ЧАСТЬ 8 ВОСПОМИНАНИЯ
Марта спешила домой. Задав Петру I непростую задачку, она как бы нажала на клавишу «Старт», и первым задвигаться должен именно он.
На сегодня хватит, ей надо как следует обдумать дальнейший план, заодно и самой освежить память. Та самая запись, о которой говорил Петр I, у нее сохранилась, и пришло время заняться ее просмотром. Сейчас она придет домой, выпьет кофе или чего покрепче и … Черный юмор намекал, что у обреченных есть свои преимущества – им уже ничто не может принести вреда: ни кофе, ни алкоголь, и ни к чему мучить себя утренними пробежками и тренировками. Главное, чтобы мозги были в постоянном напряжении и не переключались на кошмар ожидания конца.
Поглощенная своими мыслями, Марта не замечала за собою «хвост», вернее, небольшой рыжий «хвостик» в виде нелепого подростка в коротковатых джинсах и в майке сомнительной свежести. Впрочем, даже если бы она и не была так погружена в себя, все равно не обратила бы никакого внимания на мальчишку, следовавшего за ней по пятам.
Много времени на поиски давнишней записи не ушло. Марта давно жила одна и никогда не нарушала заведенного порядка вещей. Теперь проблема состояла лишь в том, чтобы, перебирая старые вещи, не пропустить коробку с надписью «вечеринки» – именно так, с маленькой буквы. Марта с теплотой подумала о маме, воспитавшей в ней любовь к порядку. Она поучала: «Не пожалеешь времени на раскладку, сэкономишь потом на поисках нужных вещей».
При мысли о маме руки опустились, и Марта на минуту прекратила поиски. Вопрос «Говорить или не говорить?», возникнув, сразу же был снят без голосования. Марта не была бы собой, если бы позволила родственникам обрушиться на нее с жалостью раньше времени, пока она полна сил, и не собиралась выслушивать слезные охи и ахи. «Успеется. Сейчас главное – не останавливаться и никому не дать себе помешать».
Носитель с «вечеринками» нашелся, и Марта поспешила подключить внешний диск к компьютеру. Однажды она дала себе слово никогда не смотреть эту запись – слишком болезненными были события, запечатленные на ней.
И вот – Марте предстояло пережить их вновь. Необходимо отбросить эмоции и с хладнокровием исследователя погрузиться в изучение «материала». Она благодарила свою железную волю за то, что не позволила тогда себе предаться отчаянию и уничтожить злополучную запись под горячую руку – сработала счастливая привычка выключать из обращения болезненные мысли без ущерба для вещей.
Ее «ненормальность», выраженная в полном отсутствии женской истеричности и паникерства, сослужила теперь добрую службу. Какая женщина в ее нынешнем положении могла бы сохранить и долю такого спокойствия?
Самоанализ закончился вместе со знакомыми кадрами. Все! Начали!
Неуклюжее мелькание напомнило о том, что Петька, страшно гордый своей новой видеокамерой, весь вечер провел, снимая все подряд. Сердце, несмотря на включенную на максимум волю, горько защемило: с экрана на Марту смотрела она сама, 25-летняя. Та Марта действительно напоминала мартышку в энергетическом смысле – тоненькая, подвижная, она была затянута в модный по тем временам комбинезон. Короткая стрижка делала ее похожей на мартышку совсем юную, без намека на морщины. Марта и сейчас могла гордиться своей моложавостью и стройностью, но это уже не имело никакого значения.
За спиной беззаботно улыбающейся Марты 10-летней давности замаячил Борис в мятом костюме с букетом цветов. Он тогда пришел первым, вернее вторым, первым был все же Петр I.
Борис... Марта не видела его уже пять лет. В ту осень он поступил в аспирантуру и прогрессивно набирал важности. Пик его амбициозности приходился на следующие годы, а пока он еще оставался прежним Борькой – искателем истины и большим эрудитом-зазнайкой. Люди, плохо знакомые с Борисом, легко вступали с ним в полемику, с удовольствием демонстрируя свою осведомленность. Постепенно и незаметно спор углублялся и наконец заводил спорящих в такие глубинные уровни, где Борька чувствовал себя как рыба в воде, а его оппонент, слишком поздно понимая, что поддался на провокацию, оставался публично посрамленным. Эту особенность Бориса знали даже его старшие коллеги и немного побаивались умного молодого человека. Друзей своих он обычно щадил и вел себя в их компании сносно, великодушно прощая неполноту знаний по тому или иному вопросу и иногда пускался в длительные объяснения. Чтобы нейтрализовать зануду и ограничить выступления краткими и полезными репликами, достаточно было налить две-три рюмки его любимого «Абсолюта». Друзья называли это «Абсолютным парадоксом»: когда другим спиртное языки «развязывало», Борису – «завязывало».
