...Майский теплый день. Иду по Оханской улице. На углу Вознесенской у открытого окна сидит мальчик и читает книгу. Видно, что он увлечен чтением. Я гляжу на него: худой, длинный. Я его не знаю и поэтому прохожу молча. В это время он отрывается от книги и, глядя на меня, говорит:
— Слушай, ты в детском комитете второй районной? А ну-ка, расскажи, что вы там делаете?
— Читаем, книги выдаем ребятам, даже взрослым. Нас свободно допускают ко всем полкам, берем, что понравится.
— А что тебе нравится?
— Испанский писатель Пио Бароха (ей-богу, хвастанул, открыл взятую книгу, и спать захотелось). А ты что читаешь?
— Историю Древнего Египта. Автор — Зинаида Рагозина. Да ты подойди, посмотри...
И вот мы уже оба сидим верхом на окне, и он с жаром рассказывает мне, как интересно читать про древних. Спохватился — сидим уже несколько часов. Он уже знает, что я ночью работаю в пекарне у Касаткина учеником, а днем учусь в гимназии. А я про него знаю, что он недавно осиротел, что его папа, хирург, умер, что мама у него фельдшерица, что есть сестра Люся, что зовут его Боря Назаровский, что мать ему не мешает читать все, что он хочет, да и ни в чем не мешает. Учился он в коммерческом училище, а его красные закрыли, сейчас не учится нигде. Дома у них большая библиотека. Выяснили, кто из нас старше, оказалось, я — почти на целых четыре месяца. И когда зашла мать звать его обедать, он ей говорит: «Вот мой новый товарищ, с ним мы будем дружить».
...Этот день мне запомнился навсегда: какая-то радость на душе у меня, тянусь к парню, у которого родители любили его, и дают ему возможность делать, что он считает нужным. У меня, у которого нет ни родных, ни близких, появился друг: кажется, это по-настоящему будет друг.
...Мы начали учиться, а Боря задумал поступить на работу. «Хочу,— сказал он мне,— поддержать мать». Рассказал мне, что 3оя Александровна Будрина решила организовать группу по сбору книг из домов бежавших с Колчаком. Договорилась с начальником политотдела гарнизона, только что приехавшей Кирсановой (известная пермская революционерка). Решила собрать всех мальчишек из второй районной на это дело, позвала нас к себе и растолковала, что и как. Борис будет за старшего, он будет получать паек и зарплату в гарнизонном клубе, а мы будем ему помогать. Для перевозки книг она нам организовала какую-то арбу, а вместо лошади пригнала ишака, который остался от первых красных, когда Блюхер прорвался на Кунгур с Южного Урала. Ишак так и пробыл при белых на плацах Красных казарм.
Наметили так: сначала мы работаем врозь, там, где немного книг, а Борис начнет отбор книг в библиотеке фабриканта серно-кислотного завода Тупицына (человек он был грамотный, читал на многих языках). Всего Борис насчитал там около 30 тысяч книг. И вот невиданная для Перми картина: шесть мальчишек вытаскивают кучи книг и бросают в арбу. Дом помещался на Екатерининской улице около монастыря. Начальник наш Борис с самым серьезным видом пытается «завести» осла, то его за хвост покрутит, то палкой лупит, а он ни в какую. Наваливаемся все, толкаем арбу, и вот двинулась. Прыгает на ходу Борька наверх арбы и усаживается там, а с ним Игорь Орестов, обычно это переводчик, распознающий, на каком языке написаны книги. Вдвоем они располагаются наверху и рассматривают альбомы с марками, которых было много. Мальчишек с Данилихи за нами — толпа: ишак — штука невиданная в Перми, да еще заартачится, «запоет».
...Так мы возили книги с месяц: газеты и журналы — в публичную библиотеку, а книги — во вторую районную. Вскоре помещения, отведенные для книг, были загружены до потолка, стало холодать, ишака нечем было кормить, и Борис перестал нас вызывать и приезжать за нами после школы в своем «экипаже».
...Мы встретились в июне 1921 года, когда я ехал в распоряжение ЦК РКСМ, чтобы быть направленным на работу в Грузию, недавно освобожденную, и в ее комсомол, недавно вышедший из подполья. Две недели я пробыл в Перми. Заехал, конечно, к Назам. Обрадовались мы взаимно друг другу. Работал он тогда в РОСТе. Он сразу же потащил меня туда. Очередным кумиром его был, это чувствовалось во всем, зав.РОСТой Антонов и редактор Милютин. Так как в Сибири мне пришлось поработать на газетной работе в комсомоле, то в первый же день мне дали какие-то задания, и я сделал некоторые статейки, заметки и сводки. Борис работал с душой, забывал про еду, сон и про все на свете. С большим интересом я включился в его задумку — создать устную газету при РОСТе. Делалось это так: Гинц брал большой шест, на котором было написано «Идите за этим человеком, он вам расскажет что-то интересное». Выходили из РОСТы Борис, я, еще несколько человек, шли по улице и скандировали стихи входившего в моду Маяковского. Громче всех Борис скандировал:
Наш бог бег!
Сердце наш барабан!
