Дождик, хулиган известный, также крался незаметно: перещелкав яблонь ветки, вдруг на крыше он верхом…Вертится, грохочет, злится – всё неймется порезвиться, на приличный сад излиться дробным, злобным матерком…
Стихи автора
Прошло ещё несколько дней.
Листопад набирал обороты; грибы в лесу и овощи на огороде потихоньку собирались и перерабатывались, банок уже не хватало – пришлось съездить за ними на Переделкинский рынок. Ляля отдавала мне лишние кабачки, а я ей - корешки и листья хрена, разросшегося по неудобям участка. Кроме того, Ляля отдала мне семена вызревшей настурции, которые она не использовала, а я мариновала, вычитав где-то, что они – северный аналог южных каперсов, только более острый.
Привидение появлялось почти регулярно, обычно после того, как я запирала двери – из чего я заключила, что собаки произвели неизгладимое впечатление на нечистую силу. Признавать его потустороннюю природу я принципиально отказывалась, и оно, видимо страшно обидевшись, разворотило поленницу, вскрыло сарай и всё там раскидало, а потом сперло велосипед. Это был старый, со спущенными шинами и свернутым рулем ветеран движения, и я подумала, что призрак предпринял данную акцию просто из вредности. Я с ним уже даже как-то свыклась, записав в категорию небольших, но неизбежных домашних стихийных бедствий: как ворон, регулярно расклевывающих рассаду, или анонимную животину, залезающую по ночам в помойку, или ястреба-перепелятника, прореживающего зимой птичью стаю у кормушки под моими окнами… Как и многое другое, что легче было принять как данность, чем бороться с этим.
Интересовавшие меня подробности ареста фальшивомонетчиков на бывшей даче Фурцевой оказались неинтересны: ну, аппаратуру обнаружили, пару ксероксов с компьютерами; ну, действительно, была баня для расслабухи, с порнографией… Ни я, ни Ленка, ни Женя, которого с горя я посвятила в проблему, не увидели ни малейшего намека на связь этих событии со смертью Кирилла.
- Хотя, - сказал мне как-то раз Евгений, аккуратно почесав затылок под косынкой, сделанной из чего-то, здорово смахивающего на солому, - странно, да и не бывает так – столько вдруг событий определенного толка, да в тихой Собаковке… и чтоб они не были связаны - не верю…
- Во-от! – сразу согласилась я. – Сам посуди. Сначала Кирилла убили. Потом за Аркой охотились, бандиты эти, - тебе адмиральша рассказывала о наших Фермопилах?
- Рассказывала, - тихо отозвался знаменитый кутюрье. Взгляд его мгновенно сделался тяжел, как асфальтовый каток, - жаль, меня там не было… - Кузя напряглась и угрожающе рыкнула, и Евгений, не глядя, потрепал её успокаивающе по холке, - если им нужна собака, значит, Ара знает убийцу.
- Мы с Ленкой всех перебрали, с кем Кирилл был здесь знаком. Во всяком случае, про кого мы знали… Но вот если он знал кого-то, кого мы не знаем… - привычно затянула я, но тут Женя поднял глаза, и я заткнулась.
- Катерина Борисовна, - сказал он, - а ведь собаку больше не пытались пристрелить, выходит – их-то на даче Фурцевой и арестовали?
- Ну-у-у… Может, да, а может и нет. Я с тех пор со страху в таких, знаешь, местах гуляю… Возле дачи Буденного, или возле дома спикера, попробовал бы кто чужой сунуться – «некто в штатском» каждые десять метров. И телекамеры - кому охота сидеть по статье за терроризм! А на участке к нам незаметно не подберешься: сентябрь теплый, никто пока толком не съехал, целый день кто-то крутится по соседству. Одно дело – пристрелить как бы ничейную собаку, и совсем другое – хозяйскую… Ох, Жень, не знаю – думаю-думаю, а всё без толку.
- Да, плохие мы с вами сыщики… А вы собрались куда-то?
- На станцию, в хозяйственный. Опять напряжение прыгает, лампочек не напасешься, то и дело перегорают.
