Перевод IV главы книги от автора канала.
P.S. Издательство уже опубликовало русскоязычную обложку книги. Здесь оставлю старую просто ради традиции.
Изменения: про просьбе одной из читательниц перевод глав будет осуществляться регулярно, каждую субботу.
Прекрасный фарфор
Лу
Тепло разливалось по всему моему телу. Сначало медленно, потом всем потоком. Мои конечности болезненно покалывали, возращая меня в сознание. Горло сжалось, перехватив дыхание. Было такое ощущение, будто кто-то засунул в него горячую кочергу, пока я спала.
"Рид?"
Слово прозвучало как хрип. Я начала кашлять —ужасным, влажным звуком, от которого у меня застучало в груди—и попробовала снова:
"Рид?"
Проклиная отсутствие ответа, я перевернулась.
Сдавленный крик вырвался из моего горла, и я отшатнулась назад. Безжизненный шассер уставился на меня в ответ. Его кожа была бескровной на ледяном берегу реки, поскольку большая часть упомянутой крови растопила снег под ним, просачиваясь в землю и воду. Трем его товарищам было не намного лучше. Их трупы валялись на берегу в окружении выброшенных ножей Рида.
Рид.
"Бл*дь!" Я вскарабкалась на колени, обхватив руками огромную рыжеволосую фигуру с другой стороны от меня. Он лежал лицом вниз на снегу в беспорядочно зашнурованных штанах, его рука и голова были засунуты под рубашку, как будто он упал, не успев закончить одеваться.
Я перевернула его с еще одним проклятием. Его волосы замерзли на забрызганном кровью лице, а кожа стала пепельно-сине-серой. О Боже!
О Боже, Боже, Боже!
Прижав ухо к его груди, я чуть не заплакала от облегчения, когда услышала сердцебиение. Оно было слабым, но оно там было. Мое собственное сердце предательски стучало в ушах—здоровое и сильное,—а мои собственные волосы и кожа были невероятно теплыми и сухими. Осознание этого захлестнуло меня волной тошноты. Этот идиот чуть не покончил с собой, пытаясь спасти меня.
Я прижала ладони к его груди, и золото взорвалось передо мной паутиной бесконечных возможностей. Я торопливо просмотрела их—слишком напуганная, чтобы медлить, думать о последствиях—и остановилась, когда перед моим мысленным взором открылось воспоминание: моя мама расчесывала мне волосы в ночь перед моим шестнадцатилетием, нежность в ее взгляде, тепло ее улыбки.
Тепло.
- Будь в безопасности, моя дорогая, пока мы не вместе. Будь в безопасности до нашей встречи.
- Будешь ли ты помнить меня, мама?
- Я никогда не смогу забыть тебя, Луиза. Я люблю тебя.
Вздрогнув от ее слов, я дернула за золотой шнур, и он изогнулся под моим прикосновением. Воспоминание изменилось в моем сознании. Ее глаза превратились в осколки изумрудного льда, и она усмехнулась над надеждой на моем лице и отчаянием в моем голосе. Мое шестнадцатилетнее лицо вытянулось. Навернулись слезы.
- Конечно, я не люблю тебя, Луиза. Ты дочь моего врага. Ты была зачата для высшей цели, и я не отравлю эту цель любовью.
Конечно. Конечно, она не любила меня даже тогда. Я покачала головой, сбитая с толку, и сжала кулак. Воспоминание растворилось в золотой пыли, и его тепло затопило Рида. Его волосы и одежда высохли в порыве жара. Цвет вернулся к его коже, и его дыхание стало глубже. Его глаза открылись в тот момент, когда я попыталась просунуть его другую руку в рукав.
- Перестань давать мне тепло своего тела, - рявкнула я, злобно натягивая его рубашку на живот. - Ты убиваешь себя.
- Я… - ошеломленный, он несколько раз моргнул, глядя на кровавую сцену вокруг нас. Цвет, который только вернулся к его коже, исчез при виде его мертвых собратьев.