Я не понимал поэта и орал что-то другое, а Борис на полном серьезе изо всех сил кричал эти стихи. Постепенно, идя по городу, мы обрастали довольно большой толпой. Когда доходили до Гоголевcкого сада к специально устроенной трибуне, мы пересказывали устно сегодняшнюю сводку РОСТы. Гинц, прекрасный декламатор, в промежутке между статьями читал стихи революционных поэтов. Борис в выступлениях не участвовал, у него был глухой голос, и он быстро надрывался и хрипел, но организатором был он и душой всего этого дела, как и в постановках второрайонников в городском театре.
...Умер Ленин. Ходил я прощаться с ним в Колонный зал Дома Союзов. Начался ленинский призыв. Было не до лекций. Наше международное отделение закрыли и предложили перейти на юридический факультет. Кое-как «скачав» сессию, пошел в ЦК партии и попросил: направьте в Пермь для работы с ленинским призывом. ...Получил направление в Пермь, в распоряжение окружкома. Заехал, конечно, к Борису. Борис работал секретарем редакции «Звезды». Вся редакция состояла из молодежи, командовал ими зам. редактора Шурка Плеско, по годам мой сверстник, успевший окончить институт журналистики. Настоящий былинный богатырь, голубоглазый силач, спортсмен. Когда я зашел в редакцию, Борис побежал к нему. Он позвонил редактору Михаилу Павловичу Туркину, тог обратился в окружком, и я был откомандирован для работы в редакцию.
...Пробой пера была картинка к годовщине освобождения Перми от белых: «Красные, белые, красные». Прошел почти без правки, значит, приняли. Работники редакции — каждый — были, несомненно, талантливы и вдобавок каждый имел свой «пунктик». Борис был поглощен рабкоровским движением. Вечерами он обязательно бывал на Шпагинских мастерских, за Камой на лесозаводах, на «Уралсепараторе». Он был не просто увлечен, а одержим этим. В редакцию все чаще поступал материал от рабкоров.
...Рабкоровский материал он правил и доводил до кондиции сам, сидя до позднего вечера. Тогда пользовалась всесоюзной славой четвертая страница газеты железнодорожников «Гудок», где за подписью «Зубило» давались сатирические стихи по рабочим заметкам. Борис поставил задачей сделать четвертую страницу «Звезды» такой же острой и интересной. К удаче задумки послужил приезд нашего старого знакомого Игоря Орестова, который возвратился из Швеции и Англии, где его отец принимал купленные за границей тысячу паровозов. Он и стал во главе четвертой страницы. Талантлив он был бесспорно. Вскоре «Звезда» приобрела популярность большую среди рабочих, и начала расти подписка на нее. Пермское рабкоровское движение приобрело широкий размах, росло и количество рабкоров, и они начали давать интересный материал. В Пермь на окружные съезды рабкоров «Правда» начала посылать своих представителей, а затем М.И.Ульянова послала на третий рабкоровский съезд свою помощницу Наташу Пилацкую. Это все мы считали бесспорно заслугой, прежде всего, Бориса и Плеско.
Вообще, в редакции каждый имел свое дополнительное увлечение. Плеско был увлечен МОПРом, он завел переписку с узниками фашистской Италии, главное — с тюрьмой политических в Форли. Он выпустил книжку о Форли, и ряды МОПРа выросли сильно. Гинц больше увлекался декламацией и поэзией. Читал он Каменского и Маяковского мастерски. ...Борис и Плеско были инициаторами создания при редакции футбольной команды «Звезда», благо близко стоявший к редакции Павел Варасов был вратарем уральской сборной команды. В устье реки Чусовой редакция унаследовала островок, который в свое время получил название в память о второй районной библиотеке. Плеско завел для своей приемной дочери молоденького медвежонка, и Борис был в восторге от всех этих дел.
...Жили мы втроем: Борис, Игорь и я. Это была своеобразная коммуна без всяких формальных обязательств. Хочешь — вноси зарплату, не хочешь — можешь не давать ничего. Но мы все отдавали три четверти, не меньше, оставляя себе на курево и на мелкие расходы. Жили мы хорошо. Лидия Алексеевна относилась к нам как к родным.
...Работали мы много и не считались со временем. Редакция сработалась. И неудивительно, что мы приняли в свои ряды приехавшего Аркадия Голикова (Плеско в Перми он уже не застал), который быстро сошелся с ребятами и стал своим.
...В феврале 1927 года я вернулся в университет, поступил на третий курс судебного отделения. ...Вскоре Борис приехал работать в «Гудок». Заехал он, конечно, ко мне. И вот мы зажили в Москве. ...Он мне рассказывал про коллектив редакции, а он действительно был особым. Здесь работали писатели Ильф и Петров, Ю. Герман, В. Катаев и другие. Работал он много, но все это была правка заметок рабкоров. Однажды я спросил у него: не обижает ли его то, что нет его подписи в газете ни под одной заметкой, что он ее правил. Он мне ответил: «У меня такая радость от того, что получается от моей правки, что нет места для обиды, это же самый лучший университет журналистики».
