В 23 я окончил универ. Ссылку на рассказ о том, как в наше время получают «верхнее образование», оставлю в конце статьи.
После окончания студенческой жизни у меня был выбор: стабильность с зарплатой 20 000 или путь добытчика?
Я, даже не думая, выбрал второе. Работал с ребятами в промышленном альпинизме, строили новые станции сотовой связи 4G. На дворе был 2013-й. Меня взяли в бригаду, потому, что я имел опыт горных походов и умел грамотно повесить верёвки и обеспечить страховку.
Работали втроём. Мы с Радиком молодые - здоровые занимались монтажом, Ваня – постарше и поумнее подключал оборудование в будке базовой станции внизу. Лазали в основном на загородные красно-белые мачты, высотой 50-70 метров, которые вы видите, гоня с ветерком по трассе. За одну станцию получали 25 000, в неделю строили по 2-3 штуки. Летом. Зимой 1-2. Очень любили демонтаж старого 3G, ибо при этом надо было снимать 6 жил медного кабеля, который потом списывался. С мачты 70 метров высотой – это 420 метров кабеля. Деньги получались неплохие.
Я был уверен, что всё это временно, т.к. хотел служить в авиации и метил в Липецкий авиацентр на должность офицера-исследователя. При каждом моём звонке туда, мне говорили, что в течение месяца вопрос решится. Я работал и ждал. Не голодал и на шее ни у кого не сидел, деньги в промальпе водились.
Первые пару месяцев было интересно, потом стало надоедать. Однообразно. За время учёбы в универе, в НИРСе (научно-исследовательской работе студента) мой мозг привык решать сложные задачи, а не ржаветь от однообразной работы. Промышленный альпинизм – тяжёлый и опасный труд. Обычно надо было поднять на вершину мачты 3 антенны по 20-25 кг и 3 блока RRU по 15 кг. Профессиональное заболевание в такой профессии – грыжа позвоночника к 30-ти годам. Иногда антенны были небольшие и лёгкие, как правило, это в деревнях. 3 антенны потому, что каждая из них своим сигналом охватывает сектор 120 градусов.
Я забирался на самый верх, сбрасывал верёвку и с использованием альпинистского снаряжения мы поднимали этот груз на высоту 50-70 метров. Летом комфортно. Зима – другое дело.
В провинциальных уголках Башкирии мачты сотовой связи стоят в полях. Дорогу к ним, естественно, никто не чистит. Бывало, что приходилось 1-2 км тащить на себе оборудование станции, инструменты и снаряжение. Хорошо, когда у мачты стоит техническая будка, в которой поддерживается постоянная температура для обеспечения работы дорогостоящего оборудования (комплект базовой станции сотовой связи тогда стоил примерно 3 млн. р. как нам говорили). В будке можно и заночевать при необходимости. Бывало, что мы работали сутки напролёт и спали на объекте.
Совсем другое дело, когда вместо будки стоит металлический шкаф. Оборудование станции влезает, а человеку приходится тусоваться на улице. «Не всё коту масленица».
Однажды меня ждал большой облом, когда мы поехали на объект где-то на северо-западе Башкирии. Зимой. Мачта в поле, до неё от дороги 2 км. Мы тропили снег как в настоящем горном походе на леднике. Было -20, нормальная башкирская зима. Все два километра я лелеял надежду согреться в будке. Приходим, а там шкаф! “Бывают в жизни огорчения, когда есть чай, да нет печения”. В -20 лезть на 50 метров – удовольствие то ещё, но мы полезли. Наверху ветер продувал насквозь. Я укрывался за одной из несущих опор, которая хоть как-то рассекала ветер, и было не так холодно. Радик на таком морозе разодрал себе кожу на пальцах сломавшимся шестигранником, когда откручивал винты.
