Встреча
Совершенно случайно вчера устроила себе похохотать. У меня давно не было свободной минутки, так как я стала бабушкой, и забот существенно прибавилось, как прибавилось и радости, и такой щемящей, всепоглощающей любви, что силы удваиваются, а свои ежедневные проблемы уходят на задний план. Но зима все ближе, и кроме меня никто не подготовит к ней мое «поместье». В пятницу увезла в город гостившую у меня дочку с внуком и собакой, навела в доме порядок, перестирала, а в субботу занялась подготовкой к зиме. Я утепляла скважину, когда запел сотовый. Звонила моя школьная подруга:
– Катька, привет! У меня для тебя сюрприз! Передаю трубку.
Незнакомый голос представился:
– Это я, Санька!
– Какой Санька?!
– Да Смирнов!
– Вот это да! Сколько же мы не виделись? Лет десять?
– Пятнадцать. Я считал.
– Давно ты здесь?
– Дня три уже. Мы тут пьем с мужьями одноклассниц, они уже больше не могут. Валька дала твой телефон, я давно хочу тебя увидеть.
Я тоже хотела с ним повидаться, но смутные сомнения закрались в сознание: уж не для того ли ему Валька дала мой телефон, чтобы от него отделаться? Я продиктовала свой адрес и спросила, как он сможет до меня добраться, ведь он пьян и не сможет сесть за руль.
– Для этого водители есть.
Я попросила его передать трубку Вальке.
– Он что, на такси приедет?
– Кать, да ты что? У него водитель в машине сидит. Не волнуйся. Я их сейчас отправлю и перезвоню.
– А он с кем там?
– С Танькиным мужем, мой уже не может больше, у него язва.
– Ладно, пусть едут. Как выедут, перезвони.
Хорошо, что работа по утеплению скважины подходила к концу. Я как раз возвращалась в дом, когда Валька позвонила снова:
– Ну, они выехали.
– Сколько их? Мне на сколько человек накрывать?
– Их один. Он сейчас Танькиного мужа домой завезет, тому завтра в командировку. Потом в магазин заедет.
– Вот и хорошо. От меня до тебя езды часа полтора, так что часа два у меня по любому есть. Слушай, а он очень пьян?
– Да нет, трезвей всех. Армейская закалка. Генералом стать – здоровье нужно.
– А он у нас что – генерал?
– Мать, да ты что, с дуба рухнула? Выше держи.
– А что, выше бывает?
– Бывает. На пару звезд.
– Да иди ты! Ну, и фиг с ним. Для нас с тобой он все равно Санька.
Валька как-то глупо хихикнула и поддакнула, но в переводе на русский это означало: а ты все такая же наивная!
– Слушай, он звонил с твоего сотового, дай мне его телефон, я буду его направлять, а то они заблудятся.
– Ты что, его номера нет ни у кого. А что он тебя найдет, можешь не волноваться! Забыла, где он служил?
Тут я вспомнила, где именно он служил, и посмеялась над собой.
– Так он уже не служит?
– Формально – нет. Но положение он занимает…
– Да, ладно. Мне без разницы. Не президент же…
Валька многозначительно помялась:
– Ну, не президент, но…
Понятно, военная тайна. Не очень-то и хотелось. Впрочем, Валентина всегда относилась с большим почтением к чинам и званиям, наверное, потому, что муж ее как-то очень быстро сделал карьеру, и круг их общения сразу переменился. Впрочем, она всегда тепло относилась к одноклассникам. Особенно к тем, кто достиг больших высот, съязвила я про себя. Странный у нас был класс. Веселый, дружный, шкодливый, а в результате больше половины имеет научные степени и звания, руководят кафедрами, институтами и клиниками. А тут еще и генерал! Ладно, посмотрим!
Я бросилась приводить себя в порядок. Отмылась, соорудила на скорую руку что-то на голове, чуть-чуть подкрасилась и стала накрывать на стол. От радостной суеты я раскраснелась, как никогда, и мое отражение в зеркале мне понравилось. Я призадумалась, что мне надеть, и решила не выпендриваться, чтобы Санька не подумал, что я для него вырядилась. Я натянула чистую просторную футболку и короткие вельветовые брючки в тон и осталась собой довольна: скромненько и со вкусом.