Я повернула его лицо к своему, обхватила ладонями его щеки и заставила его выдержать мой взгляд:
- Сосредоточься на мне, Рид. Только не они. Тебе нужно разорвать узор.
Его глаза расширились, когда он посмотрел на меня.
- Я… я не знаю как.
- Просто расслабься, - уговаривала я, убирая его волосы со лба. - Визуализируй нить, соединяющую нас в твоем сознании, и отпусти ее.
- Отпусти ее, - он засмеялся, но звук был сдавленным. В нем не было никакого веселья. - Верно.
Покачав головой, он сосредоточенно закрыл глаза. Спустя долгое время пульсация тепла между нами прекратилась, сменившись горьким укусом холодного зимнего воздуха.
- Хорошо, - сказала я, чувствуя холод глубоко в костях. - А теперь расскажи мне, что случилось.
Его глаза резко открылись, и в эту короткую секунду я увидела вспышку дикой, неподдельной боли. От этого у меня перехватило дыхание.
- Они бы не остановились. - он с трудом сглотнул и отвел взгляд. - Ты умирала. Я должен был вытащить тебя на поверхность. Но они узнали нас и не стали слушать... - так же быстро, как она появилась, боль в его глазах исчезла, погасла, как пламя свечи. Ее сменила тревожная пустота. - У меня не было выбора, - закончил он голосом таким же пустым, как и его глаза. - Были лишь ты или они.
Наступила тишина, когда осознание ударило меня по голове.
Это был не первый раз, когда ему приходилось выбирать между мной и другим. Это был не первый раз, когда он залил руки кровью своей семьи, чтобы спасти мою. О Боже.
- Конечно. - я слишком быстро кивнула, мой голос был ужасно легким. Моя улыбка ужасно яркая. - Все в порядке. Это прекрасно.
Я поднялась на ноги, протягивая ему руку. Он секунду смотрел на нее, колеблясь, и мой желудок опустился где-то около лодыжек. Я улыбнулась еще шире. Конечно, он не решился бы прикоснуться ко мне. Прикасаться к кому угодно. Он только что пережил травматический опыт. Он применил свою первую магию со времен Модранихта и использовал ее, чтобы причинить вред своим братьям. Конечно, он чувствовал себя противоречиво. Конечно, он не хотел меня...
Я отбросила непрошенную мысль в сторону, съежившись, как будто она меня укусила. Но было слишком поздно. Яд уже проник. Сомнение сочилось из проколов его клыков, и я наблюдала - отключившись, - как моя рука снова упала на бок. Он поймал ее в последнюю секунду, крепко сжимая:
- Не надо, - сказал он.
- Не надо что?
- О чем бы ты не думала. Не надо.
Я резко рассмеялась, пытаясь найти остроумный ответ, но не нашла. Вместо этого я помогла ему подняться на ноги:
- Вернемся в лагерь. Я бы не хотела разочаровывать твою мать. Сейчас у нее, наверное, слюнки текут, чтобы поджарить нас обоих на вертеле. На самом деле я могла бы это приветствовать. Здесь так холодно.
Он кивнул, все еще пугающе невозмутимый, и молча натянул ботинки. Мы только что вернулись в Ложбинку, однако небольшое движение на периферии заставило меня остановиться.
Он огляделся:
- Что это такое?
- Ничего такого. Почему бы тебе не пойти вперед?
- Ты несерьезно.
Еще одно движение, на этот раз более выразительное. Моя улыбка - все еще слишком яркая, слишком веселая - исчезла:
- Мне нужно поссать, - категорично заявила я. - Хочешь посмотреть?
Щеки Рида вспыхнули, и он закашлялся, наклонив голову:
- Э… нет. Я подожду прямо там.
Он убежал за густую листву ели, не оглядываясь. Я смотрела, как он уходит, вытянув шею, чтобы убедиться в том, что он скрылся из виду, прежде чем повернуться, чтобы изучить источник движения.