В другой раз, когда нам посчастливилось попасть на демонтаж 3G и разжиться кабелем мы тоже работали далеко в поле. Снега тогда намело более 2 метров. А кабель мало снять, надо сжечь изоляцию на костре, чтобы сдавать чистую медь. Костёр разводился из полуметровых обрубков кабеля.
Ваня уехал за новой партией оборудования, а мы с Радиком выкопали траншею в снегу до земли, и остались на ночь обжигать кабель. Сижу я у этого химического костра, смотрю на звёзды и думаю: «Что я здесь делаю? Я жгу кабель, чтобы сдать цветмет. Бакалавр гидравлической техники, магистр энергетического машиностроения. Меня здесь не должно быть!» Жгли мы кабель всю ночь. Руки постепенно закоптились. Иногда мы тёрли закрывающиеся от сонливости глаза. Ну сами понимаете, что чёрными руками мы нанесли себе какой-то очень ржачный макияж вокруг глаз. Так выглядел любой “певец ртом” в несуразных клипах конца 80-х годов. Ваня, когда приехал за нами утром смеялся. Радик обижался. Жалко, мы не догадались сфотографироваться на память.
Был случай, когда мы не вывезли кабель сразу и заперли часть его в будке базовой станции, другую часть закинули на крышу. В наш следующий визит кабеля, который был заперт в будке, там уже не было. Это штук на 30. Оказалось, что без нас приезжали проверять правильность установки оборудования, ну и прикарманили добро. Мы звоним подрядчику, говорим, что у нас спёрли кабель. Потом Ваня рассказывал, как он разговаривал с теми проверяющими. Они смеялись, говорили: “Мы не думали, что вы такие обнаглевшие и будете говорить, что мы у вас спёрли кабель, который вы сами спёрли”. Бывает и так.
Меня тогда очень подтачивало, что я - ученик советского авиаконструктора, стоявшего у истоков сверхзвуковой авиации, батрачу и сдаю цветмет. Продолжалась эта работа 2 года.
По истечении полутора лет я её уже ненавидел. Стал сомневаться, а получится ли у меня пробиться в авиацию, стоит ли продолжать?
Однажды сидели в кафе с девчонкой, с которой когда-то учились в одной школе. У меня, наверное, на лбу было написано, что всё очень напряжно.
- Тим, ну у тебя же до этого всё получалось.
- Получалось.
- Ну и сейчас получится.
И я такой, про себя: «Хм! А почему бы и нет?» Просто, когда об этом девушка говорит, оно как-то гораздо доходчивее. А она ещё красивая такая, как принцесса Диана. В общем некоторое время после этого разговора я летал как на крыльях. Но мы не поженились, парень у неё был уже. Да и у меня всё было как-то “на воде вилами написано”.
Через полгода меня наконец призвали! Я стал офицером-исследователем 9-го отдела исследовательского «Методик боевого управления и руководства полётами» и испытывал глубокое моральное удовлетворение от того, что занимался исследовательской работой в интересах военной авиации под руководством грамотных спецов старшего офицерского состава. Это тебе не кабель жечь в поле. У меня не было ощущения, что я напрасно трачу свою жизнь. Про два года армии ссылка в конце статьи.
Потом у нас поменялся командир. Грамотные старшие товарищи уходили один за другим по выслуге лет, и я понял, что пора что-то менять. Так я попал в область промышленной робототехники, где через 4 года после окончания универа стал работать чётко по своей инженерной специальности.
Старшее поколение говорит, что раньше было лучше, когда было распределение, но я так не считаю. Мы выросли в 90-е и с детства привыкли быть добытчиками. Когда сдавали бутылки, чтобы купить мороженку. Мне тесно в рамках принятых кем-то решений и написанных программ. Идти по зыбким тропам, конечно, тяжело, но есть ощущение, что живёшь своей жизнью, а не чьей-то чужой.
Как я прошёл через систему бакалавр-магистр.
Каково служить молодому лейтенанту в авиацентре войсковых испытаний.