Сентябрь приближался к концу и закис дождями. Тропинки на аллеях расплылись, заблестели лужами и всё норовили, как пьяные, разъехаться по кюветам и там зазимовать. Именно поэтому пешие походы по собаковским неудобям в ненастье начинали смахивать на фигурное катание с элементами цирковой акробатики. Особенно на отрезке Собаковка – железнодорожная станция, потому что сразу после подземного перехода через Минское шоссе асфальт дорожки заканчивался, и начиналось «счастье горшечника» - замечательно вязкие, отменно скользкие красные глины. Окопавшись в Собаковке и оказавшись перед необходимостью все-таки хоть изредка ездить в Москву электричкой, я искренне перестала понимать восторги публики по поводу всяких взятий Монблана, переходов через Альпы и прочих рекламных подвигов. Потому что героизм аборигенов, вынужденных каждый рабочий день преодолевать подходы к мостику через безымянный ручей… У меня не хватит слов, чтобы закончить фразу. Быть может, они нашлись бы у сценариста фильма «Вертикаль». Или у автора «Одиссеи»… Крутой спуск к ручью, не отягощенный никакими мерами предосторожности типа перил, на изломе своем ещё и изворачивался самым подлым образом, не оставляя ни малейшей возможности избежать купания в грязной воде. Один из наших соседей, тоже «зимник», зимой носил с собой пачку соли, и, когда шел на работу или с работы по обледенелым откосам, щедро разбрасывал её, то есть соль, перед собою, а за ним, цугом, выстраивалась благодарная цепочка сотоварищей по несчастью…
Люди бывалые предпочитали ходить короткой дорогой – мимо цементных водоотстойников. Там, правда, тропинка падала ещё круче, но хоть без подлых закидонов, и, кроме того, отважного путешественника хранила от бед железная сетка на прочных опорах.
Конечно, я ходила короткой дорогой. Так шла и сейчас. Придерживаясь за сетку и стараясь наступать только на остатки травы, я уже почти достигла бетонных отмостков резервуара, как вдруг сзади раздался истошный крик.
Почему считается, что кричать «истошно» могут только женщины? - сие есть клевета: оглянувшись, я увидела крупного, по-городскому одетого дядьку: он с чего-то тоже рискнул пойти короткой дорогой, но с непривычки не удержал равновесия и теперь несся на пятках со скоростью локомотива по скользкому склону прямо на меня, вращая глазами и руками, в одной из которых полоскался портфель. При этом дядька орал, используя все богатства русского языка.
«Гнев, о богиня, воспой Ахиллеса, Приамова сына…»
Дядька тщетно пытался затормозить, совершая движения, несовместимые с человеческой анатомией. Вместо того чтобы освободить трассу от греха подальше, я отвесила варежку, завороженная цирковой эквилибристикой горожанина, за что и поплатилась: цепляясь буквально за воздух в тщетной попытке выровнять крен, поравнявшись со мной уже фактически на излете и почти что в горизонтальной позиции, мужик рефлекторно попытался ухватиться хотя бы за меня, извернулся противоестественно, я получила портфелем по голове, и в теплой компании себя, дядьки и портфеля рухнула на дно ложка.
…Переезжая в провинцию на постоянное место жительства, люди очень быстро перенимают от местного населения полезную привычку не волноваться по пустякам. Я считаю, что провинциалы, в отличие от городских, всегда располагают точными сведениями – что можно пережить без истерики, а что нет. Данное происшествие истерики никак не стоило.
- «Пролетая над городом Саратовым, шлю пламенный привет родной школе»… - пробормотала я, приходя в себя. Мне понадобилось какое-то количество времени, чтобы подтянуть конечности и пересчитать их. Выяснилось, что все при мне, включая невезучего мужика, который шумно возился в сторонке. Вид у него был кислый, но голоса он не потерял:
- Крепкий народ в деревне… Почему вы не отошли?
- Моя хороший охотник, - пробормотала я, осматривая себя. Пейзаж этот вызывал чувства противоречивые: с одной стороны, можно было смело ставить крест на пальто, купленном в «Секонд-хэнде» в самом начале перестройки, и спокойно выбросить его на помойку, которая находилась тут же, шагах в двадцати от ручья. С другой стороны, в чем идти домой? - Борькин свитер вряд ли мог защитить от мокрого ветра, прошивавшего Собаковку навылет этим днем. Дядька тоже поднялся, подобрал отлетевший в кусты спиреи кейс и теперь пытался счистить с ботинок налипшую глину, скребя ими по ограде. Очередной раз поразившись несообразительности горожан и глубине той бездны, в которую неизбежно канули бы представители сильного пола без спасительной помощи прекрасной половины рода человеческого, я сказала:
- Слушайте, у вас и портфель грязный, и пальто. Отцепитесь вы от сетки, и идите сюда, - нет, впереди меня идите, – видите, ступеньки к воде?..
