И наступило утро... Я проснулся и посмотрел на небо, и небо было чистым. Тогда я пошёл к озеру и обмыл лицо и руки (а вода в озере была тёплой как кровь). И когда, потревоженная мной, поверхность воды успокоилась и стала гладкой, и я смог увидеть своё отражение: из воды на меня глянул уродливо искажённый мой образ со звериными глазами. И я отшатнулся от воды и сказал следующие слова: «Не может это отражение быть моим образом, как не может моя человеческая душа жить в зверином теле. Озеро, наверно, заколдовано. Надо скорей уходить отсюда».
Не успело ещё солнце подняться над лесом, как я резво шёл прочь из этих мест. Я шёл день, ещё день и следующий день, и солнце светило мне утром в спину, а вечером в лицо, ибо путь мой лежал к матери всех рек - Оби, и в ту сторону несёт свою воду река Чулым... А путь мой был труден и горек: у меня всё время сильно болела голова.
К концу третьего дня я пришёл к карамо Чанза.
Чанз был моим другом и братом, и я любил его, а он любил меня.
Когда я вошёл в карамо Чанза, его там не было, я упал на его лежанку и забылся. Очнулся, когда услышал лай его собаки, сразу вскочил с лежанки, и грудь моя наполнилась радостью встречи. Чанз вошёл, и мы бросились друг другу в объятья, но скоро его глаза привыкли к темноте хижины, и он оттолкнул меня, и лицо его позеленело от злости. «Кто ты такой!?» - воскликнул он. «Чанз! Разве ты не узнаёшь меня!?» - изумился я... Но он с ужасом и отвращением разглядывал меня, как будто я фогонма.
Руки его напряглись и согнулись, готовые вцепиться мне в горло. «Я не узнаю?.. Я узнаю тебя!.. Ты злой дух озера Чертаны, который погубил дядю и брата моего... Уходи! Или я изрежу тебя на куски...»
И он выхватил из-за пояса свой нож.
Я услышал эти слова, и злоба чёрной смолой закипела в моей груди. Я повернулся к Чанзу спиной и сказал ему следующие слова: «Ты, который любил меня, как брата, а теперь не признал во мне человека. Ты, готовый изрезать на куски того, кто помнит тебя и просит помощи. Ты, в протянутую за милостью руку бросил обвинение, что я убийца своего отца и брата... Не хочу больше видеть и слышать тебя! Я ухожу совсем... Иди к ручью и набери глины, а когда увидишь, что я потоптался на пороге твоего дома и ушёл - сразу вымажи глиной порог своей хижины... И тогда, пока ты жив, моя нога не переступит порог твой».
Чанз повернулся и ушёл, а я достал из-за пояса свой нож, опустился на колени и снизу ударил ножом по лежанке, ещё хранившей тепло моего тела.
Нож пробил доски, вышел с верхней стороны, и зловеще засветилось в полумраке жало его.
Я бросил поверх ножа тряпку, повернулся и вышел вон из хижины. И в последний раз моя нога наступила на порог дома его.
Я ушёл, оставив дверь открытой.
...И я шёл и шёл, ничего не видя впереди и не оборачиваясь назад. Зачем мне смотреть вперёд? Что ждёт меня впереди? Ничего... А, зачем оглядываться назад? Чтобы увидеть, как Чанз замазывает глиной мои следы. Чтобы увидеть, как он вошёл в хижину, и, обхватив руками голову, с плачем бросился на лежанку... Зачем мне оглядываться назад? Чтобы увидеть, как умирает Чанз - тот, которого я любил, умирает, наткнувшись на мой нож...
Я шёл, ничего не видя перед собой, пока не наступила ночь (а у меня всё время сильно болела голова), и я упал на землю... Всю ночь я плакал и катался траве, и когда забрезжил рассвет, мне стало казаться, что схожу с ума.
Я захотел умереть.
Но у меня не было за поясом ножа, так как свой нож я оставил у Чанза. Тогда я поднялся с земли и стал ходить кругами, и искать какую-нибудь злую ядовитую траву, но место было сырое, и вокруг росли только осока, хвощ, да кукушкин цвет...
Вдруг я заметил в траве синие цветы. Я подошёл, рассмотрел и узнал эту траву - это был Синий Зверобой. Я вспомнил свойства этой травы и понял, что ненадолго получу облегчение, и, как зверь, ногтями и зубами (а ножа у меня не было), я стал рыть землю, выкопал корень и съел его.
Скоро я почувствовал облегчение, и мысли в моей голове пришли в порядок, и я сказал следующие слова: «Чтобы избавиться от боли в голове, я вижу два пути: это вырвать у себя глаза - но тогда я буду слеп... Или разбить свою голову о камень, но тогда я буду мёртв. Господи! Укажи мне третий путь...» И в это время встало над лесом солнце, и я понял, в какую сторону мне надо идти. Я шёл день, ещё день и следующий день, и солнце светило мне утром в глаза, а вечером в спину, ибо мой путь лежал в ту сторону, откуда несёт свою воду река Чулым.
...И я пришёл к озеру.
Я не знал, найду ли здесь исцеление и избавлюсь от боли, но я знал, что мне был указан путь к озеру, и я пришёл.
Я пришёл и увидел, что полог мой натянут и ружьё лежит под пологом, котелок валяется на песке, а воде у берега мокнет шкура рыси. Я лёг под полог и попытался заснуть, но не смог, так как у меня сильно болела голова. Я лежал и смотрел из-под полога, как солнце медленно опускается в лес на той стороне озера.
В этот вечер закат был кроваво-красным, и вода в озере была чёрно-красного цвета, песок на берегу - алым, трава чёрной, а небо над озером - палевым.
Я взглянул на свои руки, и мне показалось, что они измазаны кровью - то была кровь Чанза, и я заплакал. Так я лежал под пологом, застывши, как труп, а слёзы текли по моим щекам.
... И когда солнце укололось о верхушки деревьев на другом берегу озера, вдруг что-то толкнуло меня в спину. Я сел и сказал следующие слова: «Кто-то бросил в мой котёл с похлёбкой траву - я съел и уснул. Я не видел того, кто это сделал, но зато я разглядел и запомнил ту траву... Теперь я знаю, как мне уснуть и избавиться от боли в голове!» Я вылез из-под полога, поднялся и пошёл к тому месту, где росла эта трава, сорвал её, положил себе в рот и стал жевать, и в ту же минуту руки мои и всё тело моё начали растворяться в воздухе, я упал и лишился чувств.