из "Записок о Москве" Константина Батюшкова
До 1795 года, около Тверского бульвара невозможно было ни ходить, ни ездить со стороны Koзьего болота, местами грязь стояла по колена, и даже посреди самого сухого лета, земля тряслась под ногами. Насыпной вал частью был уже срыт (здесь: одна из граница города); но оставалось еще несколько его возвышений, на которых ребятишки, угладив несколько площадок, на свободе поигрывали в бабки и в свайку.
На травке по отлогостям вала, привязывали к кольям для кормежки, из соседних домов, и лошадей и коров, а в праздничное время, на той же траве сиживали группами семейства близ живущих горожан, распевавших песенки и резвившихся по-своему. Прогуливаясь мимо них, к стороне Тверской улице и Никитской, нам детям очень хотелось взбежать на тот вал. - Но, кстати ли это господским детям, - говорили нам наши дядьки-цимбальды, и мы пятились от тверского вала, как от пугала.
Наместник московский, князь Прозоровский, кажется, первый решительно приказал срыть остатки вала, а землю с него возить и сыпать на трясины. - Экие времена! - говаривали бедные соседи, - все отняли; некуда выпустить и овечки. Люби Бог его сиятельство, а он не хорошо сделал, что бедных людей вздумал обидеть! Но его сиятельство, уничтожая вал, и не помышлял о бульваре, который, конечно, назвали бы тогда, - чёртовым гульбищем.
Впрочем, в 1796 году публичное гульбище уже существовало, но его учредил не наместник граф Прозоровский, а гвардейцы, в подражание Невскому прошпекту в Петербурге, на Москворецкой набережной - под стенами древнего Кремля.
Там они (гвардейцы, а в числе их был и мой отец) думая переиначить Москву-реку на манер Невы, учреждали красивые шлюпки, собирали музыкантов, песенников, цыган, но наши московские красавицы долго не решались прогуливаться по берегу реки; некоторые из них гуляли там только в каретах, разъезжая в них по широкой улице, между Кремлем и набережной. Я не помню, соглашалась ли какая-нибудь из красавиц покататься на шлюпке. И я этого решительно не понимал, и неоднократно просил у своего гувернера, старика ле Ганье: почему бы нам не покататься в шлюпке? - Mon cher, ca ne va pas! - отвечал мне гасконец и мой язык всегда лип к гортани.
Главнокомандующий Москвой, фельдмаршал граф Иван Петрович Салтыков, в доме которого я только что не жил, а бывал почти ежедневно, решительно озаботился устройством Тверского бульвара. На нем тогда уже все было очищено, усажены в четыре ряда березки, укатана кое-как главная дорожка и вот начались первые гулянья по Тверскому валу.
Я не знаю, почему бульвар тогда не смели еще называть бульваром! Но как бы то ни было, а Тверской вал очень скоро перебил "лавочку у набережной", которая в особенности нашим дамам и по сырости, и будто бы по отдаленности как-то не нравилась. Даже моя благодетельница, фельдмаршальша графиня Дарья Петровна Салтыкова (урожденная Чернышева), заметив однажды у меня легкую простуду, советовала остерегаться набережной и гулять только на валу.
Одним разносчикам конфект и фруктов, привыкшим от имени тогдашней молодежи оставлять свой десерт в каретах тогдашних красавиц, весьма не нравился решительный переход московской публики с набережной на бульвар. На нем расставили смиренных разносчиков у входов и по бокам дорожки; им нельзя было действовать самим, а должно было ожидать желающих. Все это и тому подобное заставило славного разносчика Аралу и его товарищей говорить вслух: - Вот какое времечко, выдумали гулять по топям, вокруг Козьего болота. Вечная память Арале, а мы на бульваре погуливаем. Да и когда не было, или не будет Арал, которые бы не толковали обо всем единственно в свою пользу!
Через год, в 1800 году, на бульваре была разбита кондитерская палатка; и в ней торговал голицынский кондитер Иван Федорыч, великий мастер убирать всякими фигурами свадебные столы, из которых почти ни один тогда не обходился без его бланманжейных попугаев, журавлей и кроликов. Но палатка скоро развалилась и в конце 1803, или в 1804 году, вдруг появилась заместо палатки деревянная галерея.
В день Вознесенья мы гуляли по дворцовому саду и Салтыков неожиданно пригласил нас на бульвар - в эту галерею. Экипажи были готовы и мы понеслись. Нас осветили разноцветные огни; встретила музыка, угощение, даже танцы. Я готовился к вальсам, вытягивал перчатки; но теснота от наехавших едва дозволяла начать польку. Добрый, незабвенный фельдмаршал Салтыков! Как нам тогда всем было с ним весело!
С этого времени гулянья на бульваре сделались постоянными. Правда, при военном генерал-губернаторе Беклешеве они несколько поредели. Петр Степанович Валуев открыл новое гульбище на Пресненских прудах и публика, охотница до всего нового, тотчас обратилась к ним; затем явился князь Голицын (Михаил Васильевич), и стал в каждую пятницу (которая и поныне осталась бульварным днем, 1831) освещать бульвар за свой счет и приглашать туда музыку.
Публика опять вернулась на прежнее любимое гульбище; но в 1812 году наполеонисты, пущенные на смерть в Москву, решились вместе с собой умертвить и бульвар, - рубили его деревья, а на других вешали без разбора виновных и невиновных. Ужасное время!
С 1814 года, почти по совершенном истреблении полчищ наполеоновых, бульвар вместе с Москвой начал возрождаться как феникс: на нем вместо березок появились липки; обе стороны бульвара украсились английскими дорожками, клумбами, фонтанами, цветниками; родилась существующая галерея прекрасной архитектуры и бульвар до сей поры все еще слывет одним из любимейших гульбищ для Москвитян.
