1. Я не сказал бы, что современная философия так уж сложна. Она может быть блестящей и весёлой, тусклой и занудной, но не сложной. Все философы, хоть что-то соображающие, давным-давно уразумели, что писать надо так, чтобы тебя понимали, а сам предмет, тобой представляемый в слове, увлекал именно в твоих писаниях, а не в писаниях Ф. В. Константинова, П. Н. Федосеева, М. Б. Митина или Т. И. Ойзермана. Современная философия может быть разной, но не может быть сложной. Ну, не сложнее же неоплатонизма!
Извивы слова, применяемые М. Хайдеггером, вероятно, вполне понятны в лишь Месскирхе или даже только в Шварцвальде под трёхвековым дубом. Так это — недостаток немчика, его местечковость, а не достоинство. Значит только поросль молодых дубков и будет ему вполне внимать. Все прочие, внимающие ему, будут находиться в разной степени неадекватности в отношении к мэтру. Мэтру, конечно, наплевать, ибо он уверен, что учение М. Хайдеггера всесильно, потому что оно верно. И совершенно герметично, только немцам и предназначено. Поэтому плевать ему и на все извращения и недоумения, которым его учение подвергалось и подвергается на иностранщине. Но как раз это и есть свидетельство ограниченности сил этого учения, неполноты вразумительности этого доктринёра.
Итак, тезис остаётся неизменным: современная философия сравнительно не сложна, она достаточно проста для понимания, значительно проще Аристотеля Стагирского или неоплатоников.
2. Я не сказал бы, что современные политические отношения слишком сложны. Для этого не надо даже углубляться в их анализ. Довольно приглядеться к современным политикам, немного послушать их и обратить внимание на их манеры. Ужасающе низкий интеллект современных политиков и политологов (что-то вроде звёзд шоу-бизнеса, решающихся рассуждать о математике) грозит скандалами и крахами самой политике, но для внешнего наблюдателя ничего сложного из себя не представляет. Дураки — они и суть дураки, чем бы они ни занимались: философией, политикой или скотоводством.
3. Сверхвысокая частота участия дураков в публичном дискурсе позволяет им надеяться на свою нормальность (это-то де и есть норма!), а публика постепенно привыкает к ним и становится склонной считать скандальное одурение публичного дискурса нормой, привыкает не удивляться. Такое не проходит бесследно как для публики, так и для дураков. Публика глупеет, а дураки делают карьеры, становятся философски, политически, скотоводчески успешными фигурами.
И тут важно сказать своё слово критике. Показать, что идиот есть идиот, значит сохранить возможность разума для публики и для тебя самого. Удостовериться, что прицел не сбит и оружие пристреляно. Критика — не весь ум, но ум в его чистоте никогда без огня критики не обходится. Он сам закаляется в этом огне. В нём же и очищается.
Насколько важна критика я в очередной раз убедился, когда почитал комментарии Прокла Диадоха и Дамаския Диадоха к «Пармениду» Платона Афинского. Не один десяток страниц посвящается даже простому определению предмета диалога, выяснению того, о чём в нём идёт разговор. Ну так то Платон! «Парменид» — это сложно. Но современные, совсем простые и немудрящие, персонажы подчас настолько неясны самим себе, что у некоторых современных скотоводов, политиков и философов, таковыми персонажами являющимися, стоило бы спросить, о чём они говорят, что это за предмет, по поводу которого они так жарко изъясняются, почти убиваются, хотя говорят словами почти площадными, почти базарными. Ну как на агоре! И только потом, прояснив предмет, начать измерять температуру спора и подвергать испытанию истиной суждения участников по этому предмету. Нормальный порядок именно такой.
2018.06.25.