Маячивший сейчас на экране Борис был еще трезв и пустился в долгие витиеватые поздравления. Марта из них вспомнила, что «является уникальным природным явлением, когда в женщине соединилась ангельская нежная красота и мощный интеллект, вооруженный железной волей».
Пафосные слова Бориса, кажется, доставили ей тогда немалое удовольствие, о чем свидетельствовали ответные поцелуи в обе надутые щеки. Марта словно почувствовала прикосновение губами к сомнительной чистоты коже и несвежий запах, исходивший от Бориса. Чем-чем, а мужской привлекательностью он никогда не отличался. Возможно, на ароматном Кипре с Борисом произошли благотворные перемены? Оставалось только гадать, вряд ли она увидит еще раз своего старого приятеля.
Камера тем временем принялась бродить по квартире в ожидании новых гостей.
На экране вкривь и вкось замелькали самые разные уголки ее скромно обставленной гостиной. Три букета: один ей подарили в тот день на работе, один принес Петька, и цветы, врученные Борисом, она в тот момент устраивала в хрустальной вазе.
Одновременно в камеру попал празднично сервированный стол с традиционными салатами, селедкой и бутербродами с красной икрой. Каждый уважающий себя именинник просто обязан был иметь все эти закуски. Марта, зная вкусовые пристрастия своих друзей, всегда старалась им угодить, хотя сама лично считала все эти блюда трудоемкими и неэстетичными. Петькина камера с любопытством заглянула в тарелку с его любимым «оливье», и Марте показалось, что объектив захватил преступную капельку слюны, упавшую в тарелку с салатом. Марта вскользь порадовалась зоркости своего глаза – саркастический склад ума очень помогает в трудную минуту. Только звук звонка в дверь смог оторвать голодного оператора от разглядывания вместе с камерой полного соблазнов стола.
- Марта, Марта, Марта! – раздался из прихожей бархатный голос Ильи.
Камера вздрогнула вместе с Петькой, словно застигнутая за неприличным занятием, и стала исправно отражать поздравления вновь прибывших гостей.
В комнату входил совсем еще молодой красавец Илья, за его спиной робко пристроилась Лиля.
- Дорогая Марта! – торжественно произносил самый замечательный мужчина на свете тех лет. – Поздравляю тебя с двадцатипятилетием! Мне нечего тебе пожелать, потому что ты – само совершенство.
Тогдашняя Марта засияла от восторга, Марта теперешняя сочла поздравление слишком холодным, но в те времена никакая неловкость обожаемого Ильи не могла даже легко затенить идеальный образ ее возлюбленного. Вон как она приняла скромный поцелуй! Зажмурилась как кошка, не то, что от Борьки. Да и запах, исходящий от Ильи, до сих пор сохранился в памяти – аромат предвкушения счастья одеколона от Эрмес.
Сверток, протянутый Ильей, сразу подвергся беспощадному вскрытию. Из пакета показалась тщательно изучаемая камерой коробочка, а из коробочки – статуэтка – аккуратная маленькая копия скульптуры Родена «Влюбленные». Марта попыталась накинуться на Илью с благодарным поцелуем, она восхищалась Роденом, но тот смущенно (ах как хорошо ухватила камера: легкая улыбка, близко-близко, одновременное еле заметное сморщивание носа и продвижение головы назад) отстранился от нее и сказал:
- Это от нас… с Лилей.
Конечно, совершенно понятно! Любимый и лучшая подруга, почему бы и не сделать совместный подарок? Петр I, совсем как профессиональный папарацци, вовремя перевел камеру на лицо Марты, но от зарождающегося мимического проявления чувств именинницы его отвлек писклявый голосок Лили, и он повернулся к ней, снимая очередное поздравление:
В день рождения Мартышки
Ей друзья дарили книжки,
Но Мартышка подросла,
Ей любовь крутить пора.
Положенье этих тел
Подает тебе пример.
И Лиля звонко чмокнула застывшую в глупой улыбке (растерянность и ничего больше) Марту.