На краю реки, не совсем мертвый, последний шассер смотрел на меня умоляющими глазами. Он все еще сжимал свою Балисарду. Я опустилась на колени рядом с ним, чувствуя, как подступает тошнота, когда я высвобождаю ее из его окоченевших, замерзших пальцев. Конечно, Рид не забрал это у него - ни у кого из них. Это было бы нарушением. Не имело значения, что ведьмы, скорее всего, наткнутся на эти тела и украдут зачарованные клинки для себя. Для Рида лишение его братьев их личностей в последние минуты их жизни было бы немыслимым предательством, даже хуже, чем их убийство.
Бледные губы шассера шевелились, но не издавали ни звука. Я осторожно перекатила его на живот. Моргана однажды научила меня, как убить человека мгновенно:
- У основания головы, - проинструктировала она, касаясь кончиком ножа моей шеи, - там, где позвоночник встречается с черепом. Разрежь их, и реанимации не будет.
Я повторила движение Морганы у шеи шассера. Его пальцы возбужденно дергались. В страхе. Но для него было уже слишком поздно, и даже если бы это было не так, он видел наши лица. Возможно, он видел, как Рид тоже использовал магию. Это был единственный подарок, который я могла сделать им обоим.
Сделав глубокий, успокаивающий вдох, я всунула Балисарду прямо в центр черепа шассера. Его пальцы резко перестали дергаться. После минутного колебания я все-таки перевернула его, скрестила безжизненные руки на груди и вложила в них Балисарду.
Как я и предполагала, мадам Лабель ждала нас на краю Ложбинки, ее щеки пылали, а глаза светились гневом. Огонь практически вырывался из ее ноздрей:
- Где вы…?! - она резко остановилась. Ее глаза расширились, когда она заметила наши взъерошенные волосы и состояние "полураздетости". Рид все еще не застегнул брюки. Он поспешил сделать это сейчас.
- Идиоты! - закричала мадам Лабель, ее голос был таким громким - таким пронзительным и неприятным - что пара горлиц улетела в небо.- Кретины! Глупые, тупые дети. Способны ли вы мыслить самыми независимыми частями своего тела или вами полностью управляет секс?!
- Каждый день эта чертова лотерея!
Подходя к своей постели и таща за собой Рида в качестве буксира, я накидываю на его плечи одеяло. Его кожа, как мне казалось, все еще была слишком бледной, а дыхание слишком слабым. Он притянул меня к себе за плечо, поблагодарив вместе с прикосновением губ к моему уху:
- Хотя я не ожидал, что мадам может быть такой чопорной.
- Ох, даже не знаю, - сев на свою постель, Бо провел рукой по взъерошенным волосам. Следы сонливости все еще присутствовали на его лице, - только на этот раз я бы назвал это благоразумием вместо этого... А ведь это о многом мне говорит. - он выгнул бровь в мою сторону. - Надеюсь, было хорошо? Погоди, забудь. Если бы это было с кем-нибудь, кроме моего брата, возможно...
- Заткнись, Бо, и разожги огонь, раз уж ты там, - рявкнула Коко, ее взгляд прошелся по каждому сантиметру моей кожи. Она нахмурилась, осознав все, что там увидела:
- Это кровь? Ты ударилась?
Бо наклонил голову, изучив меня прежде, чем кивнуть в знак согласия. Он не разжег огонь:
- Не самый лучший вид, сестра моя.
- Она не твоя сестра, - прорычал Рид.
- Да и она выглядит лучше, чем ты в ее худший день, - добавила Коко.
Он усмехнулся и покачал головой:
- Я полагаю, вы оба имеете право на свое неправильное мнение…
- Хватит! - мадам Лабель вскинула руки в воздух, утомленная своим раздражением, и посмотрела на всех нас. - Что случилось?