Санька приехал, когда уже смеркалось. Шикарную черную машину с водителем и правительственными номерами оставил у ворот, а когда я попыталась пригласить в дом и водителя, он пресек мои поползновения одним жестом. Мы тепло обнялись, как и подобает старым друзьям. Мне вручили розу и пакет с дарами, я извлекла оттуда только напитки, закусок на столе и так хватало. Одет Санька был просто безукоризненно, все было дорого и сидело идеально. Я выглядела простушкой, каковой, по сути, и была.
Давненько я не слышала столько теплых слов и комплиментов и моему уму, и моей внешности. Щеки у меня горели, глаза блестели. Я смотрела на него с явным удовольствием, почти с любовью. Он был оттуда, из моего детства, из моей юности, которых я почти не помню. Много было такого, о чем я не хочу помнить, а заодно память закрыла для меня и многое хорошее. Странно, но я не раз замечала, что мои одноклассники помнят многое из того, чего не помню я. А многого я просто, оказывается, не знала. Пока мои школьные товарищи влюблялись и грызли азы наук, я гоняла во дворе в футбол и выживала в среде хулиганов и в непростой семейной ситуации.
Себя я помню маленькой толстой суровой девчонкой, всегда готовой к отпору. Так мы и с Санькой подружились. Он пришел в нашу элитную школу, когда мы уже не плохо болтали по-английски, и вынужден был много заниматься, чтобы догнать остальных. Приехали они неизвестно откуда, и суровый уральский климат не пошел ему на пользу – он вечно был покрыт какими-то пятнами – следами то ли аллергии, то ли авитаминоза.
К тому же он был очень высоким, но тощим. Парни встретили его в штыки, травили и шпыняли, а иногда и лупили, провоцируя на драку, но он почти никогда не сопротивлялся, и я не понимала, то ли он слабак, то ли воспитание ему не позволяет давать сдачи. Мне было его жаль и стыдно за ребят, которые никогда раньше так себя не вели. Я же была драчлива, не боялась ничего и никого, в классе ко мне относились уважительно и с опаской, поэтому мне ничего не стоило пару раз заступиться за Саньку, что несколько облегчило его положение. Постепенно он влился в коллектив, и все, казалось, забылось, но его теплое отношение я ощущала и сейчас.
Мы разлили водочку по моим крошечным рюмкам, которые я поставила специально, памятуя, что Санька пьет уже не первый день. Думаю, не понравится – поставлю побольше, но он промолчал. Мы пили наперстками «Абсолют», смотрели с удовольствием друг на друга, болтали о себе и одноклассниках. Санька был галантен и сыпал комплиментами. Получалось, что я сейчас красивее, чем в юности. Я с удовольствием верила. Кстати сказать, он тоже был весьма недурен собой: высокий, худощавый, в седине, которую принято называть благородной, с серыми умными глазами, еще не утратившими блеск. Я спросила его, как ему живется в городе Н, и он немного обиделся. Оказывается, он давно живет в Москве и считает, что все об этом знают. Я чувствовала, как ему хочется поговорить о себе, любимом. Тогда я прикинулась, что понятия не имею, кто он и что он.
– Санька, а ты уже на пенсии?
– Я в отставке.
– А что работаешь? На пенсию, конечно, не прожить!
– Не в этом дело. Пенсия у меня не маленькая. А работаю, чтобы мужиком себя чувствовать.
– Понятно, добытчик и кормилец!
– Я тебе по-простому скажу…
– Валяй!
– Пока я что-то значу, пока от меня многое зависит – у меня стоит. А пока стоит, я – мужик.
– Я тебе также по-простому отвечу: а на пенсию турнут – стоять не будет, и ты уже не мужик?
– Конечно.
– Какая у тебя интересная половая самоидентификация! Первый раз слышу такое от мужчины!
– Все так думают, не все признаются. Власть возбуждает. Поэтому я буду работать до конца.
– Ну, дай тебе Бог! Давай за это и выпьем!
Санька понял, что разговор меня не заинтересовал, тему власти и богатства развить не удастся, и начал меня подначивать:
– Кать, а ведь ты была среди нас самой умной, почему ты так живешь? Чем ты занимаешься? Как ты одета? Ты – такая красивая, тебе нужно лучше одеваться.
