Калинина всего семян нужно собрать 3452 центнера. На 21 февраля 1933 собрано 323 центнера всех культур, и это за январь- февраль. Вся беда в том, что сбор семян идёт самотёком, что кулацкое единство не разбито. По станице гуляют настроения и заверения:
- Хлеба нет.
Так ли это на самом деле? Урожай на полях Гундоровской был неплохим. По самым скромным подсчётам валовой сбор колосовых составил в 1932 году минимум 25000 центнеров. По хлебозаготовкам сдано 11 145 центнеров.
Где же остальной хлеб? Он расхищен, разворован, спрятан. Фактов, подтверждающих массовое хищение хлеба антиобщественными элементами, много. А недавно, например, во второй бригаде найдено зерно у возчиков Чупукина, у Чукавовой и других. Гундоровская - и в прошлом, и в настоящем - хлебная станица. И только кулаки и контрреволюционеры, организовавшие саботаж, подогревают в отсталых массах настроение:
- Хлеба нет.
На эту удочку попались отдельные активисты».
Внимательный человек заметит, что план хлебозаготовок, оказывается, станица в предыдущем, 1932 году, выполнила. И план этот составил ни много ни мало - 45 процентов от валового сбора зерна. А требовалось ещё минимум 14 процентов снова на семена и опять же от валового количества. Попробуем разобраться. В колхозе имени Калинина числилось 250 колхозных дворов. В каждом дворе как минимум по 4-5 душ. Зерна собрали 25000 центнеров. Вроде бы радоваться надо. На каждый двор по 10 тонн. Это в современных представлениях почти по целому КАМАЗу зерна. Но хлеба этого гундоровцы не увидели. Поздней осенью, собранным в колхозе зерном, были оплачены услуги за использование техники машинно-тракторной станции - это минимум 10 процентов. Затем столько же – 10 процентов, засыпано в неприкосновенный фонд фуража для обобществленного скота. 12 процентов потянул семенной и неприкосновенный фонд. Два процента на содержание нетрудоспособных членов артели и по одному проценту - на культфонд, премиальный фонд и фонд общехозяйственных расходов. И если к этому добавить те самые, 14 процентов по сбору семян для посева в 1933 году, то увидим что 96 процентов следовало отдать на общественные нужды и только четыре процента оставалось на потребности колхозных дворов. Совсем ничего. 400 килограммов на один двор, а уж на душу населения полагалось от 80 до 100 килограммов от урожая до урожая. Живи, как говорится и радуйся. Пой колхозные частушки!
Вот вам и объяснение возникшего голода. Сам же автор признает, что Гундоровская – станица хлебная, и в 1932 году с колхозных полей получен неплохой урожай. Только кого он радовал?
Конечно, местной власти крайне необходимо было найти виновных и причины, обеляющие самих руководителей. Нашли. И свалили всё на традиционный, контрреволюционный саботаж. В одной из заметок вспомнили даже уроженца станицы Гундоровской, белоказачьего генерала, ставшего широко известным в годы Гражданской войны, Андриана Константиновича Гусельщикова. С его именем связали неудачи на фронте колхозного строительства, вот таким простым образом:
«Во второй бригаде волы доведены до крайней степени истощения и их живых клюёт вороньё. С большим запозданием бригадир Фетисов привлекается к ответственности. Чистка вскрыла такие элементы, как Комиссаров, старый агент классового врага и саботажник. Гуков, примазавшийся элемент. Дюкарев, сын станичного атамана. До 70 процентов ячейки оказались не нашими людьми. Активисты генерала Гусельщикова - это про ячейку и актив. Яицкова Пелагея - дочь сосланного кулака. Мазанова Христина - жена помощника станичного атамана. Кравцова Мария - певчая местной церкви. Краснянский Владимир – подхорунжий. Буквально десятки людей из актива - опора генерала Гусельщикова в гражданскую войну, не проверенные люди, организаторы саботажа. Они в комсодах, на курсах актива, в женделегатках, в печати, в комсомоле. А ведь с курсов колхозного актива вычищено 26 человек. Нужна коренная перегруппировка сил, перестройка работы».
Удивительное дело, но в тяжелейших условиях 1933 года засеяли большую часть колхозных полей. Но вот какой ценой! В тот год почти в каждый станичный курень постучалась костлявая рука голода. И третий, «большевистский ударный» сев, стал для многих гундоровских колхозников последним.
Нам никогда не удастся найти достоверную статистику о количестве погибших в станице Гундоровской от голода в тот роковой год. Да если бы она и была, такая статистика, то никто бы не разделял эти жертвы на русских и украинцев. Не до этого было. Зачем только сейчас, с целью ущемления достоинства русского народа, каждый раз вытаскивают страшилку про «голодомор»? У тех, кто умер в страшных муках от голода в 1933 не было хлеба. А у украинских идеологических борцов, чьи беспочвенные аргументы я привёл в начале данной статьи, не было, и нет совести. Исторические, подтверждённые документами факты, им совсем не нужны. Они не в их пользу.