Взглянув на Рида — он напрягся, как будто мадам Лабель ткнула его кочергой, — я быстро пересказала события у реки. Несмотря на то, что я старательно избегала интимных мест, Бо застонал и все равно упал на спину, натянув одеяло на лицо. Выражение лица мадам Лабель становилось все более каменным с каждым словом:
- Я пыталась поддерживать четыре узора одновременно, - сказала я, защищаясь от ее прищуренных глаз, от появляющегося на ее щеках румянца. - Два узора, помогающие нам дышать, и два, позволяющие нам слышать. Слишком сложно было контролировать и температуру воды. Я надеялся, что смогу продержаться достаточно долго, чтобы шассеры ушли. - я неохотно посмотрела на Рида, который решительно уставился себе под ноги. Хотя он вернул свою Балисарду в патронташ, он все еще сжимал ее рукоять свободной рукой. Костяшки его пальцев вокруг нее побелели. - Мне жаль, я не смогла.
- Это не твоя вина, - пробормотал он.
Мадам Лабель двинулась напролом, несмотря на психологические сигналы:
- Что произошло с шассерами?
Я вновь посмотрела на Рида, готовая солгать при необходимости.
Он ответил за меня осевшим голосом:
- Я убил их. Они мертвы.
Наконец-то, наконец лицо мадам Лабель смягчилось.
- Потом он дал мне тепло своего тела на берегу, - я поспешила продолжить рассказ, внезапно захотев закончить этот разговор, отвести Рида в сторону, и как-то утешить его. Он выглядел таким... таким деревянным. Как одно из деревьев, растущих вокруг нас, странное, незнакомое и твердое. Я ненавидела это. - Это была хитрая магия, но он сам чуть не умер от холода. Мне пришлось высасывать тепло из памяти, чтобы оживить...
- Ты что? - мадам Лабель выпрямилась во весь рост и посмотрела на меня сверху вниз, сжав кулаки таким знакомым жестом, что я остановилась, уставившись на нее. - Глупая девочка…
Я вызывающе подняла подбородок:
- Вы бы предпочли, чтобы я позволила ему умереть?
- Конечно, нет! Тем не менее, Луиза, такое безрассудство нужно сдерживать. Ты хорошо знаешь, как опасно вмешиваться в память...
- Я в курсе, - сказала я сквозь стиснутые зубы.
- Почему это опасно? - тихо спросил Рид.
Я повернула к нему голову, понизив голос, чтобы соответствовать его тембру:
- Воспоминания в некотором роде... священны. Наш жизненный опыт формирует то, кто мы есть — это как воспитание над природой — и если мы изменим наши воспоминания об этом опыте, ну... мы также можем изменить себя.
- Нельзя сказать, как это воспоминание, которое она изменила, повлияло на ее ценности, ее убеждения, ее ожидания. - мадам Лабель в гневе опустилась на свой любимый пень. Глубоко дыша, она выпрямила спину и сцепила руки, словно пытаясь сосредоточиться на чем—то другом — на чем угодно - кроме своего гнева. - Личность имеет нюансы. Есть те, кто верит, что природа — наше происхождение, наши унаследованные характеристики — влияет на то, кто мы есть, независимо от того, какую жизнь мы ведем. Они верят, что мы становимся теми, кем мы рождены быть. Многие ведьмы, включая Моргану, используют эту философию, чтобы оправдать свое отвратительное поведение. Это, конечно, чепуха.
Все глаза и уши в Ложбинке были сосредоточены исключительно на ней. Даже Бо с интересом высунул голову.
Рид нахмурился:
- Так . . . вы верите, что воспитание имеет большее влияние, чем природа.
- Конечно, это так. Малейшие изменения в памяти могут иметь глубокие и невидимые последствия. - ее пристальный взгляд метнулся ко мне, и эти знакомые глаза почти бесконечно напряглись. - Я видела, как это происходило.
Ансель робко улыбнулся, инстинктивная реакция в последовавшей за этим неловкой тишине:
- Я не знал, что колдовство может быть таким научным.
- То, что вы знаете о колдовстве, не может заполнить скорлупу грецкого ореха, - раздраженно сказала мадам Лабель.
