Как же был прав Милтон Фридман, когда спорил о ключевых вопросах, влияющих на экономику еще в 1960 - 1970-х годах.
Он говорил о том, что процентные ставки не лучший индикатор состояния денежной политики. Он утверждал, что в долгосрочной перспективе кривая Филлипса становится вертикальной, и это говорит об отсутствии зависимости безработицы и инфляции. Он оспорил мнение о том, что фискальная политика неэффективный способ контроля над инфляцией. И он же предположил, что контроль заработных плат и цен не будет работать.
Но почему он увидел то, что не смогли разглядеть другие топовые экономисты? Что общего у этих четырех случаев?
Возможно, традиционные экономисты уделяли слишком мало внимания различию между реальными и номинальными переменными. Фридман увидел, что постоянная инфляция – это номинальная проблема, и она имеет номинальные причины.
Когда кейнсианцы анализировали инфляцию, они сосредоточились на четырех переменных:
1. Реальные процентные ставки.
2. Безработица.
3. Скорость обращения денежной массы.
4. Надбавки к ценам (в процентах).
1. В 1960 году Кейнсинаская теория ошибочно приравняла рост номинальных процентных ставок и реальных процентных ставок и нехватки денежных средств. Но здесь есть две проблемы. Очевидная проблема в том, что номинальные процентные ставки могут расти из-за инфляции (эффект Фишера). Менее очевидна проблема в том, что несмотря на то, что нехватка денежной массы часто приводит к повышению реальных процентных ставок, не совсем верно то, что повышение реальных процентных ставок подразумевает нехватку денег. Реальные процентные ставки изменяются по многим причинам. И, наконец, для любой конкретной денежной массы, более высокие номинальные процентные ставки фактически являются инфляционными, так как они повышают скорость оборачиваемости.
2. Кейнсианцы ошибочно сделали долгосрочный выбор между инфляцией и безработицей. Хотя и верно утверждение о том, что жесткая денежно-кредитная политика увеличивает безработицу в краткосрочном периоде, неверно то, что рост безработицы предполагает нехватку денег или снижение инфляции. Для любого заданного уровня номинального ВВП быстро развивающаяся экономика фактически дефляционна. Низкая безработица может сосуществовать с низким уровнем инфляции, как мы видели в 2019 году. Высокая безработица может сосуществовать с высокой инфляцией, как мы видели в 1981 году.
3. Кейнсианцами не принято говорить о скорости оборота денег. Но утверждение о том, что фискальная политика может контролировать инфляцию, косвенно является утверждением о том, что жесткая бюджетная экономия снижает скорость движения денежной массы. Номинальные расходы зависят от количества денег и скорости их обращения, поэтому если не планируется контролировать количество, единственный способ снизить инфляцию – снижение скорости оборота денег. Фридман не думал, что фискальная политика окажет большое влияние на скорость, и даже если это так, это будет в лучшем случае скромный одноразовый эффект. Если рост денежной массы будет поднят с 5% до 10% (в случае положительных процентных ставок), то в итоге почти наверняка инфляция тоже ускорит темпы. Даже если повышение налогов снизит скорость обращения на 2% в течение одного года, это практически не повлияет на более долгосрочную инфляцию, которая вызвана быстрым ростом денежной массы.
Здесь есть важное отличие. Если увеличить рост денежной массы с 5% до 10% в год, то инфляция увеличится примерно на 5% до тех пор, пока будет продолжаться быстрый рост денежной массы. Фискальная политика не об этом. Даже если вы навсегда перейдете на более экспансионистскую фискальную политику, это приведет только к одноразовому увеличению скорости обращения денежной массы. Эффективность денежно-кредитной политики определяется влиянием номинальной переменной (М), а бюджетно-финансовой – реальной переменной (V). Трудно вызвать устойчивую инфляцию, влияя на реальные переменные, такие как скорость оборота денежной массы. В отличие от этого легко увеличить темпы роста денежной массы так, как вам нравится.
4. Тот же аргумент применим и к контролю цен. Предположим, что фирмы обладают некоторой монополией и что ценовой контроль способен снизить наценки на 2%. Это просто приводит к одноразовому падению уровня цен на 2%. Если пойти гораздо дальше с контролем цен, то в итоге вы столкнетесь с серьезной нехваткой бюджета. Но если одновременно ускорить рост денег с 5% в год до 10% в год, эффект дефляции контроля цен будет подавлен эффектом более быстрого роста денег. Это история 70-х годов.
Подводя итог, можно сказать, что кейнсианцы воспринимают инфляцию как микроэкономическую проблему, которую можно решить, воздействуя на реальные переменные. И это так, в случае если вы хотите снизить относительную цену одного товара, вам нужна политика, которая влияет на реальные переменные. Но инфляция – это номинальное явление, и она требует номинальных решений. Необходимо снижать темпы роста номинальной денежной массы.
В некоторых отношениях кейнсианская ошибка была понятна. Между 1879 и 1968 годами цена золота была фиксированной, за исключением 1933-34 годов, когда она выросла с $20,67 за унцию до $35 за унцию. На протяжении большей части этого длительного периода люди, как правило, думали о высоких и низких ценах, а не о высоких или низких темпах постоянной инфляции. В мире, где уровень цен скачет вверх и вниз, и инфляция не является постоянной, четыре кейнсианских заблуждения, о которых говорилось выше, представляют собой гораздо меньшую проблему. Реальные и номинальные процентные ставки схожи, кривая Филлипса более стабильна, повышение налогов может немного снизить уровень цен в период высоких цен, а контроль цен может оказать умеренный эффект во время временного скачка уровня цен.
Но если уровень инфляции вырастет с 2% до 8% в год и высокая инфляция будет сохраняться в течение длительного периода, тогда реальные теории инфляции станут почти бесполезными. Это мир монетаристов, и Милтон Фридман был хозяином этого мира.
PS. Некоторые из этих аргументов менее применимы к миру с нулевыми процентными ставками. Но Фридман выигрывал свои споры с кейнсианцами в то время, когда номинальные процентные ставки были намного выше нуля.