Он послушался. Оказав друг-другу первую помощь по реставрации гардероба, мы вежливо раскланялись. Я выслушала смущенные извинения, уверила его и себя, что если и имею претензии, так только к поселковой администрации, которая всё никак не соберется наладить цивилизованную переправу; помахала рукой своему собрату по несчастью и отправилась за лампочками. Утрата пальто исчерпала мою потребность в романтических приключениях, так что вовсе незачем было после всего ещё и сидеть осенними вечерами в кромешной темноте. Мой потрепанный прикид в магазине, конечно же, никого не взволновал – здесь и не такое видали.
…К вечеру прояснилось, выглянуло солнышко, хотя всё равно непонятно было, что не дает сгуститься сумеркам – последние лучи или канделябры лиственниц, чьи кроны пылали осенними красками просто нестерпимо. Синеющее небо обещало первый настоящий заморозок, и тут уже ничего нельзя было поделать, на то он и октябрь - в головах золото, в ногах серебро… Приближались холода, и весь сад как-то поджался в ожидании грядущих перемен. Постройнели деревья, сбросив пышное тряпье листвы; узловатые клешни оголившихся кустов выглядели хищновато… Зато куча старых досок смотрелась не так никчемно, как посреди летнего буйства красок, а уже вполне элегически – как будто попилили лето дождями на дрова, и лежат теперь штабелем вспоминания о тугих как парус рассветах, о стрекозах, застывших в полдневном мареве, как в янтаре, - лежат, уже ни о чем земном не беспокоясь.
Я вкрутила лампочки, поставила вариться собачью кашу, полила цветы; проверила, как чувствует себя занесенный с улицы квамаклит в ведре (судя по виду, чувствовал он себя прескверно), и решила, что такой тихий вечер вполне можно посвятить переписыванию магнитофонной кассеты, которую дал на время один из Борькиных приятелей. Это была не молодежная музыка, Боже упаси, а благородный жанр сатиры, давно и преданно служивший тяжкому труду покаяния, ибо он давал даже самому законченному эгоисту возможность посмотреть на себя со стороны. В любви к Задорнову, Жванецкому и Райкину мы всегда сходились и с сыном, и с его друзьями.
Уже включив запись, я вспомнила, что забыла заменить лампочку у калитки, и отправилась туда, заперев собак в доме. В разгар электрификации меня окликнули с улицы, я выглянула и увидела Женю в труакаре цвета топленого молока, черных шароварах и черной же налобной повязке с крупной грушевидной жемчужиной во лбу.
- Катерина Борисовна, - сказал он, - тут вас по поселку какой-то господин разыскивает.
- Газовщик? – помертвела я, судорожно пытаясь вспомнить¸ когда последний раз платила по счетчику.
- Да нет, вряд ли, его Полина видела – что она, газовщика не распознает? Сказала – подозрительный мужик…
- Поли-ина… А она там, часом, не день рождения празднует?
- Нет, - понимающе усмехнулся Евгений, - у неё завтра торжество, а сегодня она пироги печет, с грибами. На всю Первомайку аромат…
Вспомнив об особенностях Полининой грибной охоты, я решила завтра обязательно зайти вечерком и проверить, всё ли в порядке с гостями, но размышления мои прервал Женя:
- Послушайте. Может, это и ерунда, но как бы этот ходок не оказался опять по Аркину душу. Если вы не возражаете, я тут с вами побуду, мало ли что… А то он адрес-то уже уточнил, сейчас пожалует…
Действительно, из-за угла послышался привычный собачий гвалт от адмиралов, не позволявший никому приблизиться к хутору незамеченным, и в переулке появился незнакомец. Стоило ему дойти до Ксюшиных ворот, как я признала в нем утреннего чемпиона по глиняному фристайлу.
Он, видимо, тоже меня узнал, потому что помахал рукой.
