Цензура существовала во все времена. Ничего в этом странного нет и не было. «В начале было Слово». И слово преследовалось с момента своего начала. Печатное – в особенности. Каждый из нас помнит, при какой температуре по Фаренгейту воспламеняется и горит бумага. И знает, что рукописи не горят. Наиболее ранних библеоклазмов касаться не будем, они своё отожгли. Обратимся к временам почти нашим, недалёким (вот она, сила и многоплановость русского языка – недалёким…). После революции набрала размах и обороты чистка библиотечных фондов от «неподходящей» литературы. Сначала книги просто истреблялись, но затем в библиотеках стали создаваться спецхраны, куда ссылалось «непотребное» печатное слово. Позднее было выделено четыре уровня доступа к литературе закрытой категории: «1с», «2с», «3с» и «4с». Отметку об уровне доступа проставлял цензор.
«С 10 июня 1938 года эта отметка представляла собой печать в виде шестиугольника, так называемая шайба». Одна «шайба» означала категорию «4с» и т. д.
Цензура касалась не только печатного, и рукописного слова. А самое массовое его проявление – это письма. И тут цензура является в образе миссис Перлюстрации. Но, как мы знаем, из «Математических начал натуральной философии», действию всегда есть равное и противоположное противодействие. Поэтому не удивительно, что использование Эзопова языка, иносказания, шифров в обычных письмах и дневниках стало делом обычным. «Шифр основывался на принципах перестановки символов и замены их другими».
В эпистолярный обиход прочно вошли эвфемизмы вроде «заболел» (без упоминания конкретной болезни), значит, арестован, «без права переписки» – высшая мера, «7+5», «подлива», «ворон» и т. д. Даже песня «Ты не вейся, черный ворон» носила символически многозначительный характер. И затягивали ее практически за любым застольем… О песне как роде шифра можно рассказывать долго. Чего стоит только шифр ВИК, в котором текстовый ключ был выбран из песни «Одинокая гармонь» (Только слышно — на улице г…)
В дятловском деле есть дошедшие до нас дневники и письма (и упоминание конкретных песен). Следует уточнить, что в «Протоколе осмотра места происшествия 27 февраля 1959 года» в списке приобщенного к протоколу упоминаются только записная книжка Слободина (в списке указана под № 9):
и дневник Колмогоровой (в списке указан под № 11):
Еще в списке значится полевая сумка (под № 6).
На этот раз я решила прочесть эти дневники предвзято. То есть, принять за аксиому мысль, что дошедшие до нас дневники содержат подтекст, иносказание. Насколько я неправа, судить тебе, вдумчивый и неравнодушный читатель. В дневниках Юру Кривонищенко сокращают до «Криво». Вот я и буду читать дневники не прямо, а криво.
Дневник Зины Колмогоровой. В дате 24.2.59 цифра месяца исправлена. И невозможно понять, то ли единица написана поверх двойки, то ли наоборот.
А начинается дневник так: «Ну вот мы и снова в походе. Сейчас в Серове. Вчера целый день до 3-х часов пели песни. С нами ст. инструктор Кауровской турбазы Александр Алексеевич Золотарев. Знает очень много новых песен, просто радостно как-то, что узнали новые песни. Особенно какая-то Цумба и прочие. Сегодня немножко грустно мне как-то».
Золотарев, песни, грустно.
Цитата из «какой-то цумбы» про волка и семерых козлят:
«Эй, козлята, осторожней, рядом волк»
Волк! Цумба, цумба, цумба, цумба!
<…>
«Волчишка серый, ты просто серый»
А сейчас вернемся к самому началу дневника:
«Ну вот мы и снова в походе. Сейчас в Серове.»
Алгоритм допущения подтекста в дневнике Зины:
1. ассоциативно-интуитивный, непроизвольный;
2. намеренный;
Рассмотрим ассоциативно-интуитивный, вероятность которого, на мой взгляд, более высокая. Группа находится в Серове. Из всех новых песен сознание выхватывает именно Цумбу – песню про серого волка и семерых козлят. Золотарев – параллель с опасным хищником. Семеро козлят – дятловцы. К слову сказать, козлят и впрямь семеро.
Сравним с записью в дневнике Люды Дубининой за 25 января:
«В общем, мне очень и очень тяжело. Нам ужасно повезло: Идет «Золотая симфония».
Тяжело, ужасно, Золотая симфония. Сравним с:
Золотарев, песни, грустно. Один и тот же смысловой ряд.
В дневнике Люды Дубининой первая запись сделана 23 января. И в первой же записи тот же лейтмотив:
«На сей раз было много очень новых песен, которые мы тянули с помощью инструктора Золотарева А, идущим вместе с нами в поход. Этого Золотарева никто не хотел сначала брать, ибо человек он новый, но потом плюнули и взяли, ибо отказать – не откажешь.»
Согласитесь, «…песен, которые мы тянули с помощью…» звучит совсем не весело и не жизнерадостно, как должно бы. Все ребята были против Золотарева. Но отказать не смогли, потому что попросил тот, кому отказывать нельзя.
«На сей раз было много очень новых песен, которые мы тянули с помощью инструктора Золотарева А, идущим вместе с нами в поход.»
Что мне бросилось в этой фразе в глаза? Неправильный падеж слова «идущим». Ведь в данной фразе должно быть «идущего».
«Нам ужасно повезло: Идет «Золотая симфония».