Найти тему
Вадим Ольшевский

БУБОЧКА К БУБОЧКЕ

- Я сегодня вымыл окна, - неожиданно произнес, обернувшись ко мне, незнакомец, пожилой грузный мужчина, сидящий рядом на скамейке брайтоновского боардвока. В новеньких лакированных концертных туфлях, и выглаженных до стрелочки черных брюках от костюма. И почему-то яркой гавайской рубахе и потертой красной бейсбольной кепке с эмблемой Нью Йорк Янкиз.

– Я окна вымыл, – продолжал он. - Понимаете, о чем я?

- Меня зовут Ильдар, - продолжал незнакомец, внимательно наблюдая за моей реакцией на его внезапное обращение. – А вас как зовут? Вадим? Очень приятно!

- Господи, - продолжал Ильдар. - Господи, как я любил эту женщину!

- Ее звали Ребекка. Это в Америке она стала Ребеккой, а во Львове ее все звали Ривкой. Ее уже 10 месяцев как нет уже. Сгорела за три месяца! Болезнь!

- Десять лет назад я записался на прием к врачу. – рассказывал Ильдар. – Ухо вдруг разболелось. Я тогда по-английски еще не очень. Только приехал, угол снял у Степана на Кони Айленд, с деньгами тогда еще туго было. А у нее на сайте было написано - владеет английским, русским и польским языками. Ну, я к ней и записался. Очередь – длиннющая! Все наши.

Ну, она, конечно спрашивает, - на что жалуетесь? А я ей, - доктор, я не помню уже… Я, как вас увидел, так сразу забыл о всех жалобах. Меня сейчас одно интересует, откуда вы тут такая красивая? Скажите, где берутся такие удивительные женщины?

Говорю, а сам думаю, - господи, что я несу? А может она замужем? Хотя нет, кольца нету вроде. А главное - руки, движения… Голос! С ума сойти!

Она засмеялась. Компрессы мне прописала какие-то, капли, я не помню какие. Десять лет назад это было.

- А на следующий день, - говорил Ильдар. - Я ей букет цветов занес. Утром. Орхидеи, самые дорогие. Хотя денег и так в обрез было. Оставил у нее на ресепшине. Цену содрал только с целлофана и оставил. А девочка там у нее, помощница, спрашивает, - может врача вашего позвать, вы ей сами, может, подарите?

- Не надо, - говорю. – Передайте ей и скажите, что от Ильдара.

Я ей всегда потом только орхидеи одни дарил. И на праздники и так просто. Они и сейчас дороже всех других у нас на углу. А тогда, после приема этого первого, я ей каждое утро букет в кабинет ее заносил. Неделю целую орхидеи ей на ресепшине оставлял.

Я тогда в ЭмТиЭй работал в ночную смену всегда, вот как уйду с работы, так сразу в 10 утра букет ей и куплю. И потом домой спать.

А через неделю она сама позвонила, - как ваше ухо? Телефон мой в карточке посмотрела, наверное.

- Как вы себя чувствуете? – спрашивает. – А давайте пойдем в театр? Хотите?

А я, главное, и не рассчитывал ни на что со своими букетами этими. Просто приятно ей хотел сделать. Ну, обрадовался, конечно. Давайте в театр!

После театра, значит, сидим мы в «Глечике», борщ взяли, цыпленка табака, осетрину. Я ей о себе рассказываю. Как я в торговом институте слушал курс «Советское право». Это же самый важный курс в жизни, ведь мы все, каждый, под какой-нибудь статьей уголовного кодекса ходим.

- Все мы под богом ходим, - это она мне комментирует.

- Это верно, - уточняю. - Мы все под одним богом ходим, но статья при этом у каждого своя. И надо точно знать какая!

Вот я потом после института в буфете БДТ работал, так мы эту осетрину пополам резали, тоненькие куски значит, чтобы в два раза больше бутербродов было. Это одна статья. Нарушение норм закладки! ГОСТ! А вот когда мы икру в магазине Океан покупали за свои деньги, и подпольные бутерброды с ней делали, то это уже совершенно другая статья! Понимаете? Мы все под одним богом ходим, но статьи у всех разные!

Я ей это все в Глечике рассказываю, она смеется. И у нее такой смех замечательный, и ямочки, знаете, так что хочется ей еще и еще рассказать. Раскрыться, чтобы никаких секретов, никакого, как они сейчас говорят, личного пространства.

- Ну, если Товстоногов в буфет заглянет, или Басилашвили, - это я ей. – С ними мы нормы закладки всегда соблюдали. Всегда! Потому что нельзя со своими так поступать, понимаете? Свои – это всегда свои, и все должно быть полной чашей. Как говорится.

Словом, два месяца я Ривчика своего по театрам водил, пока у нее ремешок на сумке не оторвался. Сумка эта у нее ее любимая была, кожаная, она ее еще в Италии купила. Итальянцы умеют с кожей работать, это у них в крови.

- Зайдемте ко мне, - я ей говорю, - я вам вмиг починю.

И что оказалось? Что мы в соседних домах живем! Она мне не говорила, не хотела, чтобы я знал раньше времени. Смешная!

Ну, с кожей я же тоже не хуже итальянцев. В институте я же что? Шкурки у охотников покупал за 10 рублей. И сам выделывал. Охотники же только солью их обрабатывают, для сохранности просто, и привозят по 5-10 шкурок на продажу. А дальше я уже их сам размачивал фторидом натрия, потом сульфатом аммония обрабатывал. И только потом уже по технологии уже идет дубление. За дубленую шкурку я уже брал по 100-150 рублей. Тысяча процентов прибыли! Вот так вот!

Короче, взял у нее сумку на день, и сделал из нее лялечку. Новее новой была!

- Извините, - говорю ей, пока она у меня сидела. – Мне вас нечем накормить, только омлет.

Это я специально так. Омлет же – мое коронное блюдо. Им легче всего удивить. Вроде все просто, три-четыре ингредиента. Но попробуйте мой омлет с зеленым горошком, вы не поверите, что может быть такой вкус. Она ошалела просто.

- Это правда омлет? – спрашивает. – Потрясающе! Вы каждый день так завтракаете?

Вижу – ей нравится.

- Все надо делать правильно, - отвечаю. – Ничего нельзя делать на глазок! Технология! Нельзя жизнь свою жить на тяп-ляп. Только высшие стандарты во всем!

А сам ей уже о соке манго своем в БДТ уже рассказываю. Его же в России, в СССР тогда не было нигде, и народ вкуса настоящего не знал. А у нас в буфете, он был. Мы его как делали? 50% сока, 50% воды. Это уже другая статья уголовного кодекса! И таблетку сахарина еще туда обязательно. Для вкуса. Вот.

Ко мне тогда Ильгида, племянница моя заходила, она тогда как раз в торговом на втором курсе училась. По моим стопам пошла. Династия!

- Дядя Ильдар, - говорит, - покажи мне, как вы сок водой разбавляете? Я ей два стакана налил, один из банки, второй – наш с водой и сахарином.

- Где настоящий? – спрашиваю?

Ильгида на разведенный показывает. Понимаете? Вот.

Я все это Ривчику в первый вечер рассказываю, вижу – смотрит на меня изумленными глазами.

- Вы, наверное, из другого мира какого-то своего, - это я ей. – Думаете, наверное, что это все запредельные сказки. А на самом деле это была быль. Понимаете? Быль!

Она смеется. И глаза такие у нее мисчивос немного. Как будет мисчивос по-русски? Озорной? Точно, озорной такой, с лучиками. Как я любил ей рассказывать! Часами рассказывал ей свои истории, у меня их же куча. Тысяча и одна история! В общем, мы с ней весело жили.

Так, извините, мне надо Боре смску срочно сбросить. Боря – это ее сын от первого брака, у него церебральный паралич. Завтра к нему приходит Алишер, его хоум аттендант. Он из Узбекистана. Еду Боре на три дня приготовит, приберется. Медикэйд нам Алишера оплачивает. Все-таки, знаете, Америка – замечательная страна! Подождите, я сейчас Боре напишу, чтобы он мясо из морозилки достал для Алишера, для плова завтра. Я это мясо Боре вчера в морозилку забросил. Вот.

Так, на чем я остановился? Что там у нас дальше с Ривчиком потом было? Потом мы стали квартиру искать. Зачем платить рент дважды? Лучше же свое что-нибудь купить. Правильно? Вот. А агентша по недвижимости нам только квартиры с одним туалетом показывает. Привыкла, что с русскими так можно.

- Людмила! – я агентше говорю. – Ребекка сказала, чтобы у нас было два туалета! Понимаете? Два!

- Это надо тогда лакшери смотреть, - Людмила отвечает.

Ну, что? Купили лакшери. Два бедрума. В отношениях же как? Как на кухне у плиты. Надо соблюдать технологию. Нельзя за женщиной ухаживать тяп-ляп. Понимаете, о чем я? Нельзя в отношениях с женщиной нарушать нормы закладки! Только надо окружить ее заботой по высшим стандартам!

Короче, съехались, я ей сразу унитаз поставил японский. Заходишь – свет сам зажигается, крышка поднимается. Выходишь – он сам воду спускает. Электроника! Она утром зубы чистит, я ей суперсоник щетку купил. Самую лучшую.

Она чистит, а я пока на кухне котлеты ей на завтрак делаю. Котлеты – в чем секрет – их надо на раскаленную сковородку класть. А иначе фарш масло впитывает, и вы сами понимаете что. А если на раскаленную – то сразу корочка образуется. Я их тогда переворачиваю, чтобы и на другой стороне, и свои истории из кухни ей пока рассказываю.

Вот как например у нас в театре антракт объявят, так мы в буфете сразу гул слышим, как народ к нам по лестнице наперегонки. Кто первый. Гул такой идет, как будто быки в Испании. Знаете бег быков на праздник Энсьерро? Вот и тут в БДТ то же самое всегда. А мы гул слышим – и сразу осетрину на бутербродах переворачиваем. Потому что если ее тонко резать, то она за первое действие высушивается и по краям наверх загибается. Надо перевернуть.

А давали мы тогда спектакли потрясающие, «История лошади» по «Холстомеру» Толстого, или «Энергичные люди», к примеру. Это же классика! Народ после классики всегда в буфет ломится, и мы тогда сок манго им в бокалы чуть-чуть заранее разливаем. Тут же какая особенность? Если он 10 минут постоит, то сок вниз бокала опустится, а вода наверх поднимется. И будет у вас тогда флаг Ватикана. Желто-белый. Поэтому надо в бокалы разливать непосредственно перед самым антрактом. Понимаете, о чем я? Вот. А как угадать, когда антракт? А по программе телепередач на вечер. Если ничего интересного, то через час и пять минут после начала. А если, скажем, вечером хоккей показывают, или «Что, Где, Когда?», то актеры быстрее свои роли проговаривают, за 55 минут, чтобы к концу передачи домой успеть. Понимаете? Во всем есть свои нюансы.

Я ей это все из кухни рассказываю, а потом паузу специально делаю, чтобы проверить, слушает она или нет. Молчит. Я тогда к ней в ее ванную иду.

- Ривчик, а ну повтори, что я сейчас сказал? – обнимаю ее.

- Ты говори, говори, - она смеется. – Неважно. Мне нравится тембр твоего голоса.

Ну, я тоже смеюсь. Не слушает, значит. Ну и ладно. Ей неважно, и мне тоже неважно. Это ведь все очень важно – тот же тембр голоса. Ей мой тембр, а мне в ней температура ее тела нравилась. Обнимешь ее утром, и у нее всегда температура тела правильная. А что еще нужно? Понимаете, о чем я?

Ну, что, иногда ругались, конечно. Даже уже не помню ни разу из-за чего. Ну, ерунда какая-нибудь всегда. Она же порядок во всем любит, бубочка к бубочке, а у меня характер восточный, вспыльчивый. И я ей тоже иногда что-то ответить могу. И она сразу оденется и уйдет на боардвок гулять. Погуляет там минут 15, остынет, и – в магазин «Интернэшинал фуд». Мне что-то вкусненькое купить. Я уже знал - как поссоримся - так она через полчаса всегда назад. С чем-нибудь к чаю.

А я к этому времени уже всегда чай заблаговременно заварю, и мы сразу на балконе вдвоем сядем. Смеемся оба. Какие мы дурные. Понимаете, о чем я?

А два года мы назад мы на Арубу полетели. Все Карибские объехали уже за десять лет, она всегда выбирала куда. А я – как Ривчик! Мне с ней везде хорошо было. Повсюду были, а на Арубе – ни разу. Одним словом, поехали. И у нее там ранка на ноге появилась, на пятке, вначале думали от песка инфекция какая-то. А потом уже, через пару месяцев, спохватились, поздно уже было. Агрессивная форма, метастазы в колено и дальше.

Я тогда на трех работах работал. Помогал иммигрантам легализоваться. Это первая работа. Понимаете – помогал. Это очень важно. Если не оказываешь юридическую помощь, а только помогаешь – ты ни за что не отвечаешь. Под статьей не ходишь тогда. Это я сам придумал!

Вторая фирма моя – помогал пройти интервью в ЭмТиЭй. Понимаете, помогал! За 700 долларов с ученика. У Степана школа вождения, помещение, классы, машины. И я у него в классах его по вечерам закон Ома иммигрантам преподавал. И технику безопасности. Они же в ЭмТиЭй на интервью всегда закон Ома спрашивают. А закон Кирхгофа, кстати, – никогда. Не знаю почему. Вы знаете, что в ЭмТиЭй 80% работников – русские? Угадайте с трех раз почему. Они нашу школу окончили.

Я эти две работы бросил, хотя деньги были немаленькие. Бросил, чтобы Ривчику последние дни посвятить. Ну, что. Мы все правильно делали. На зубную пасту органическую перешли, диету я ей выдерживал стопроцентно. Завтрак, обед, ужин. А она такая молодец! У нее же всегда бубочка к бубочке! Очень организованная. Когда она ушла уже, мне для Бори документы для Медикэйда нужны были. Смотрю – а она мне папочку со всеми бумагами уже сложила. И потом еще тоже было. Все предвидела и все приготовила!

Мы с ней по врачам, на все процедуры вместе ходили. Пока своей очереди ждали, я ей рассказывал, как мы в театре компот из сухофруктов варили. По ГОСТу же ложка в стакане компота должна стоять! Норма закладки! А у нас в стакане одна одинокая слива одним ломтиком яблока погоняла. Понимаете, о чем я? Она сидела, слушала, молчала, за руку мою держалась. Понимаете, о чем я?

Я и сейчас не очень чувствую, что она ушла. Я ей все равно все рассказываю, просто она меня краем уха там где-нибудь у себя слушает. Как всегда. Понимаете?

Просто есть люди, они живут сегодняшним днем. Мечутся, оптимизируют, изменяют друг другу. Мелочные! Для их есть только сегодня! Отсюда и эгоизм. У них поэтому же нет своих никогда. У них в жизни вообще нет своих!

Но это же неправильно! Ведь человек – это ведь вам не какая-нибудь однодневная бабочка в животе! Человек – это вся его жизнь! И поэтому десять лет с Ривчиком – они у меня все равно остались. И что хорошо? Я же все десять лет все для нее делал правильно! Все десять лет!

Подождите, мне надо Боре ужин заказать из китайского места. Алишер же только завтра приходит, у Бори, наверное, уже еда кончилась. Он мисо суп любит и Кунг Пао Чикен. Подождите минуту, я сейчас через телефон ему закажу.

Вот. Так на чем я остановился? Когда она ушла, для меня ничего не изменилось. Понимаете? Когда я за компьютером сижу, забываю, что ее нет. Она всегда как будто у меня за спиной слева стоит. Вот здесь. Слева почему-то. Не знаю почему.

- Ривчик, - я ей по-прежнему на экран показываю. – Смотри, мэр Блумберг хочет наш боардвок заасфальтировать. Вместо досок теперь асфальт будет.

Скажу, и сразу вспоминаю, что ее уже нет. Вот. А сегодня окна с утра мыл, и вдруг, уже там наверху, опять вспомнил, что она уже не обрадуется, что в комнате светло. Когда с работы вернется. Вот. Окна вымыл, а рассказать некому. Понимаете, о чем я? Понимаете?