Говоря о том, что мой интерес к классической музыке начался с «Мea tormenta...», я, пожалуй, немного слукавила. Хотя всё равно: ключом в царство классики я по-прежнему считаю ту яркую работу Якуба Орлинского, Максима Емельянычева и Il Pomo d'Oro. Но началось всё с «Ночного портье». Да-да, с того самого фильма Лилианы Кавани, который так долго не давал мне покоя... Забавно, однако, как всё связано...
В фильме есть один весьма занятный эпизод: в концлагере, будучи наедине с Лючией, прикованной наручниками к кровати, Макс засовывает ей в рот свои пальцы. Жест читается как эротический. Но Макс проделывает его с невозмутимостью и интересом мальчика, впервые трогающего куклу. Лючия обессилена и, кажется, находится в том состоянии длительного шока, когда человек теряет способность воспринимать реальность. В её взгляде оцепенение, отстраненность и лишь некий намёк на удивление и страх. Всё происходит при обоюдном молчании.
Думаю, тишина в кадре легко заставила бы зрителя ощутить пограничность, ненормальность этой сцены. Особенно вначале, когда до конца ещё не понятна суть отношений между главными героями, и может показаться, что пальцы во рту – это не просто проявление сексуального интереса, но и начало новой изощренной пытки.
Но тут получается такая штука. В фильме этот эпизод – лишь воспоминание, которое всплывает в памяти Лючии уже после войны во время просмотра в оперном театре «Волшебной флейты». Во время представления Лючия замечает Макса, которого накануне случайно встретила спустя много лет и не ждала здесь увидеть. Он гипнотизирует её глазами, она – сильно взволнована. А в этот момент на сцене юный принц Тамино как раз узнаёт, что его прекрасная возлюбленная Памина, которую он почти отчаялся отыскать, жива, и на радостях играет на волшебной флейте, которая своим звучанием очаровывает даже лесных зверей. И в музыке так явственно звучит это предвкушение встречи и ожидание всех тех восторгов любви, которые сулит физическое сближение любящих, что у меня до сих пор сладко замирает сердце, когда я слышу эту мелодию. И столько в ней неспешности, утонченности, вдумчивости переживания… И вот эта-то чудесная вкрадчивая романтичная музыка и сладкоголосое пение Тамино, в котором сосредоточено всё его любовное томление, выступают фоном того воспоминания Лючии, как Макс невозмутимо погружал свои пальцы в её рот! По уму – чудовищное несоответствие между сущностью визуального ряда и сутью передаваемого звуком настроения! Но самое ужасное происходит со зрителем: жуткий в своей пограничности эпизод между палачом и его жертвой однозначно превращается... в любовное свидание. Так он воспринимается. И всё из-за этой музыки! Прекрасной музыки Моцарта!
Удивительный случай, когда звуковой ряд оказывается сильнее визуального. Магия. Меня это так впечатлило, что я заинтересовалась самой оперой. Я попыталась её прослушать целиком, но многое показалось мне слишком сложным, непонятным, и, в конце концов, я оставила «Волшебную флейту». Но тот фрагмент фильма приобрел для меня такую глубокую (волшебную!) многозначность, что я, как зачарованная, мысленно возвращалась к нему вновь и вновь. После этого я долго больше не делала попыток сблизиться с классикой, пока не наткнулась на... сами уже знаете что.