Коко как-то огрызнулась в ответ, на что Бо открыл ответный огонь. Я не слышала ничего из этого, так как Рид поднял руку к моей пояснице. Он наклонился, чтобы прошептать:
- Ты не должна была делать этого ради меня.
- Я бы сделала ради тебя и гораздо худшее.
Он отстранился, его глаза искали мои:
- Что ты имеешь в виду?
- Ничего. Не волнуйся об этом. - я погладила его по щеке, испытав необычайное облегчение от того, что он не отстранился. - Что сделано, то сделано.
- Лу, - он схватил мои пальцы, нежно сжимая, прежде чем вернуть их мне. Мое сердце упало: каким бы вежливым он ни был, я не скажу, - скажи мне.
- Нет.
- Скажи мне.
- Нет.
Он тяжело выдохнул через нос, стиснув челюсти:
- Пожалуйста.
Я уставилась на него, размышляя, в то время как препирательства Коко и Бо обострились. Это была плохая идея. Действительно, очень плохая идея. - Кое-что ты уже знаешь, - сказала я наконец. - чтобы получить, ты должен отдать. Я вмешалась в память, чтобы оживить тебя на берегу. Я поменяла наше зрение на усиленный слух, и я...
Честно говоря, мне хотелось солгать. Снова. Мне хотелось ухмыльнуться и сказать ему, что все будет хорошо, но не было смысла скрывать то, что я сделала. Такова была природа этого зверя. Магия требовала жертв. Природа требовала равновесия. Риду нужно было бы узнать это рано или поздно, если мы хотим выжить.
- Ты? - нетерпеливо подсказал он.
Я встретилась с его твердым, непоколебимым взглядом лицом к лицу.
- Я променяла несколько моментов из своей жизни на моменты под водой. Это был единственный способ заставить нас дышать.
Тогда он отшатнулся от меня — физически отшатнулся, — однако мадам Лабель вскочила на ноги, повысив голос, чтобы ее слышали Коко и Бо. Ансель наблюдал за разворачивающимся хаосом с явной тревогой.
- Я сказала, этого достаточно! - румянец на ее щеках стал еще ярче, и она заметно дрожала. Характер Рида, очевидно, был унаследован. - Клянусь отсутствующим глазным зубом Старухи, вам всем — всем вам — нужно перестать вести себя как дети, или Белые Дамы будут танцевать на вашем пепле. - она бросила острый взгляд на нас с Ридом. - Вы уверены, что шассеры мертвы? Все они?
Молчание Рида должно было быть красноречивым ответом. Однако мадам Лабель все еще выжидательно смотрела, ожидая подтверждения, я нахмурилась и сказала эти слова вслух:
- Да. Их больше нет.
- Хорошо, - выплюнула она.
Рид по-прежнему ничего не говорил. Он никак не отреагировал на ее жестокость. Я поняла, что он прячется. Прячется от них, прячется от самого себя... прячется от меня. Мадам Лабель оторвала три скомканных куска пергамента от своего корсажа и сунула их нам. Я узнала на них почерк Коко, мольбы, которые она написала своей тете. Под последней незнакомой рукой был написан резкий отказ — вашему охотнику здесь не рады. Вот и все. Никаких других объяснений или любезностей. Никаких "если", "и" или "но".
Казалось, Ла Вуазен наконец дала ответ.
Я смяла последнюю записку в кулаке, прежде чем Рид смог прочитать ее, кровь пульсировала у меня в ушах.
- Можем ли мы все согласиться, что настало время столкнуться с монстрами, - сказала мадам Лабель, - или мы продолжим закрывать глаза и надеяться на лучшее?
Мое раздражение к мадам Лабель опасно приблизилось к отвращению. Мне было все равно, что она мать Рида. В тот момент я желала ей не смерти как таковой, а... зуда. Да. Вечный зуд в ее нижних областях, которые она бы никогда не могла полностью почесать. Подходящее наказание для того, кто продолжал все разрушать.
И все же, несмотря на ее жестокую бесчувственность, в глубине души я знала, что она права. Наши украденные секунды прошли.