- Женя, отбой, я его знаю…
Но Женя не ответил. Я оглянулась, и на всякий случай испугалась: великий кутюрье, напряженный, как натянутый лук, пристально вглядывался в приближающегося мужчину. Тот тоже присмотрелся, даже приостановился на секунду, - а потом, к моему окончательному ужасу, издал какой-то орлиный клекот и бросился на Евгения. Тут же выяснилось, что имелись в виду сдержанные мужские объятия, потому что гость, тиская знаменитость и от души лупя его по плечам, темпераментно выкрикивал:
- Женек!!! Гешка-Карандаш, скотина, ведь ты же погиб! – Гешка в долгу не оставался. От дружеских тумаков по оврагу каталось эхо, и вдруг они разом замерли, оторвались друг от друга, развернулись ко мне и в один голос спросили:
- Это ваш муж?
- Женя… – сказала я слабым голосом, - ты с ума сошел на радостях? Ты думаешь, я позволю своему мужу забыть адрес собственной дачи?.. Это вы меня разыскивали?.. Вы что, знакомы?..
Мужчины смущенно переглянулись, и незнакомец ответил:
- Да. Мы вместе… ну, воевали. Так это вы – Катерина?
Бывшие однополчане не стали уточнять, где именно нюхали порох – в Афганистане, Чечне, или где-либо на Африканщине, - но взаимопонимания за годы разлуки они явно не утратили; потребовалась всего лишь одна крохотная пауза, чтобы Женя одернул труакар, как гимнастерку, и сказал:
- Прошу извинить – дела…Катерина Борисовна, до свиданья. Глеб Иваныч, я живу здесь, Лесная, 54. До встречи.
Незнакомец проводил его задумчивым взглядом и спросил негромко:
- А он всегда так… м-м-м… одевается?
- Вы с ним действительно давно не виделись. И телевизор вы не смотрите, как я посмотрю…Он же модельер, из очень известных… - тут я наконец спохватилась: - А вы ко мне, собственно, по какому вопросу?
В ответ он молча достал из кармана красную книжечку.
Иногда очки бывают крайне полезны именно не по прямому своему назначению. Если вдруг на закате хлопотного дня тебе суют под нос удостоверение полковника ФСБ, можно запросто выиграть минуты три, щурясь подслеповато и суетливо шаря по карманам в поисках очков, которые висят у тебя на груди на тесемке. Трех минут мне как раз хватило на то, чтобы растеряться окончательно.
…Достаточно прочесть пару-тройку детективных романов, чтобы понять: любое следствие по делу об убийстве действует, как забастовавший пылесос, а именно извергает на свет Божий горы информации, никакого отношения, при ближайшем рассмотрении, к следствию не имеющей. Вовлеченные – вольно или невольно – в водоворот дела люди от обнародования своих маленьких секретов теряют в лучшем случае сон и аппетит, а в худшем – друзей и работу. Отсюда и проистекает интернациональная генетическая осторожность в общении с полицией. Я не составляла исключения. Нет, я не приторговывала самопальной водкой, не скупала краденое, и не нагревала государство каким-либо иным особо изощренным способом. Более того: совсем ещё недавно я сама рвалась помогать следствию, но вот только сейчас сообразила, что явившийся по мою душу следователь просто обязан будет, так сказать, качнуть мой психологический шкаф, пугая все спрятанные там скелеты. Обычно они ведут себя абсолютно нетребовательно – ну, знают о них муж, близкие друзья и мой духовник, - и ладно. Но стоит постороннему человеку хоть пальцем тронуть свисающий с антресолей кончик пёстрой шали нашего внутреннего мира, как происходит неизбежное: на голову любопытного валятся коробки и картонки, с предсмертным воем вылетает пыльная кошка, чемоданы воспоминаний начинают угрожающе крениться, и наконец с надсадным скрипом распахивается рассохшаяся дверка, и в объятия потрясенного сыщика падает скелет – совершенно и никоим образом не сдвигающий порученного дела с мертвой точки.
