Слава о новой книге Марины Львовны под кратким названием из трех букв убежала далеко вперед, прежде чем стало возможным взять ее в руки. Самые разноречивые мнения гуляли по сетям среди тех, кто причисляет себя и к читателям-интеллектуалам, и к поклонникам дамской российской прозы, и просто к полукритикам-получитателям. Внимание к роману подогревала и репутация его автора – лауреата престижных литературных премий и номинантки оных. А еще был замечен поток восхищений талантом писательницы с точки зрения воссоздания атмосферы позапрошлого, то есть девятнадцатого века.
Однако сомнение все-таки мучило автора этих строк. И однажды он был готов достать несколько сотен рублей из своего портмоне, чтобы узнать: а что там случилось в саду у Марины? Но интуиция заставила отказаться от покупки. Выдержка была вознаграждена тем, что в Российской национальной библиотеке мне выдали экземпляр романа М.Л. Степновой для чтения на дому. Чем и пришлось заниматься в течение последних дней.
Здесь-то я попался в ловушку первой главы романа, названной «Мать» (остальные получили соответственно имена – «Отец», «Дочь», «Брат», «Сын»), описывающий имение княгини и князя Борятинских где-то в Воронежской губернии по состоянию на 1869 год. Заметим, что очевидный намек автора на некое подобие семейного романа – не более чем маркетинговая уловка, также как и название, явно отсылающее к русской литературной традиции. Помимо разбросанных там и сям разкавыченных цитат из классических прозаических и поэтических текстов ХIХ и ХХ веков, госпожа Степнова порою очень тонко реконструирует на страницах романа стилистику Льва Толстого вперемежку со стилистикой Чехова, а тургеневскую манеру описывать природу разбавляет привычным самокопанием героев а-ля Достоевский.
Все смешалось в романе, как, впрочем, и в барской усадьбе Борятинских. Сюжет просто на глазах начинает плавится под воздействием жарких и страстных, но очень долгих описаний писательницы относительно того, что, как и с кем происходит. Мысль вьется как тропинка в саду, грозя запутать читателя, которому вместо привычной и характерной для русской литературы линейной композиции предъявляют какой-то постмодернисткий формат «переброса» главных фабульных линий во времени и пространстве, когда объявленные в названии глав (иные длятся почти по сотне страниц) персонажи так и не определяются писательницей: кто кому дочь, брат и сын. Тем более, что степень прямого родства имеют в романе только супруги Борятинские, да их дочь Туся (это имя писательница передала новой героине из своего прежнего рассказа «Моя любимая Туся»). Мелькают где-то на периферии авторского внимания старшие сын и дочь княжеской супружеской пары. А все остальные персонажи являются по воле Марины Львовны, которая каждому придумывает свою историю, отдавая сему процессу немало страниц текста, заводящего внимание читателя в такие фабульные дебри, из которых очень трудно выбраться.
И потому повествование движется некими рывками, теряя плавность хода. Что усиливается творческой манерой госпожи Степновой сначала «разгонять» внутренние монологи своих персонажей за счет продолжительных периодов в стиле Льва Толстого. А затем, к финалу каждой подглавки, включая стилистический стоп-кран за счет отрывочных назывных или безличных предложений, напоминающих не то Набокова, не то Хэмингуэя. То есть читателя постоянно возвращают из давнего-давнего «вчера» в неясное «сегодня». Одна история накладывается на другую и возникает ощущение не целостного текста, а некоего литературного альманаха-дивертисмента с попыткой создания нарратива о судьбе отношений той самой Туси, урожденной княгини Борятинской, и некоего доктора Григория Мейзеля, ставшего ей фактически отцом и наставником по жизни. И при этом сохраняя его центральную композиционную роль в романе настолько, что он становится героем новеллы о борьбе с холерой в Петербурге в 1831 году. Что выглядит явной «вставкой», притянутой к основной линии.
Автор пытается изо всех своих дамских сил соблюсти приличия и исключает возможные природные отношения между мужчиной и женщиной в дуэте главной пары, зато не отказывает себе в некотором эротическом своеволии, раскрывая интимные периодические томления доктора М. по поводу иных представительниц прекрасного и слабого пола. При этом явно не гнушаясь описаний физиологических подробностей от телесных деталей до запахов. И за всем этим как-то сама собою отходит на второй план судьба того самого сада, который и должен был стать главным образом всей книги. Должен был, но не стал, ибо во второй части повествования Марина Львовна сбивается на ретро-публицистику, размышляя о судьбе инородцев в России, а затем и вовсе переносит свое воображение в город на Волге под названием Симбирск…
Далее следует совcем крутой поворот фабулы, приводящей персонажа по фамилии Радович в семью надворного советника Ильи Ульянова. Вы уже догадываетесь о том, с кем Радовичу довелось свести в ней знакомство. Нет, не с Володей, а с Сашей. Именно ТАК будет именовать сей герой своего обретенного близкого друга. Настолько близкого, что финальный – от автора – абзац текста романа раскроет тот самый «секрет на миллион», способный шокировать любого, кто хотя бы прочел рассказы из жизни семьи Ульяновых.
Все смешалось на страницах романа «Сад». И, прежде всего, в семействе Борятинских. Где всем верховодит тот самый доктор Григорий Мейзель, ставший, по сути, центральным персонажем книги. Что также отвечает и традициям отечественной словесности и линии творчества госпожи Степновой, не впервые выводящей «в свет» медика. Только вот жалко тот самый сад, который по приказу милой Туси безжалостно вырубают (привет пьесе А.П. Чехова!). Доктор М. умирает. А его воспитанница на месте вырубленных зеленых насаждений строит столь вожделеемый ею конный завод. Так княгиня становится business-woman.
И век нынешний возвращается на страницы романа о веке, давно и безвозвратно ушедшем. Как проницательно заметила одна моя знакомая в ответ на предложение прочесть роман М.Л. Степновой «Сад», посвященный веку номер 19: «Я лучше прочту что-нибудь из самого девятнадцатого века». С этим мнением трудно спорить. Ибо для этого у нас с вами есть очень большой выбор.
Сергей Ильченко