Пришло время двигаться дальше.
- Вчера ты сказала, что нам нужны союзники. - я вложила свою руку в руку Рида, крепко сжимая его пальцы. Это было единственное утешение, которое я могла предложить ему здесь. Однако, когда он не ответил на давление, в моем сердце открылась старая трещина. Горькие слова вырвались из него прежде, чем я смогла их остановить. - Кого бы мы вообще попросили? Кровные ведьмы явно не с нами. Жители Бельтерры, конечно же, не поддержат наше дело. Мы ведьмы. Мы - зло. Мы повесили их сестер, братьев и матерей на улице.
- Моргана сделала это, - заявила Коко. - мы ничего не сделали.
- В том-то и дело, не так ли? Мы позволили этому случиться, - я сделала паузу, тяжело выдыхая. - Я позволила этому случиться.
- Прекрати, - яростно сказала Коко, качая головой. - единственное преступление, которое ты совершила - пожелала жить.
- Это не имеет значения. - мадам Лабель вернулась к своему пню с задумчивым выражением лица. Хотя ее щеки все еще были розовыми, она милосердно понизила голос. Мои уши радовались. - Куда поведет король, туда и последует народ.
- Ты сумасшедшая, если думаешь, что мой отец согласится с тобой, - сказал Бо из своего спального места. - У него уже есть деньги за голову Лу.
Мадам Лабель фыркнула:
- У нас есть общий враг - Моргана. Твой отец может оказаться более сговорчивым, нежели ты думаешь.
Бо закатил глаза:
- Послушай, я знаю, ты думаешь, что он все еще любит тебя или что-то в этом роде, но он ...
- ...это не единственный союзник, которого мы будем преследовать, — коротко сказала мадам Лабель. - Очевидно, что наши шансы на успех намного выше, если мы убедим короля Августа присоединиться к нам, поскольку он, несомненно, будет командовать шассерами до тех пор, пока Церковь не назначит новое руководство, но в этом мире есть и другие не менее могущественные игроки. Луп гару, например, и мелузины. Возможно, даже Джозефина была бы сговорчивой при подходящих обстоятельствах.
Коко засмеялась:
- Если моя тетя отказалась принимать нас вместе с бывшим шассером, почему вы думаете, что она согласится на союз с настоящими игроками? Она тоже не особо любит оборотней или русалок.
Рид моргнул - единственный внешний признак того, что он понял содержание записки Ла Вуазена.
- Ерунда. - мадам Лабель покачала головой. - Мы должны просто показать Джозефине, что она больше выиграет от союза, чем от мелкой политики.
- Мелкая политика? - губы Коко скривились. - Политика моей тети - это жизнь и смерть моего народа. Когда Белые Дамы изгнали моих предков из Замка, и лу гару, и мелузины отказались предлагать помощь. Но вы этого не знали, не так ли? Белые Дамы думают только о себе. Кроме тебя, Лу, - добавила она.
- Без обид. - я подошла к ближайшему корню, вскарабкалась на него и посмотрела на мадам Лабель. Мои ноги, однако, болтались на несколько дюймов над землей, что несколько уменьшало мою угрожающую позу. - Раз уж мы живем в стране фантазий, почему бы нам не добавить в список Дикого человека (Дикий человек — мифическое существо, которое появляется в искусстве и литературе средневековой Европы.- прим. переводчика) и Тараска (Тараск — дракон, чьё имя носит французский город Тараскон, персонаж провансальского фольклора - прим. переводчика)? Я уверена, что мифический человек-коза и дракон добавят красок в эту великую битву, о которой вы так мечтаете.
- Я ничего не выдумываю, Луиза. Ты не хуже меня знаешь, что твоя мать не сидит сложа руки в своем затишье. Она что-то замышляет, и мы должны быть готовы к чему бы то ни было.
- Не будет битвы. - я покачала ногами, демонстрируя безразличие, несмотря на покалывание под кожей. - Не в традиционном смысле. Это не в ее стиле. Моя мама анархистка, а не солдат. Она атакует из тени, прячется в толпе. Так она вселяет страх - в хаос. Она не рискнет объединить своих врагов, представив прямую атаку.