Моим строго охраняемым скелетом в шкафу была стеснительность. Один из устных рассказов Ираклия Андроникова начинается такими словами: «Главными моими чертами с детства были застенчивость и любовь к музыке»… Кого заинтересуют последствия такого сочетания, не поленитесь найти рассказ «Как я первый раз выступал на эстраде», - не пожалеете. В данный момент мне, похоже, как раз и предстояло сольное выступление, к которому я была органически не способна. Опыт общения с любыми «инстанциями» у меня относится к разряду летальных, потому что никогда, ни разу за всю жизнь мне не удалось никому ничего объяснить, доказать или добиться. Посещения районной поликлиники с банальным ОРЗ заканчивались тяжелейшей хроникой, за московский телефон я обычно платила раза три в месяц, включая загадочные переговоры с загадочными абонентами, например, с острова Тимбукту. Оформление в собственность квартиры после маминой смерти определенно стоили бы мне инфаркта, если бы эстафету из моих слабеющих рук не перехватил несгибаемый муж. Ну скажите, как можно заниматься приватизацией жилья человеку, который от малейшего волнения глохнет на правое ухо, а необходимость звонить по телефону незнакомым людям вгоняет его в ступор?! Я очень ясно представила себе, как напряженно внимаю теряющему терпение сыщику, стараясь не поворачиваться к нему правым профилем и потряхивая головой, как бедовая лошадь, и мозги мои тут же превратились в развалины Хиросимы после атомной бомбардировки. Почему-то воображаемые ужасы всегда ярче воображаемых радостей, и мне не пришла в голову та простая мысль, что опытный, прошедший специальную подготовку следователь способен непринужденно разговорить даже монумент Зое Космодемьянской.
Мы вошли в дом, и на гостя устремились собаки.
- Фу! – закричала я в полном уже отчаянии, - фу облизывать гостя!
Конечно, меня не услышали. Франт самозабвенно брехал, глядя в потолок - «глаза б мои вас не видели!», - девки, поминутно отвлекаясь на грызню друг с другом, обложили пришельца с флангов. А вот Ара вдруг радостно взвизгнул и пал гостю на грудь.
- Странно ведешь себя, дружище Биттнер, - сказала я озадаченно, стараясь отцепить Тюлю от Фроси, Франта от себя и визитера от вешалки, на которую его завалил обалдевший от радости Арка. С вешалки попадали все куртки, и в недрах одной из них громыхнуло железом – надо так понимать, нашлись наконец утерянные мужем неделю назад ключи от московской квартиры, гаража и офиса. Как нельзя вовремя нехорошим голосом закукарекал электрический стабилизатор на полочке за вешалкой, ему из соседней комнаты откликнулся-закудахтал холодильник… Из моей комнаты раздался громкий и уверенный мужской голос:
- Что сказала курица лисе? – а ничего. Не успела…
Я вспомнила про включенный магнитофон, и рванулась туда, опрокинув стул. Когда я вернулась, относительный порядок был восстановлен: Тюля, продолжая недовольно трендеть, побежала нервничать в кроватку, Фрося улеглась под стол, Франт вспомнил, что не все ещё репьи выбрал из хвоста, а полковник, проявив чудеса выдержки в моем дурдоме, снял пальто, пригладил волосы и прошел в гостиную. Стабилизатор с холодильником загадочно помалкивали; Арка сопроводил гостя до кресла и лег у него в ногах, безоговорочно свидетельствуя о благонадежности визитера. Гость, судя по всему, и не такого навидался, потому что смотрел на меня не просто благожелательно, а даже вроде бы сочувственно.
- Кофе будете? – уныло спросила я.
- С удовольствием, - ответил он. Была среда - день постный, поэтому к кофе у меня имелись лепешки на соевой сметане и джем из физалиса с лимоном. Безошибочно распознав голодный блеск в глазах представителя закона (за 20 лет стабильного брака что ещё можно было не знать о мужчинах?!), я выставила из холодильника филе окуня в кляре, и, судя по всему, попала в точку: гость начал улыбаться уже не просто доброжелательно, а я бы сказала, с восторгом, и что особо радовало - не мне, а рыбе. Я перевела дух и тут же сообразила, что если вместо вызова в Москву он приехал ко мне по месту проживания, то, похоже, беседа предстоит дружеская, и нет смысла так уж нервничать. Полковник не выглядел угрожающе, хотя его попытки поговорить за кофе на нейтральные темы не увенчались успехом – тем не нашлось. Ну, о чем говорить с сельской отшельницей, которая газет не читает, Интернета не имеет, телевизор не смотрит… О способах выведения блох?.. О смысле жизни?.. Нет, ну телевизор я все-таки иногда смотрю. Редко, правда, но зато регулярно покупаю программу на неделю, и отмечаю там интересные фильмы и передачи. Муж как-то спросил с уважением:
- Ты отмечаешь то, что не будешь смотреть с особым удовольствием?
