Многие работы Н.В. Гоголя пронизаны атмосферой ужаса и мистицизма. Это касается и повести «Шинель», в которой момент соприкосновения реальности с устрашающими проявлениями потустороннего мира можно считать важным сюжетообразующим элементом.
Сюжетная линия позволяет отследить динамику внедрения потусторонне-пугающего в повести в частности через изображение аффективности состояний героев. Экспрессивность реакций персонажей становится своего рода маркером для определения их вовлеченности в мир ирреального.
То есть страх, испытываемый героями «Шинели», стадиален и на каждом из этапов развития знаменует отдельный фрагмент истории. Закономерно сменяя друг друга, эти фазы идут параллельно и согласовано с основным сюжетом и несут поддерживающую роль для внутренней композиции работы.
Первая стадия, она же ‒ чувство напряженности у персонажа, ощущение собственной ущемлённости, которое есть то ли результат, то ли причина социальной дезориентированности.
С самого начала произведения мы сталкиваемся с рядом ситуаций, которые нельзя назвать приятными для главного героя ‒ Акакия Акакиевича.
Так автор упоминает, что тому не уделяли никакого уважения на работе, что начальство было к нему излишне требовательно, а молодые сослуживцы ‒ пренебрежительны.
И пусть будто бы сам Акакий Акакиевич выражал глубокое смирение пред сложившейся ситуацией, но мы видим подтверждение обратному, когда после очередных насмешек тихий Акакий Акакиевич в итоге не сдерживался и отвечал: «Оставьте меня, зачем вы меня обижаете?».
Именно этот момент в повети доказывается обеспокоенность героя своим положением, его чувство незащищённости. Оно же, аккумулируясь, неминуемо ведет к возрастанию напряжения на фоне подавленности личности.
Последующее развитие событий усугубляет тревожные настроения героя. История начинает развиваться вокруг шинели. Все сложности, связанные с данным вопросом, заставляют читателя проникнуться сопереживанием к проблемам героя, а значит и лучше прочувствовать его напряжение.
Постепенно герой подбирается ко второй фазе своего эмоционального дисбаланса, и мы это ощущаем достаточно четко, погружаясь в контекст происходящего все глубже.
Показательным моментом эскалации внутреннего конфликта можно считать эпизоды посещения Акакием Акакиевичем портного Петровича.
Данные сцены становятся своеобразным психологическим противостоянием личностей, перед которым сам Акакий начинает испытывать страх на фоне повышенной тревожности: «Акакий Акакиевич хотел было уже, как говорится, на попятный двор», но необходимость начать разговор взяла свое, и он поздоровался.
Ранее бесцельно копившаяся тревога, обрастая первыми страхам, находит для себя объект воздействия. Попутно этому мы можем обнаружить в текстах конкретные маркеры страха, также подтверждающие переход от первой стадии ко второй: путающаяся, запинающаяся речь, рассеянность, тахикардия ‒ всё указывает на сложное эмоциональное состояние героя, выпавшего в прострацию.
Сцена длится недолго, но Акакий Акакиевич успевает пережить достаточный стресс, чтобы выйти из квартирки портного совершенно опустошенным эмоционально.
Поддавшись панике, он впервые впадает в аффективное состояние и бредет домой без всякого внимания к происходящему вокруг.
Также уделим внимание пейзажу повести и его деталям, тоже способствующим раскрытию стадиальности нарастания ужаса.
Интересно описывается дорога героя до дома уже в новой шинели. Окружения гармонирует с внутренним состоянием героя: поначалу улицы хорошо освещены, сам Акакий Акакиевич идет в «веселом расположении духа», но позже улочки становятся темнее и безлюднее, а к герою возвращается прежняя нервность. Вид запустелых улиц и площади заставляет его вмиг забыть о веселье и вернуться в поток нарастающей тревоги, окончательно сменяемой чувством страха.
Утратив шинель, ставшую предметом гиперфиксации его уже пошатнувшегося сознания, Башмачкин впадает в состояние непрерывного страха как предчувствия скорой беды. Подтверждение тому мы видим при встрече с генералом, к которому А. А. обращается за помощью.
После того, как генерал топнул ногою и крикнул так сильно, что «даже и не Акакий Акакиевичу сделалось бы страшно», тот вовсе обомлел и повторно впал в состояние аффекта.
Описывается, что он «обмер, пошатнулся, затрясся всем телом и никак не мог стоять», что его « вывели почти без движения».
Детализированность художественных описаний во всех сценах становится, таким образом, важным элементом при составлении психологического портрета героя, ведь таким образом мы наблюдаем устойчивые процессы реакции на стресс: в аналогичных ситуациях герой ведет себя одинаково, что придает картине психологизма и реалистичности.
Здесь начинается третья фаза, когда страх начинает переходить в стадию ужаса. Этот ужас иррационален, бесконечен в сознании человека. Он заразен, и в рамках Гоголевского мистицизма передается другим персонажам через образ потусторонней сущности ‒ призрака, жаждущего мести.
Источником страха в повести Гоголя служат не только предметы, люди как живые так и мертвые, но и ситуации, сам характер конфликта, побуждающий к бурным реакциям или при непосредственном контакте, или путем пересказа.
Динамика взаимодействия миров, как и сам факт двоемирия в космосе повести является интересным моментом: циркуляция ужасного, злого в понимании автора происходит не только в рамках одного, земного мира, то есть от человека к человеку, но и между мирами, то есть между человеком и потусторонними сущностями, к которым этот человек, доведенный до пограничных состояний, имеет возможность взывать.
Стадиальность возрастания переживаний, четкая иерархия этих состояний и закономерность их проявлений говорят о глубоком понимании автором принципов изображения тревожных состояний в художественном тексте.
#литература #егэ литература #ГОГОЛЬ #искусство