- Даже в этом случае, - холодно сказала мадам Лабель, - нас шестеро против десятков Белых Дам. Нам нужны союзники.
- Ради вашего аргумента, давайте предположим, что все стороны действительно образовали чудесный союз. - я замахала ногами сильнее, быстрее. - Король, шассеры, Красные Дамы, лу гару и мелузины - все работают вместе, как одна большая счастливая семья. Что произойдет после того, как мы победим Моргану? Неужели мы продолжим убивать друг друга из-за ее трупа? Мы враги, Хелен. Оборотни и русалки не станут закадычными друзьями на поле боя. Охотники не собираются отказываться от многовекового обучения, чтобы подружиться с ведьмами. Боль слишком долгая и слишком сильная со всех сторон. Вы не можете вылечить болезнь с помощью повязки.
- Так дайте им лекарство, - тихо сказал Ансель. Он встретил мой взгляд с решительной для столь юного возраста стойкостью. - Ты ведьма. Он охотник.
Ответ Рида был низким, ровным:
- Больше нет.
- Но ты был, - настаивал Ансель. - Когда вы влюблялись, вы были врагами.
- Он не знал, что я была его врагом... — начала я.
- Но ты знала, что он твой. - глаза Анселя цвета виски метнулись от меня к Риду, - Разве это имело бы значение?
"Не имеет значения, ведьма ты или нет", - сказал он мне после Модранихта. Его руки накрыли мои, и слезы навернулись на его глаза. Они были такими выразительными, полными эмоций. Любящими. То, как ты видишь мир... Я тоже хочу видеть его таким.
Затаив дыхание, я ждала его подтверждения, но оно так и не пришло. Вместо этого заговорила мадам Лабель:
- Я считаю, что аналогичный подход подойдет и для других. Объединение их против общего врага - принуждение их к совместной работе - может изменить восприятие каждой стороны. Это может быть толчок, который нам всем так нужен.
- И ты назвала меня идиоткой. - я пнула сильнее, чтобы подчеркнуть свой скептицизм, и мой ботинок — все еще расшнурованный в спешке покинуть бассейн — соскользнул с ноги. Из него выпорхнул клочок бумаги. Нахмурившись, я спрыгнула на землю, чтобы поднять его. В отличие от дешевого, забрызганного кровью пергамента, который Коко украла в деревне, эта записка была написана на хрустящем, чистом полотне, которое пахло... как эвкалипт. У меня кровь застыла в жилах.
Симпатичная фарфоровая, красивая кукла, с черными, как ночь, волосами,
Она плачет одна в своей пелене, ее слезы такие зеленые и яркие.
Коко подошла ко мне, наклоняясь ближе, чтобы прочесть слова:
- Это не от моей тети.
Полотно выскользнуло из онемевших пальцев.
Ансель наклонился, чтобы поднять его, и тоже просмотрел содержимое:
- Я не знал, что тебе нравятся стихи. - когда его глаза встретились с моими, его улыбка дрогнула. - Это прекрасно. Думаю, в некотором роде даже грустно.
Он попытался вернуть мне полотно, но мои пальцы все еще отказывались работать. Вместо этого Рид взял его:
- Ты ведь не писала это, не так ли? - спросил он, хотя это был не вопрос.
Я все равно молча покачала головой.
Он изучал меня мгновение, прежде чем вернуться к записке:
- Это было в твоем ботинке. Тот, кто это написал, должно быть, был там, у реки. - он нахмурился еще сильнее и передал его мадам Лабель, которая нетерпеливо протянула руку. - Вы думаете, что Шассер...?
- Нет. - неверие, которое удерживало меня в замороженном состоянии, наконец прошло горячей волной паники. Я вырвала записку у мадам Лабель - невзирая на ее протест - и сунула обратно в ботинок. - Это была Моргана.
Следующая глава: