Пять лет назад я с мамой похоронил своего отца. Он ушел поздней осенью, когда земля уже покрывалась снегом.
Помню, как мы стояли возле размытой могилы, а в лицо нам хлестал ледяной дождь. Я тогда благодарил небо за такую погоду: мои слезы не были заметны посторонним. Я был так подавлен, что даже не смог поддержать маму в такую трудную минуту. Хорошо, что смогла приехать ее сестра. Она-то и взвалила на себя все печальные хлопоты. И хотя при жизни отец с ней не очень-то ладил, Лариса сумела организовать ему достойные похороны.
Да, отец нелегко сходился с людьми, предпочитая проводить досуг в одиночестве. Из-за этого тетя Лариса считала его высокомерным и заносчивым. А на самом деле он просто не любил болтать о пустяках. Вероятно, этим он покорил мою мать: отец был человеком дела, непохожим на большинство мужчин, только и умеющих что чесать языком направо и налево.
Родня даже пыталась отговорить ее от замужества, полагая, что умница Светочка может найти более подходящую партию. Но мама и слушать никого не хотела. И не прогадала. Более верного и любящего мужа трудно было сыскать. Это даже я понимал, когда научился хоть что-то соображать. И я всегда завидовал их отношениям: вот настоящая пара! Мне бы такие отношения в семье...
Помню такой случай: на одном из дней рождения матери к Володе начала откровенно приставать какая-то ее подвыпившая подруга-красотка. Она плюхнулась к нему на колени и стала кокетливо требовать поцелуя. Света опешила, да и все гости напряглись.
Я, наблюдая за сценой из прихожей, тоже замер, но отец с честью вышел из щекотливой ситуации: сплавил назойливую даму своему холостому другу, заявив, что его убеждения не позволяют никому, кроме жены, совершать столь интимные действия при людях. Все рассмеялись, вечер продолжился.
Родители мои долго не могли завести ребенка: у мамы было три выкидыша, причем переживала она их очень тяжело. И когда Света в очередной раз понесла, то побоялась сказать об этом мужу — щадила его чувства. С опаской ждала она каждый день, каждый час, что крошечное сердце внутри нее перестанет биться.
Но малыш — то есть я — крепко держался за жизнь и не собирался так просто сдаваться. Мама открылась мужу только тогда, когда живот уже невозможно было скрывать. Отец сначала испугался, а потом очень обрадовался. И до самых родов они скрывались от родни и друзей, словно опасаясь, что кто-то может повредить их возможному счастью.
Я родился точно в срок. И первым, кто взял меня на руки, был отец. Он поддерживал маму на протяжении всего периода беременности и настоял на том, чтобы быть рядом в самый ответственный момент. Тогда это было почти немыслимо, никто в то время не предлагал мужьям присутствовать на родах. Но он добился.
Отец души не чаял во мне и проводил со мной, казалось, даже больше времени, чем мама. Шахматы, бильярд, рыбалка — чем только мы вместе не занимались! Особенно любил я прогулки с папой. Он так много знал об окружающем мире, так интересно рассказывал о любой козявке, травинке, звезде...
Я каждую осень с нетерпением ждал зимы: едва-едва снег покрывал землю, как мы отправлялись с ним на лыжах в лес. Сами прокладывали первую лыжню. А нагулявшись вдоволь, делали привал с горячим чаем и домашними пирожками, которыми щедро снабжала нас в дорогу мама. К концу зимы все близлежащие леса были исхожены нами вдоль и поперек.
А когда я вырос и уехал от родителей, то все равно старался не изменять нашим зимним традициям. Пусть и не получалось у меня приезжать каждые выходные, но в те дни, когда я появлялся на пороге дома, папа бросал все дела и посвящал свое время исключительно мне. Лишь в последний год жизни не смог он встать со мной на лыжи — был уже слишком слаб из-за болезни.
Когда его не стлало, я почти 3 года не мог взять в руки лыжи. А потом тяга к зимнему лесу все же пересилила мою депрессию. Я сложил в рюкзак термос и бутерброды, закинул в машину снаряжение и поехал за город — мне нужно было хорошенько подумать.