– Я дома, мне здесь очень хорошо. Я нашла свое место на земле. А одета я так, как считаю приличным для хозяйки. Уж не думал ли ты, что я надену для тебя вечернее платье?
Он слегка смутился (или сделал вид), но тут же продолжил:
– А чем ты занимаешься!
– Любимым делом. Я хорошо делаю работу, которая доставляет мне радость. Еще и платят не плохо.
– Но с твоими мозгами ты могла бы…
– Слушай, я десять лет занималась программированием, шевелила мозгами, но не чувствовала себя такой счастливой, как сейчас. Я догадываюсь, что ты хочешь сказать: если ты такая умная, то почему такая бедная?
Я улыбалась, он не мог вывести меня из равновесия. Может быть, по его меркам, я бедна, как церковная крыса, но по моим – у меня было все, о чем может мечтать человек. И добилась я всего сама, а многое буквально сотворила своими руками, никогда никого ни о чем, не прося, ни разу не поступив против своей совести.
Он слегка отпрянул. Видимо, я попала в точку. Ему очень хотелось поговорить о бизнесе и его успехах.
– Просто ты могла бы…
– Хорошо, скажи, кем бы ты меня хотел видеть?
Он долго подбирал слова, его мужской шовинизм не подбросил ему ни одной продуктивной идеи, где же себя могла бы проявить умная женщина, и он брякнул:
– Замужней женщиной.
– Я в эти игры больше не играю.
– У тебя никого нет, поэтому ты так говоришь?
Я расхохоталась:
– Ты не поверишь, но я до сих пор не обделена мужским вниманием.
– Так в чем же дело?
– Ты рассуждаешь, как мужчина. Тебе кажется, что женщина без мужчины – пустое место. Наверное, тебе попадались такие женщины. Я жить-то по-настоящему начала, когда с последним мужем разошлась и завязала замуж ходить. Я – счастливая мать, а с недавних пор и бабушка, у меня есть любимый человек, но все это – внешняя атрибутика. Дань общественным представлениям о месте женщины. Когда я беру на руки внука, и он смотрит на меня с таким безграничным доверием, я просто таю и благодарю Бога. Впрочем, тебе это, наверное, понятно, ты, поди, уже давно дед?
– Нет.
– А как твои девчонки?
– Все нормально. И все-таки, я не верю, что тебе совсем не хочется замуж?
– Ну, не верь. Я тебя не собираюсь ни в чем убеждать.
– Тогда объясни мне, что тебе мужики плохого сделали?
– Ты можешь представить, что я кому-нибудь позволила бы сделать мне плохо?
Он засмеялся:
– Пожалуй, нет. Тогда в чем дело?
– Я сама иногда думаю об этом. Мои мужья всегда пытались меня сломать. Хотели, чтобы я думала, как они; общалась, с тем, с кем они считали нужным; смеялась только над тем, над чем смеются они; занималась только тем, что им нравится. Они хотели, чтобы я была их тенью. Ты меня тенью представляешь?
– Пожалуй, нет. Бедная моя, как тебе не повезло в жизни!
– Дурак ты. Это им не повезло. Я-то тоже – не подарок. Со своей кипучей энергией и бурным холерическим темпераментом я их просто забивала, у меня любой мужик через год ложится на диван и начинает оттуда командовать. Или водку пить. А причина – вот, перед тобой сидит. Хватит мне уже мужиков губить. И ради чего? Социального статуса?
Я закурила.
– Да брось ты эту сигарету!
– Вот. И ты уже начинаешь командовать!
Мы рассмеялись дружно и беззлобно, и мне показалось, что он меня понимает, но Санька не унимался:
– Но ведь одной плохо!
– А мне хорошо. Я свободна делать то, что мне нравится. Видимо, я всю жизнь подсознательно стремилась к одиночеству. А я всегда добиваюсь своего.
– И чего же ты добилась?
– Я не думаю, что мне стоит отвечать на этот вопрос, слишком разный мы прошли путь и вряд ли поймем друг друга.
– А давай попробуем. Что ты думаешь, я и в правду дурак?
– Хорошо, я отвечу. Только чтобы тебя не обидеть. А ты меня в психушку не упечешь?