Но разве можно было объяснить такое нормальному человеку?! Поэтому к концу трапезы меня – взъерошенную, несчастную и погруженную в пучины комплексов, - можно было брать голыми руками, выжимать как мокрую тряпку, а потом арестовывать и смело вешать на мою шею все имеющиеся в ФСБ «висяки». Бедному полковнику, тщетно пытавшемуся пробудить во мне хоть искру сознания и перевести монолог в диалог, оставалось разве что попытаться применить специальные навыки
- Катерина Борисовна, – сказал он решительно, - я у вас в доме все пытаюсь найти разницу между собой и Годзиллой, и, поверите – не нахожу никакой. Вы «Годзиллу» смотрели?
- Смотрела, - мрачно откликнулась я. Этот фильм меня заставил посмотреть сын, в рамках стирания грани между матерями и детьми. Оказалось - ничего, даже забавно… Но отвлечься на фантазии мне следователь не дал.
- Чтобы у меня не развился комплекс слона в посудной лавке, давайте так сделаем, - предложил Глеб Иванович, - вы будете спрашивать, а я - отвечать.
- И что это будет? – осторожно удивилась я.
- Это будет разговор. Потому что, видите ли, Кирилл меня предупреждал, что вы несколько…гм… замкнуты.
«Однако», - подумала я и сказала не без горечи:
- Моя «замкнутость» видна без лупы даже гражданским лицам… А что, вы Кирилла знали?
- Знал, - ответил полковник, - он работал под моим началом. Очень талантливый оперативник… был.
Вот уж эта информация была совсем не из тех, что сразу умещается в голове, и полковник, видя тупое выражение моего лица, принялся объяснять: Кирилл занимался отслеживанием связей преступной группировки, занимавшейся производством фальшивых денег, и передавал полковнику информацию, которую добывал, как оказалось, не без моей помощи. Дело уже шло к завершению, но в последний, перед арестами, момент Кирилл попросил полковника повременить с захватом, потому что существовала опасность поймать плотву и упустить щуку. Начальник требовал аргументов, но Кирилла не иначе, как бес попутал – ничего объяснять не стал, сказал только:
- Я знаю, кто у них главный. Никогда бы не предположил – меня Катерина на мысль навела. Но доказательства…
- Не рискуй, - забеспокоился Глеб Иванович, - этот главный – тот ещё волчара. Что-нибудь придумаем, не подставляйся…
- Не боись, шеф. Я аккуратно…
Аккуратно не вышло. Взять убийцу по горячим следам – тоже. Полковник, отдавая приказ об аресте банды, надеялся вычислить главаря среди арестованных, но снова просчитался. Более того, бандиты имели непробиваемое алиби: в ночь убийства братва гуляла в одном из загородных ресторанов, где их наблюдала не только обслуга, но и – вот уж воистину невезуха! - осуществлявшие слежку люди полковника. По их показаниям, никто на длительное время никуда не отлучался. Но кое-что все-таки высветилось. Очень неохотно, нервно озираясь и требуя усиленной охраны, один из бандитов поведал, что у номинального главаря банды, арестованного вместе со всеми, есть некто помощник, которого никто не видел, но все боялись до дрожи, такой серый кардинал, человек бесчеловечный, безжалостный и жадный до невероятия. «Слыхал, погоняло у него Шейлок, и что он вроде из местных», - сообщил бандит, и тогда Глеб Иванович поехал в Собаковку.
Услышанное потрясло меня до глубин организма. Убийца – кто-то из своих, из наших?! – не верю. Полина, Ксюша, моя Ленка, Женя?.. Ляля с внучкой? – да нет же. Скорее всего, кто-то из местных новых русских, которых мы никого не знаем…
- Катерина Борисовна, - прервал мои размышления полковник, – вы его знаете.
- Бред, - твердо сказала я.
- Так говорил Кирилл, - развел руками полковник. – Поймите, мы конечно проверили по своим каналам практически всех жителей поселка. Так, навскидку, никто из них отношения к банде не имеет…
- И спикера проверяли? – мрачно усмехнулась я. Глеб Иванович покачал головой:
- Или он спикер, или фальшивомонетчик. Слишком разные уровни, вы же понимаете… Нет, придется уж нам с вами думать. Головой.
Поскольку разговор складывался вполне разумный, не опасный, я попробовала думать головой. Во всяком случае честно напряглась, - но из недр моего растревоженного сознания всплыла только одна связная мысль: перед ночным заморозком надо было бы прикрыть последние кабачки, ну хоть газетами, а теперь уже темно. Понимая, что полковник ждет от меня вовсе не этих откровений, я нечеловеческим усилием выбросила из головы газеты с кабачками, и сказала:
-Глеб Иванович. Вы, похоже, ждёте от меня каких-то судьбоносных открытий, а я, вот честное-благородное, даже отдаленно не представляю себе… Нет, я думала, конечно – мы с Ленкой думали, вы про Ленку в курсе?.. – так вот с ней; знакомых перебрали всех, но ведь наши знакомые – это люди, которые живут здесь семьями уже на протяжении трех-четырех поколений, мы все у всех, как на ладони… Нет, конечно, я понимаю, сейчас такое время, когда с людьми разное может произойти, любой может оказаться замешан в криминале – но не шефом же!
- Весьма здравое рассуждение, на мой взгляд, - одобрил полковник.
- Ну вот…
- Кирилл мне твердил все время, что вы тут у него главный помощник.
Меня бросило в жар. Поздновато, конечно, до меня дошло, что одно дело - рассказывать местные байки доброму приятелю, и совсем другое – доброму приятелю, работающему в ФСБ. Ну, Кирилл… Ему, конечно, теперь Бог судья, и разве вспомнишь теперь, вот так влет, что и про кого наболтала лишнего, и кто скоро перестанет со мной здороваться… Не то чтобы я жить не могла бы без здешних знакомых, но их так немного, и каждый наперечет, и вообще… предупреждать нужно. Однако прожила я уже жизнь долгую и событиями богатую, и некоторый опыт все же имела, и потому сразу подумала, что и Кирилл, и полковник наделены даром деликатности, так что, по большому счету, доверия моего никто предавать не собирается. В рамках уголовного кодекса. Но всё-таки чувства меня обуревали противоречивые, и я сказала с досадой:
- Ну, вы с Кириллом нашли сыщика, Глеб Иванович, долго искали… Господи, да какие у нас тут у всех тайны-секреты?! Коммунальные неплатежи, нелегальные подключки, самострой… Из уголовщины – только подкрученные счетчики и мой домашний ликер «Адвокат». Мы сами ничего не понимаем… Кирилла убили, ясно, но вот как…
- Что ж тут непонятного – пришли и застрелили, очень просто.
Вот тут я вдруг возмутилась:
- Нет, погодите. Что значит просто! Это у вас в Москве все просто, зашел, убил, даже если кто и видел – не скажет, хоть пытай… А здесь, знаете ли, деревня, у нас здесь вот так «очень просто» никто, ни под каким видом, незамеченным подойти к вагончику не мог.
- Не понял. В чем, собственно, проблема? Какая разница – Москва, Собаковка… Ну, ночь, как и в столице, все спят… Освещения никакого, только по трем главным улицам, и дачники съехали почти все…
- При чем тут дачники! Как же объяснить-то вам… Уже опять темно, идти бессмысленно, это надо при свете… Ну, на словах попробую. Вы карту местности представляете себе?
Полковник усмехнулся:
- Кирилл рассказывал, что вы тут с закрытыми глазами ориентируетесь… Карту представляю себе, не сомневайтесь.
- Я здесь ориентируюсь ещё с детских казаков-разбойников. Так, сейчас... Если убийца не местный житель – а что он наш, я в это не верю и не поверю никогда, вы как хотите, - то ему надо было как-то добраться до вагончика, если он, конечно, не бесплотный дух, что мы с вами сразу отметаем. Откуда – понятно, от шоссейки или железной дороги, больше неоткуда... Так, прошел он Первомайку – не та проблема, кто тут только не ходит… А вот дальше уже не все так просто. К Полю Чудес, где вагончик Кирилла, можно с Первомайки пройти или по Собачьему хутору, мимо нас, а адмиралы сказали – молчали в ту ночь собаки, то-есть не было чужих. Или по Лесному проезду, но тогда мимо дачи, где родительский комитет сидел и пялился на дорогу, отслеживая детей. Они сказали, что только армяне-строители до магазина ходили, да собачники гуляли, а они все знакомые.