В моей семье тогда наметился некоторый разлад. Я заметил, что мы с женой как-то отдалились друг от друга. У нее стали появляться незнакомые мне подружки, с которыми она предпочитала проводить время отдельно от меня... Она стала часто раздражаться и злиться не по делу. Наконец, объявила, что хочет поехать в отпуск одна. Я задумался.
В лесу было чудесно! Я углубился в чащу, оставляя за собой ровную лыжню. Вспоминал отца, конечно. Не знаю, как долго я шел по лесу, погрузившись в свои мысли, бойко прокладывая ровную дорожку, но очнулся, наткнувшись на... лыжню. В недоумении стоял я, пытаясь понять, мои это следы или кто-то уже ходил по лесу?
Так, и где я бросил машину? С какой стороны я шел? Я так был рассеян и огорчен, когда приехал в лес, что в спешке не поставил в телефоне метку на карте. Предположив, что логичнее всего будет повернуть назад и следовать по своей лыжне, я развернулся и около часа шел, но... она все не заканчивалась. Казалось, она ведет меня не к машине, а в самую глубь леса.
Между тем уже начало смеркаться, и я стал плохо различать дорогу.
Вот и совсем темно, я остановился выпить кофе. Попытался собраться с мыслями. Обнаружил, что телефон разрядился... Отлично!
Я уже нервно и беспорядочно метался по лесу, пытаясь найти лыжню. Мороз крепчал, я с горькой усмешкой подумал: «Вот только не хватало замерзнуть в лесу. И это в век гаджетов!» Присев на поваленное дерево, я закурил.
– Э-эй, помогите! — заорал я в темноту, не особо надеясь на успех.
- А-ау!
Тишина.
- Люди! Ау-у-у!
- А-ау! Сюда! — послышалось вдруг вдалеке.
Я встрепенулся. Вскочил, снова нацепил лыжи и побежал на голос. — Эй, вы где? — кричал я, пытаясь определить направление, откуда доходил спасительный крик.
Я пробирался сквозь какие-то кусты, почувствовал, что разодрал щеку об колючую ветку. Ноги заплетались, я безумно устал, споткнулся, ударился голенью об какой-то пень, и тут... Откуда-то сверху меня накрыло огромной лавиной снега, от неожиданности я не устоял на ногах. Очнулся в сугробе, отряхнулся, поднял голову — эта лавина сошла с огромного дерева. Нога ныла, руки ничего не чувствовали от холода, и тут я услышал: «Вставай, сынок! Поднимайся скорее».
Покрутил головой: отец стоит буквально в 2–3 метрах. В лыжном своем костюме, что я помню с детства.
«Ну, скорее поднимайся, пока не замерз. Давай-давай! Рано тебе ко мне. Вставай на ноги, ну?» — он махал мне лыжными палками и улыбался.
Неимоверными усилиями мне удалось подняться. Нога болела ужасно. Сил почти не было, и отца, конечно, уже не оказалось рядом. Какой-то смутный силуэт я еще различал, но он ли это был?.. Но я вдруг отчетливо понял, куда идти. Не знаю, как объяснить, просто в голове сложилась картинка, как карта. Вот туда, и потом направо... И дорога уже недалеко. Вот только нога не хочет двигаться, сломал, наверное...
- Эй, ау-у! — снова крикнул я. — Кто тут?
- А-у, сюда! — раздалось в ответ. И этот крик звучал гораздо ближе, чем в первый раз.
Через пару минут меня подняли на ноги сильные руки. Это был лесничий. Обходя свои владения, он услышал меня и поспешил навстречу. Через полчаса мы нашли мою машину и поехали к нему согреваться.
Он налил мне чаю с медом и лимоном, отрезал домашнего сала и сказал: «Даже не знаю, парень, как это получилось, что я пошел тебя искать. Сидел вот тут на твоем месте, чай пил и вдруг... будто кто в бок толкнул. Иди, говорит голос, там человеку помощь нужна!»
Он согрел меня, а потом на моей «мазде» отвез меня в больницу. Мировой мужик! Когда сняли гипс, я приезжал к нему с бутылкой хорошего виски. Он поблагодарил, но признался, что водку больше уважает.
Дорогие читатели ставьте лайки, пишите комментарии и подписывайтесь на мой канал.