После душной 8-часовой скрюченности за офисным компьютером, хочется прогуляться, и после работы я иду между домами Трамвайного проспекта, дыша воздухом и украдкой заглядывая в освещённые окна первых этажей. Как правило, ничего интересного там нет. Но однажды скучный, серый двор был омыт звуками скрипки. Этот капризный инструмент явно попал в руки мастера, и полностью следовал абсолютному слуху виртуоза и пюпитру. Тепло, форточки открыты - классика разливается в воздухе, но сколько я не всматривались, различить скрипача за шторами не могла. Подумала, радио... Хотя для радио слишком камерно, что ли. Всё-таки живая скрипка звучит не так, как в записи ( впрочем, это касается не только скрипки, а вообще всего. Живое неподражаемо и ценно именно своим присутствием здесь и сейчас).
Иллюзию развеял "Полонез Огинского". Здесь невидимый мастер дал сбой, и сразу стало понятно, что это просто ученик выпускного класса музыкальной школы, а никакое не радио...
"Прощание с родиной", как на самом деле называется этот аудиошедевр 18 века, был написан Михаилом Огинским неспроста. Поляк по роду и патриот по духу, он был вынужден бежать в Париж после разгрома восстания Костюшко ( спасибо Костюшко за больницу, мне там вылечили острый отит!).
Но Париж, хоть и тоже на П, всё же не Польша. И Огинский тосковал...
Будучи разносторонне развитым человеком, он проявил себя и как политик, и как композитор - мазурки, польки, песни, марши слетали с его бойкого пера и заполняли нотные станы. Но их мало кто помнит. А вот Полонез знает любой мало-мальски культурный человек. Потому что это было не развлечение, не хобби, а порождение истинной и искренней боли - такие вещи чувствует даже самое чёрствое сердце. Видимо, срабатывает что-то на уровне биоэнергетики, не знаю. Но факт остаётся фактом.
И вот тут, на чувственном крещендо, когда стремительные шестнадцатые рвутся вверх по строкам к заветной и недоступной половинке (Ми третьей октавы), скрипач даёт петуха!!!
Ми, эта проклятая недосягаемая Ми, вытянутый четвертый палец четвертой позиции, на самой тонкой струне, уже почти у лица, и даже тепло дыхания чувствует этот дрожащий, неверный палец, ставший не просто конечностью, но проводником живого и трепетного звука!
Ошибка в долю миллиметра на грифе даёт сбой, и звук пополз, и фальшь ясна, и опять начинается сначала этот беглый и безупречный ряд шестнадцатых, вверх и вниз, волнение и гнев, и опять крещендо, и опять... чуть-чуть не дотягивает.
Я существо не очень доброе. Я воспитанная, а это даёт определенные преимущества в социальном обществе. Во мне не так много сочувствия, как может показаться. Но если оно есть, то оно искреннее. Этот скрипач-невидимка вызвал не просто сочувствие - своей целеустремленностью и талантом он заставил меня СОПЕРЕЖИВАТЬ ему, болеть за него, проклиная и умоляя эту неприступную Ми покориться музыканту. Он заставил меня вспомнить себя много лет назад, когда я так же, стоя у пюпитра, отражала атаки злобных нот, и никак не давалось мне вибрато, и руки были как деревянные, а медведь будто на ухо наступил...
И так я стояла на дорожке около детской площадки, а мимо меня прошмыгнул собачник, школьник, мамашка с коляской... И уже пора домой, а мы с неутомимым скрипачем всё боремся с этой нотой, он(она) телом, а я духом - и вдруг, о чудо!
Ми удалась! Она идеальна! Высота взята! Пассаж получился безупречным!
И полилась дальше мелодия полонеза, но уже не тоска в ней, а победа. Я почувствовала себя счастливой, ведь и мой вклад был здесь, я в этом не сомневаюсь!
Прошло не много времени, я всё так же посещаю эти дворы, но скрипку больше не слышала... Думаю, музыканта прибили его менее одухотворённые соседи, уставшие от громкого таланта. Не все же понимают, что истинно прекрасное требует жертв!
Огинский, кстати, потом вернулся на родину, был сенатором, работал в посольстве и умер он лёгочной жабы в преклонном возрасте во Флоренции. Возможно, в старости мудро посмеивался над своей молодостью, тоской и прощанием с родиной. Ведь нельзя проститься с тем, что и так всегда с тобой...
Вот такая история :)