- Выгуливали собак?! По улицам, когда рядом лес и поле?
- Поле не электрифицировано, знаете ли, и лес тоже. А днем все на работе… Погодите, не перебивайте. Ещё можно было бы пробраться от речки, но её сейчас всю загородили эти, с Земляничной горки, делают частный парк с фейс-контролем, и сторож сидит на воротах, а выше переправы нет… Ещё можно было бы пройти по Первомайке, свернуть раньше родителей в переулок Рыбалко, спуститься по тропинке в овраг, который перпендикулярно нашему, и подняться к полю по пустому участку мимо охотника – только охотник уж знал бы, что кто-то шастает, у него собаки легавые… Вы же наверняка расспрашивали всех, кто рядом живет, на подозрительный шум каждый выйдет посмотреть, здесь не Москва, по домам в таких случаях не отсиживаются.
- Хорошо. А со стороны Немчиновки?
- Да ла-адно… Какая Немчиновка, не видали вы подмосковных дорог? – там одно название, а на самом деле грязи непролазные с августа и до холодов… Кто станет по болотам в темноте ползать?
- Ну – предположим, человек, который был этому специально обучен.
- Это мы что, на Евгения выходим? Так у него алиби, у него показ был в тот вечер, с фуршетом, он только утром вернулся прямо из ресторана.
- Господи, это-то вы откуда знаете – от Жени?
- Так вы тоже это знаете, как пить дать, раз всех расспрашивали… И не от Жени я знаю, зачем мне Женя – от экономки его, чудесная женщина, приятельница подруги моей мамы, она нам и сказала – мы с Алькой забегали к ним, когда Эльгу разыскивали, думали – вдруг Женя дома и поможет…
- Стоп. Вот отсюда чуточку подробнее… Эльга, это кто?
Я пересказала всю эпопею с молодежной вечеринкой.
- …так что по Лесной, мимо каруселей, никто не мог пройти, - говорила я, - откуда бы не шли – с Лесной, или с бывшего дома отдыха издательства газеты «Правда»… - тут я задумалась. – А знаете, вот если поднапрячься, есть один путь. Если ехать на машине по Минке, остановиться до военной части – там сейчас сделали съезд, раньше не было, - на новый дачный поселок в полях… Правда, там и на грузовике только в сушь проедешь, очень уж дорогу разбили строители, - а сейчас вообще ни пройти, ни проехать… Но на поселок выйти можно. Ну, и через посадки, через Дубки, как раз тропинка на Поле Чудес…
- А можно не ходить через новый поселок, а сразу выйти на Нагорную?
- Нет, там все перегорожено и застроено, на Нагорную выход только против нашего переулка, и на углу Овражного и Нагорной в пустом доме – там ещё петух на флюгере, как живой, - там бездомная собака ощенилась в августе. И она уж свой участок днем и ночью охраняет, такое брехалово поднимает – половине Собаковки слышно, а уж если бы она начала брехать, то и Витька-пьяница вышел бы. Там же редко кто ходит, а он никого мимо не пропускает – очень поговорить любит.
- Ночью?..
- Ну и что, что ночью? – он тогда только вечером из Москвы приехал, за пенсией ездил, вернулся с бутылкой, а он один принципиально не пьет. А дежурный его собутыльник как раз в родительском комитете тем вечером заседал, его сын и есть тот самый Славик, на чьей машине за шашлыками не съездили. Витька нам с Алькой сам все и доложил, когда мы к Кириллу за Аркой заходили, – еле отмотались от него…
Было уже поздно, и полковник стал прощаться:
- Катерина Борисовна, если ещё что-то вспомните – вот мои телефоны. Звоните в любое время. Я скоро ещё появлюсь, уж не обессудьте. Кое-что мы с вами всё-таки сегодня выяснили…
- Что? – удивилась я.
- Убийца действительно из местных. Только местный, знающий все, что вы мне тут рассказали, мог подобраться к вагончику никем не замеченным.
(продолжение следует)