Продолжение книги-детектива Владимира Матвеева и Елены Годлевской «Собери моё тело»
Смирись, Кавказ! Идет Ермолов!
На Кавказе главной целью «проконсул», как назвали Ермолова с лёгкой руки брата царя – Константина, ставит, конечно же, обеспечение безопасности российских закавказских территорий. А они были отделены от России землями Чечни, Горного Дагестана и Северо-Западного Кавказа, которые населяли разноплеменные воинственные горские народности, постоянно совершавшие опустошительные набеги на территории, находящиеся под покровительством России. При этом мусульманское духовенство, турецкие и иранские эмиссары проводили здесь антирусскую агитацию, подстрекая к вооружённым выступлениям.
Прибыв на Кавказ фактически прямо с европейских полей сражений, где действовали правила классической военной стратегии, Ермолов, в отличие от своих предшественников и тех, кто в последующем сменит его на посту начальника корпуса, не стал торопиться их применять. Он интуитивно почувствовал, что в горной стране, населённой «дикими» племенами, воевать так, как с Наполеоном, давая «генеральные сражения», бессмысленно. Ведь здесь не было ни единой вражеской армии, ни, подчас, даже представления о том, кто враг и где он.
Покорение этого пространства требовало кардинального пересмотра общих подходов к проблеме. Ермолов решил, по возможности, отказаться от бессистемных и зачастую никчемных экспедиций, которые нередко давали мнимые победы – разгромленные аулы присягали на верность России и тут же забывали о клятвах, как только войска возвращались на свои опорные базы. И он начал «осаду кавказской крепости».
В отличие от своих предшественников, действующих только с помощью штыка, Ермолов взял в руки… топор. Чтобы ограничить горцам свободу действий и выдвинуть русские базы поближе к Кавказскому хребту, он построил многочисленные укрепления – крепости Грозную, Внезапную, Преградный Стан, Бурную… А ещё русские войска стали рубить дремучие горные леса, что позволяло им не только проникать в глубь горных районов, бывших прежде недоступными, но и дало возможность их членить и блокировать.
Те, кто наместнику на Кавказе, а в его лице – интересам России противодействовал, становились его личными врагами, с которыми он обращался беспощадно. «…Я давно уже рассуждаю более о пользе Государства, нежели о собственной», – пишет Ермолов. А для государственной пользы тогда все средства были хороши. Ни проблемы нравственного выбора, ни проблемы выбора вообще перед этим человеком не стояло. Ермолов вёл войну и не мог делать этого иначе, как средствами войны, среди которых не бывает гуманных. И здесь он не изобрёл никаких новшеств и не позволил себе ничего такого, чего не позволяли бы его предшественники, его преемники или его противники.
«Я не отступаю от предпринятой мною системы стеснять злодеев всеми способами. Главнейшее есть голод и потому добиваюсь я иметь путь к долинам, где могут они обрабатывать землю и спасать стада свои… Голоду все подвержены и он всегда ведет к повиновению».
«Злодеев», потому что сопротивление горцев власти российского императора рассматривалось им лишь как препятствие на пути решения самой важной для него задачи – округления границ России и «введения необходимого порядка и должного властям повиновения». Повиновались? Нет проблем – живите, возделывайте поля и сады, растите детей. Сопротивляетесь? Обманываете обещаниями, которые тут же нарушаете? Получите штык и топор.
«Я многих, по необходимости, придерживался азиатских обычаев и вижу, что проконсул Кавказа жестокость здешних нравов не может укротить мягкосердечием, – поясняет свои действия Ермолов. – …Я действовал зверской рожей, огромной своей фигурою, которая производила ужасное действие, и широким горлом, так что они убеждались, что не может же человек так сильно кричать, не имея справедливых и основательных причин» – писал Алексей Петрович.
Ермолов не лукавит: «Железом и кровью создаются царства, подобно тому, как в муках рождается человечество». И отчитывается: «Бунтующие селения были разорены и сожжены, сады и виноградники вырублены до корня, и через многие годы не придут изменники в первобытное состояние. Нищета крайняя будет им казнию».
Откуда в образованном генерале, считающего товарищем самого простого солдата, такая жестокость? Этого не понять, если не знать, кто служил проконсулу примером для подражания.
Известно, что он с юности – ссыльной юности, где у него была масса свободного времени, увлекся Древним Римом. Это не было просто интересом к прошлому. Героика древних времён стала руководством к действию.
К примеру, одним из наиболее действенных способов воздействия на варваров Цезарь считал уничтожение посевов и вообще запасов продовольствия. И если Ермолов писал: «Голод ведёт к повиновению», то он имел перед собой реальный исторический пример: «Цезарь отправил к лингонам гонцов с письменным приказом не помогать гельветам ни хлебом, ни чем-либо иным. Тех, кто окажет им помощь, он будет рассматривать как врагов наравне с гельветами <…>. Доведённые таким образом до полной крайности, гельветы отправили Цезарю послов с предложением сдачи. Цезарь потребовал от них заложников, а также выдачи оружия и перебежавших к ним рабов». Подобные отрывки из «Записок о Галльской войне» можно сопоставлять с соответствующими фрагментами «Записок» Ермолова и убеждаться в их несомненном сходстве. Вот текст Цезаря: «Сугамбрии <…> укрылись в густые леса. Пробыв несколько дней в их стране, Цезарь приказал сжечь все селения и дворы и скосить хлеб». А вот «шутка» Ермолова – о том, что он не станет утруждать чеченцев сбором урожая, поскольку их хлеба скосят его солдаты.
