Заметки о семье Копытовых

Копытов Григорий Ильич из деревни Бакалда Оханского района. Умер 99 лет от роду, в 1924–25 году осенью, когда земля уже подмерзала. Нашли его сидящим за плетением лаптей мертвым. Умер без своей любимой внучки, звал ее «матушонок». Это была Мария, дочь его сына Федора Григорьевича. Уходила она молотить, чтобы заработать, без его согласия. Он говорил: «Не ходи матушонок, денег у меня хватит, куплю тебе все, что надо». Ушла, а вернулась вечером поздно – а его уже нет в живых.

Дед Григорий был строг, суров, тяжел на руку. Любил в семье одну только младшую внучку Маньку, шуструю, хрупкую, трудолюбивую, ласковую.

Григорий Ильич и родом был из этой же деревни Бакалды. Крестьяне здесь и в ближних деревнях (Пантина, Забегаева, Половинка, Копыловка, Притыка и др.) относились к вольным государственным крестьянам. К юго-западу от Оханска, за рекой Очер, деревни Подскопина, Окуловка, Усолье,Баранушки и другие, а также мелкие хутора, были во владении графа Шувалова.

Дед Григорий Ильич – патриарх огромной семьи Гришиных, жил он в старости с семьей сына Федора. У Федора тоже была большая семья, жена, работящая Ольга, сыновья выросли один к одному. Старший Иван – мастер на все руки. Прилежный работник. В его сильных руках топор и рубанок ходили играючи, ловко. Умел и угол вырубить, вытесать паз в стеновом бревне, поставить косяки, связать и застеклить рамы. Не знал отдыха, а в свободные от работы по хозяйству часы вязал сети, ветыли, точил снасти на стерлядь. Вечерами поздно и на зорьке по утрам успевал порыбачить на Каме, в воскресенье уходил с ружьем в лес на охоту. Михаил и младший сын Александр тоже парни крепкие, отличные работники в хозяйстве, особенно младший. Он и шорник и сапожник, грамотный, учился в Оханском городском училище. Кроме сыновей были и три дочери: Дуня, Лидия, Мария. Крепкие, сильные, ловкие, не боялись никакой работы.

В этой большой семье был строгий порядок. Хозяйство справное и не удивительно: пашни, покосы, лес и выгоны для скота – все рядом. Такая семья в 11–12 рабочих рук выйдет на поле в страду с серпами или на покос с литовками – любо взглянуть. Работают как звери. В хозяйстве были три езжалые лошади. Дед Григорий настоял: «Надо прикупить молодого жеребенка. Вырастим, выкормим, будет четвертая лошадь. Можно, будет пахать в две сохи. Ребята вырастут, женятся – делиться будут, по лошадке-то каждому надо будет дать. Да и теперь уже на пахоте легче управляться в две пары. Семья большая, от хлеба живем, как не сеять?».

Вырастили четвертую лошадь. Игренько на четвертом году стал на редкость сильным и резвым. Тут пошли тревожные слухи, что будут «ровнять». У кого много, а кого нет ничего. Этой бедноте-то и будут давать помощь. От богатых отнимать, а этим давать.

Слухи о наделении безлошадных лошадьми стали осуществляться наделе. У богатых мужиков стали брать по одной лошади для передачи беднякам. Гришиных эти тревожные слухи не особо волновали: семья трудовая, большая, на каждого мужика в семье по одной лошади и не приходится. «Нас это не заденет», – говорил дедушка. Но вот нашелся же злой, вредный человек из другой деревни, из Залазны, по прозвищу Цыган. Зазнал он этого Игреньку у Гришиных и заявил в Сельсовете, что никакой другой лошади он не возьмет. Пусть-де они не кулаки, но ведь четыре коня имеют. Ну и добился своего. Явились на двор к Гришиным с представителем Совета и понятыми, объявили решение комитета бедноты и Игреньку увели. Было непонятно, как это можно? Прощелыге через три деревни от Бакалды приглянулась лошадь у трудовой семьи и взяли?! Не воровство, не грабеж, так что же это?

Рассвирепел дед Гриша: «Убить мало Цыгана! Не робеть, ворюга!». Но право в те времена было за Цыгана. Не однажды прибегал домой Игренька, клал голову на шею жене Федора, статной красавицы Ольги. Ласковая, заботливая женщина холила Игреньку для своего младшего сына, знал ее Игренька.

Цыган каждый раз с бранью приходил за Игренькой: «Колдунья! – говорил он Ольге Федоровне, – Приколдовала лошадь. Чего она к тебе рвется?». «Нет! Не колдунья я. Колдунов в нашей семье не бывало. А ты корми коня овсом, а не дубиной, так и не уйдет от тебя».

Зол был этот Цыган на зажиточного мужика из деревни Шабаршихи Василия Павловича. Молодой был красивый мужик, ехал с мельницы с возом муки ночью. Подкараулил его Цыган на спуске с Галечной горы и ударом в висок убил наповал. Лошадь с возом пришла одна домой. Начались розыски. Цыгана как-то заподозрили, допросили, и он сознался, что убил он. Суд. Посадили его в тюрьму, но после амнистии осенью 1927 года[1], выпустили. (Написано 27.02.1972 г., по воспоминаниям М. Ф. Ширяевой (Копытовой); П. Х. Ширяев).

[1] Амнистия, согласно постановлению ЦИК СССР от 2 ноября 1927 года,в ознаменование десятилетия Октябрьской революции.