Принес он однажды большую фотографию работников редакции. Был и он в кружке. Там был его старый кумир Антонов, когда-то бывший зав. пермской РОСТа. Долго фотография стояла на сундуке с книгами, а потом он ее отослал в Пермь. Там были все тогдашние видные писатели, и он мне долго рассказывал, «кто чем дышит».
...С началом весны 1958 года, как только запахло теплом, Борис начал говорить, что хочет на лето заиметь дачу на берегу Камского моря. И, конечно, выплыл Винный Завод — место, где Лидия Алексеевна, мать Бориса, жила в 1926 году; куда был насильно водворен Аркадий Гайдар и откуда он писал в евангельско-псалтырном стиле письма к Борису и был возвращен решением редакционных работников.
Сначала Борис поехал один. Из когдатошней большой деревни в шестьдесят домов после затопления поймы реки Сылвы осталось всего семь домов. Когда-то семидесятиметровая река превратилась сейчас в трехкилометровую водную гладь, почти без течения. Как только началась навигация, Борис поехал в Лядовский сельсовет и получил разрешение на участок в деревне Винный Завод, где он купил усадьбу со сгоревшим остатком двора в виде бани по-черному.
Сельсовет знал Бориса как журналиста и обусловил отвод ему участка шестью его беседами с колхозниками по текущим вопросам. И только после этого бригадир колхоза Морозов подписал разрешение на использование участка колхозной земли под домик. Приехал Борис домой сияющим, с задранным носом: знай наших! А на лето он арендовал пока тот самый дом, в котором жила Лидия Алексеевна со Светланкой в 1926 году и жил Аркадий Гайдар.
Это было не так-то просто — построиться здесь: надо было завезти бревна, доски, кирпич, в общем, все, что требовалось для мало-мальски годного угла. В одно из воскресений поехали мы с ним на поиски лесоматериала. ...Борис мне пояснил, что дело все в географии: Винный Завод — на острове. С одной стороны Быковский залив, с другой — река Быковка, с третьей — Чусовая, а с лицевой стороны — залив Камского моря. И все, что привозят в деревню Винный Завод, привозят на барже-пароме, даже тракторы для работы колхозной бригады перевозят по воде, как и товары в магазинчик для населения. Сидели и гадали: как же перевезти все нужное. Пока Борис решил поставить печи и очаг. ...Сложил примитивную печь, выложил трубу, все это было сложено без раствора, а потом служило долгие годы.
Надо сказать, что увлеченность дачей стоила ему очень много здоровья. ...Наконец, «дворец» был готов, и мы устроили новоселье. Были приглашены все знакомые Бориса: писатели, работники издательства, с моей стороны — мои помощницы и друзья: рабочие, комсомольцы. Я удивлялся радости Бориса. Он показывал малюсенькие каютки, меньше двух метров, в которых еле установились топчаны, с не меньшим удовольствием, чем, наверное, раньше помещики показывали купленные имения. Каждый раз, приезжая на выходной день, мы находили что-нибудь новое, действительно вызывавшее восхищение. Винный Завод стал вскоре популярен среди наших знакомых. Все, что он делал, он делал с широтой, размахом.
...Как и в юности, Борис был добычливым специалистом по части грибов, а по ягодам мы оба были хорошими охотниками, но Борису поиски земляники быстро приедались. ...Лес был изумительным, это был сосновый бор, похожий на аллею, и бродить по нему было огромным удовольствием. Физически мы работали над доставкой дров. ...Я, по его выражению, «торопыга» и «варвар», начинал рубить любую валегу, не разбираясь, под силу ли дотащить до дома. А он обойдет целый участок, выберет сушняк, напилит, как-то красиво транспортирует его до дома, потом расколет и устроит небольшую поленницу, разложит еще по сортам: на печку, на костерик, а Ирина предпочитала часто готовить несложные блюда на таганке.
Ближе к осени Борис организовал нашу поездку по Волге до Ростова. Поехали мы вчетвером: Борис с Ириной, я, Ралюшка Соломянская-Гайдар. Пароход «Красногвардеец», только что прибывший из Венгрии, шел чуть ли не в первый рейс. Капитан его Сафонов принял нас очень радушно — все-таки Борис был известным журналистом и лестно было иметь на пароходе такого гостя. Впервые я тут увидел телевизор, он стоял в каюте у капитана. Ехали мы весело и интересно...
...Мы немного посмеивались над Борисом: после Ульяновска он перестал ходить на осмотры, не сходил на берег в Куйбышеве, Саратове и только в Сталинграде осмотрел музеи и набережную Волги. В шутку я сказал: «Что же ты, боишься разочароваться в Перми после осмотра красивых городов?» Он ответил: «Все равно лучше Перми города нет».
Я напомнил ему, что однажды уже слышал от него эту реплику. Когда приезжала Вера Инбер в Пермь и беседовала в редакции с коллективом 9, он ей заявил, что лучше Перми города нет. А на ее реплику: «И в мире?» тут же ответил: «Может, и в мире». Он хмыкнул и промолчал.
Воспоминания Михаила Савельевича Альперовича в книге "Назаровский" (Пермь,2004).