Одним из эффективных приемов Цезаря в Галлии было натравливание одних племён на другие. Ермолов тоже возлагал на подобную тактику большие надежды. А почему нет? Проконсул Галлии остался же в веках с репутацией одного из величайших полководцев и государственных деятелей!
Впрочем, судить Ермолова «по Цезарю» хоть и достойно нашего героя, но не вполне объективно. Потому что мотивация ермоловских поступков гораздо более сложна, чем простая военная целесообразность, и, как правило, лежала в плоскости адекватной реакции на жестокость. Вот, к примеру, ответ Ермолова на подлое убийство одного из русских офицеров и мятеж в Имеретии и Мегрелии:
«Для наказания мятежников отправил начальника корпусного штаба генерал-майора Вельяминова, которому поручено стараться истребить убийц или по крайней мере жестокое преследование оных оставить памятником в земле злодейской…
В непродолжительное время Имеретия приведена… в совершенное спокойствие… Многие из виновников мятежа схвачены, некоторые сосланы, имения конфискованы в казну, мужики в восхищении были, когда объявлено им, что они помещикам своим более принадлежать не будут…
…Вельяминов вступил в имение убийцы… Замок истреблён был до основания, одна только оставлена церковь… Вскоре мятеж прекращён был совершенно. Бунтующие селения были разорены и сожжены, сады и виноградники вырублены до корня и многие года не придут изменники в первобытное состояние. Нищета крайняя будет им казнию. Лишение жизни определено наказанием тому, кто примет к себе или не объявит о появлении из Турции разбойников…»
Какой уж тут Цезарь… Тут – Ермолов! Не случайно автор «Горя от ума» Грибоедов, служивший при Ермолове, в своем письме другу писал: «Надо видеть и слышать, когда он собирает здешних или по ту сторону Кавказа кабардинских и прочих князей…как он пугает грубое воображение слушателей палками, виселицами, всякого рода казнями, пожарами; это на словах, а на деле тоже смиряет оружием ослушников, вешает, жжёт их села – что же делать? – По законам я не оправдываю иных его самовольных поступков, но вспомни, что он в Азии, – здесь ребёнок хватается за нож. А, право, добр…».
Или, как заметит иностранный наблюдатель П. Камерон: «Хотя меры, к которым он иногда прибегал для умиротворения края, заставляли содрогнуться, не следует игнорировать достигнутый … результат – в период его правления широко бытовало утверждение о том, что любой ребёнок, даже с суммой денег, мог пройти через подвластные ему провинции, не подвергаясь никакой опасности».
Целесообразность и необходимость. Закон и мораль. Война и мир. Ермолов-человек и Ермолов-проконсул. Сколько лиц – и одно лицо, про которое Пушкин воскликнет: «Смирись, Кавказ! Идет Ермолов!»
А Александр I в августе 1818 года произведет Ермолова в генералы от инфантерии.
Зимой 1818 года самостоятельность потеряет Мехтулинское ханство. В следующем, 1819 году будут покорены Табасаран и Кара Кайтаг. А затем и сильная воинственная Акуша присягнет на верность России. В 1820 году перестало существовать независимое Казикумухское ханство.
К Владикавказу проложат новый путь из Екатеринограда, прикрытый слева от чеченцев Тереком, а справа – рядом возведенных в Кабарде новых укреплений. В результате движение транспортов или, как их называли, «оказий» по Военно-Грузинской дороге будет более безопасным…
Оценят Ермолова и два века спустя. По мнению современных военных историков, значение деятельности Ермолова на Кавказе выходит далеко за рамки его военных побед. Он выстроил не только стратего-тактическую систему завоевания, но и систему удержания власти на покорённых закавказских территориях. Главное её достоинство в том, что «…в самой этой системе содержались зачатки идей, которые в 50-е годы XIX века лягут в основу смелых преобразовательных экспериментов А. Барятинского, пленившего легендарного Шамиля, и Д. Милютина – считает специалист по Кавказу и внешней политике России В. Дегоев. – Проведённые вначале внутри Кавказской армии, они во многом послужили прообразом военных реформ в России. Когда Ермолов линиями крепостей, дорог и просек как бы расчерчивал территорию Северного Кавказа на блокадные зоны, вверяя их своим подчиненным с целью достижения более оперативного управления армией, он, по сути, создал некое миниатюрное подобие будущих военных округов, обладавших определённой самостоятельностью и самодостаточностью».
Современники писали: «Напрасно об Алексее Петровиче говорят, что он был жесток, это неправда; – но он был разумно строг». А критики, обвинявшие Ермолова в неуемной жажде власти, которая якобы не имела предела, были вынуждены признать: «…но предел был, и звался он интересами государства».