Он обиделся, будто я дала ему пощечину.
– Извини, я все забываю, откуда ты. Я не это имела в виду. Я так любому бы сказала. Одиночество располагает к развитию, я ищу свой путь, занимаюсь духовными практиками, когда есть настроение – пишу, весной сажаю цветы и любуюсь ими, радуюсь солнцу летом и снегу зимой. Границы моего чувственного восприятия расширяются, и внетелесным и внесознательным опытом я познаю мир и себя.
Он смотрел на меня, как на не известного науке зверя, а я продолжала спокойно и с мягкой, почти извиняющейся улыбкой:
– Когда летом я сижу на берегу реки, я вижу структуру энергетических волокон, из которых состоит воздух. Зимой я катаюсь в лесу на лыжах и вижу свет, идущий от деревьев там, где по законам оптики должна быть тень. Я стала немного язычницей, я общаюсь с духами стихий и мест, и они отвечают мне…
Он перебил:
– Как? Как они тебе отвечают?
– Каждый воспринимает это по-своему. Я ощущаю вибрации, все сущее имеет разную частоту вибраций. Иногда вижу немного больше, чем раньше. Но у меня средненькие способности, и мне нужно еще многому учиться.
Он молчал, смотрел на мня и странно улыбался. Конечно, в их ведомстве видали и не таких! А, может, и таких… Все-таки мне хотелось думать, что он-то сделал карьеру не на этом. Он подошел, как-то мельком, по-дружески провел рукой по моей щеке.
– Обними меня.
Я встала и обняла его по дружески, похлопывая, как родственника, по спине:
– Спасибо, что не смеялся. Наверное, мне не стоило быть откровенной. Я так и не научилась давать уклончивые ответы…
– И хорошо, мне было интересно.
Мы пили, болтали, рассказывали друг другу о друзьях детства, кто что знал.
Я, ведущая многолетний трезвый образ жизни из-за постоянной рулежки, пила очень осторожно, по капельке, Санька пил хотя и крошечными рюмками, но по полной. Опьянел он как-то вдруг, по лицу ничего не было заметно, но, вставая, пошатывался и пытался за что-нибудь ухватиться. Мой многолетний опыт общения с пьяными дал осечку. Когда он попросился остаться, ссылаясь на то, что в таком виде ему неловко перед водителем, да и в гостиницу стыдно показываться, я отпустила водителя. Тот явно обрадовался, его давно ждали дома. Ладно, постелю нашему бравому генералу внизу, он все равно скоро отрубится.
Не тут-то было. Мы продолжали застолье, и, хотя ходить он мог с трудом, языком работал исправно. Разговор становился все более скользким и фривольным, пока он прямо, по-генеральски, не спросил у меня разрешения меня трахнуть. Я также просто ответила:
– С чего баня-то пала?
– Не могу, так женщина нужна!
Я возмутилась, такой подход к вопросу был унизителен. Я, конечно, слышала молодежный термин «дружеский секс», но это понятие было не из моей жизни.
– Ну, ты и дурак! Нашел аргумент. Мало ли что тебе нужно! Я с мужиками без любви не трахаюсь.
– А я с детства хотел тебя. Сейчас самое время. Ну, что здесь такого?
– Ничего такого, мы взрослые, мягко говоря, люди. Но я против.
– Я не понял. А почему нет?
Мне очень не хотелось его обижать, и я попробовала отойти поделикатнее:
– Санька, ты мне как брат, а с братьями не спят. Я тебе сейчас постелю тут, внизу. Ты еще рюмку выпьешь и отрубишься, и все дела. А завтра я тебя отвезу.
– Нет, я с тобой лягу.
– Отвянь, не говори ерунды. Зачем хорошую дружбу портить плохим сексом? Мы пьяненькие, старенькие, а ну, как ничего не получится, тебе потом неловко будет!
Он никак не хотел понимать, что я протягиваю ему руку помощи, помогаю выйти из неловкой ситуации, и продолжал настаивать:
– Почему это не получится?
– Потому, что я против.
– Тогда я поехал.
– Флаг в руки. Только водителя мы отпустили, автобусы уже не ходят, а я пьяная и за руль не сяду.