22 июня, ровно в 4 часа...
И вот уже 80 лет минуло с того страшного дня, когда над нашей Родиной закружился черный смерч войны, безвозвратно втянувший в свою бездонную воронку миллионы цветущих жизней. И чем больше проходит времени, тем дальше память о войне уходит от нас. Ее пытаются подменить суррогатным китчем типа георгиевских ленточек на дамских сумочках, либо, того хуже, на автомобильных антеннах или - да простят меня "патриоты" - наклейкой "Спасибо деду за Победу" на стекле авто. Апофеозом "победобесия" лично для меня стала увиденная как-то на Мерседесе наклейка "На Берлин!" Если уже "на Берлин", так это на танке надо, ребята.
Память о войне должна быть. Но не в виде "свечи памяти", кочующей со страницы на страницу в интернете, не в виде до тошноты красивеньких картиночек, перевитых для пущего патриотизма георгиевскими ленточками. Может, в этот день скорби и памяти лучше посмотреть документальные фото или видео, вглядеться в лица людей, слушающих 22 июня 1941 года Левитана? Или послушать "Священную войну", от первых звуков которой цепенеешь и понимаешь не разумом, а чувствами, душой, всем существом своим понимаешь - это все было по настоящему. Страшно, грозно, неотвратимо, но с зажигающими надежду словами "Наше дело правое! Враг будет разбит. Победа будет за нами!"
Или посмотреть фильм о войне. Только не современный "боевичок". А если уж свечу памяти зажечь, то не виртуально, а возле обелиска павшим воинам, либо в храме. Постоять, подумать, вспомнить. О тех, кто не вернулся, как бы их не ждали. И о тех, кому посчастливилось вернуться. О тех, кто ушел навсегда. И о тех немногих ветеранах, которые все еще с нами.
Мне не нужна ленточка на сумке, чтобы помнить, что мой дед Володя прошел всю войну и штурмовал Берлин, что мой двоюродный дед Алексей Никифорович из зенитки подбил два немецких самолета, а в 1942 попал в плен, и до конца войны находился в лагере, что у бабушки был брат, дядя Коля, который ушел на войну и погиб совсем еще юным...
Старушка и немцы
Старушка спала прекрасно,
Старушка видела сон,
Как немцы в мундирах и касках
Строем, через балкон,
В ритме марша чеканя
Мерно шаги свои,
Со свастикой на знамени,
В кухню ее вошли.
Свет луны отражался
В начищенных их сапогах,
Шмайссер в руках качался,
Gott mit uns на ремнях.
И оробела старушка,
Когда они сели в ряд
На чистенькой ее кухне,
Как семьдесят лет назад.
Но немцы смирно сидели
Под светом мертвой луны,
И сквозь старушку глядели,
Как тени былой войны.
От страха едва живая,
Она вопрос задала,
Из ада или из рая
Ко мне вас ночь привела?
Мой муж погиб в сорок третьем,
Ему было двадцать лет,
И кто из вас мне ответит,
За то, что его здесь нет?!
И ей ефрейтор ответил:
Вот уже семьдесят лет
На том и на этом свете
Нам места, представьте, нет.
Мы вечно будем скитаться,
Вторгаясь в чужие сны,
Мы людям будем являться
Памятью той войны.
Когда же последний фюрер
Устанет орать "зиг хайль",
Тогда вереницей хмурой,
Возможно, нас пустят в рай.
Старушка молча сидела
На кухне своей в уголке,
И только слеза блестела
На мятой ее щеке.
Воздух плыл и качался,
С портрета, что на стене,
Юный солдат улыбался
В ее необычном сне.
Бабушке моего мужа бабе Гале повезло: ее будущий муж дед Сергей вернулся с войны.