Истины — это «дорожные знаки». Попробуй проехать без них по автострадам жизни! Одна из истин состоит в том, что наши лучшие учителя — это наши враги.
Эта истина, как и все другие, всегда прячется в одном и том же месте: в боли. Но смотреть в боль (искать истину) человек не хочет. У него ещё не то качество сознания.
Именно поэтому нам так трудно жить.
Именно поэтому мы часто не можем вынырнуть из водоворота ада. Мы боремся с засасывающей нас воронкой — вместо того, чтобы нырнуть на глубину, ибо только там течение слабое, и только там можно уйти от смертельного потока.
Об этом история.
* * * * *
Я, как и все мы, не знал, когда и кем я был поставлен на эту колею — ныряльщика в ад. Сначала я думал, что это наказание.
- Когда ты видишь каждый день слёзы матери,
- Когда остаёшься в 16 лет без поддержки, один на один с неизвестностью,
- Когда ты вдруг понимаешь, что поступить на юрфак без связей отца ты уже не сможешь и нужно греметь в армию,
- Когда появляются первые случаи предательства самых близких тебе людей,
— ты не можешь не думать о том, что это не наказание.
Но когда однажды ты решаешься сам спуститься в ад, а позже ныряешь в него раз за разом, чтобы вытаскивать из него кого-то, ты начинаешь понимать, что это не наказание. Это — колея.
Помню, когда я работал юристом, ко мне пришла женщина с проблемой, что магазин под ней начал делать ремонт, после которого у неё потрескались все стены. Я быстро выяснил, кому принадлежит магазин, и судебный путь поэтому похоронил сразу. Но как ты похоронишь ад этого человека?
Я тогда ещё не умел в него спускаться. Мальчику была интересна игра в юриспруденцию. Но когда я узнал, что женщина слегла с инфарктом, а потом умерла, у меня что-то переключилось.
Мой первый клиент, которого я попытался вытащить из ада, была девушка — юрист. Она мечтала попасть на работу в мэрию. Ее мотив был странный — она любила мэра. Не как мужчину, а как политика. Она стала юристом в мэрии.
Я мало что понимал тогда в тех делах, в которых сейчас понимаю, но чуйка мне подсказывала, что она лезет в ад.
Но ад — не ставни окон и не забор, закрыв который ты можешь туда не пустить кого-то. Ад не спрашивает.
И вот эта девушка-юрист стала свидетелем, как суд, на котором она представляла интересы мэрии, лишил бабушку комнаты в коммунальной квартире.
Ей не было известно, что решение суда в нашей жизни всегда имеет имеет альтернативу — договорённости «сильных мира».
Она оказалась в глубокой депрессии. И вот там я её и нашёл.
* * * * *
Вытащить человека из ада, не спустившись в него, невозможно. Поэтому я оказывался там сам. Но делал это уже по своей воле. Так что нырять в ад я уже умел. Даже вытаскивать попавших туда уже тоже мог.
Вот чего я не мог — обучать этому других. Эта способность, как оказывается, есть единственный критерий истинного мастерства. Мастерство и компетентность отличаются именно этим.
В этот раз все получилось не у меня, а у того, кого я долго обучал.
Женщина по имени Кристина пришла к моей ученице уже когда совсем всё стало плохо. На вопрос: как выглядит это плохо, ответ у людей один и тот же: «не знаю». А дальше обычный формат: клиенты не довольны, с ребёнком цапаемся, просыпаюсь в страхе и так далее.
Кристину (клиентку моей ученицы) по мужским меркам относят к красивым женщинам. Но особый шарм ей придавал характерный сдвиг бровей у переносицы и родинка на щеке.
Кристина работала музыкальным репетитором. И, учитывая, что большинство заказов — это обычная прихоть родителей, а не желание ребёнка, ей часто приходилось нервничать. Ведь попробуйте угодить родителю, когда ребёнок недоволен тем, что надо заниматься музыкой, в то время как сам родитель хочет именно этого. Два-три урока в день в разных концах огромного города и постоянные нервы изматывали её сильно.
Но не это затаскивало её в ад, от которого мурашки по коже бегут, когда слышишь рассказ о её проблемах. Дело в том, что она...
Впрочём, минутку!
Сначала я с помощью метафоры приоткрою занавес в истории о тайнах мастерства работы по спуску в ад.
Представьте картину какого-нибудь известного художника, например Леонардо да Винчи. А теперь представьте хорошую копию этой картины. Я много раз пытался уловить разницу и каждый раз проигрывал. Знаете почему? Различия нельзя увидеть глазами.
Вывод здесь удивительный. Любой профессионал в своём деле должен знать досконально структуру своего ремесла. Например, хорошее кино делается по одним и тем же законам — структура одна и та же. Но вы ведь и сами знаете, сколько чернухи сегодня. А структура одна и та же.
А тот, кого я обучал, мог уже работать, как да Винчи, добавляя к структуре то, что можно называть божественной работой, а не просто работой. Без Бога спуск в ад происходит не по своей воле.
Я скоро расскажу про этот случай с Кристиной. Вы не сможете оторваться от него, настолько он интересен в психологическом плане.
Но пока я читал отчёт своей ученицы, я вспоминал свой путь. Все было очень похоже: много структуры, правильных шаблонов — и пшик… Я не понимал, почему, делая всё правильно, у меня не получалось.
Он пришёл ко мне ранним летним утром 2007 года.
Крупный бизнес, несколько заводов, один из них в другой стране. Суть его беды — сильные разногласия с партнёром.
Я часа полтора парился, а источник проблемы найти не мог! И это при том, что я довольно хорошо понимаю и бизнес, и право, и менеджмент. Так у моего клиента ещё и 60% в уставном капитале! То есть бери да исключай противника по закону, если он тебе так мешает.
А он рассказывает, что не может провести в жизнь ни один свой замысел. Практически весь топ-менеджмент верен его партнеру (тот директор с правом первой подписи), а не моему клиенту.
Как затянуть на свою сторону людей, дело вполне понятное, и как его партнёр табанит решения моего клиента, я понимал тоже. Но ведь партнера можно не только исключить из состава учредителей, но и просто уволить.
– Почему ты его не выгонишь? – спрашиваю его. А он молчит.
А потом всё стало на места. Это его отец.
Я уже когда совсем зашёл в тупик, спросил: «Может, он твой близкий друг?»
Тут всё и вскрылось. Что делать, чтобы ему помочь стало понятно сразу — это не юридическая тема. Здесь ни суд, ни бандит, не медиация — ничто не поможет.
Есть вещи, которые связывают людей так сильно, что ни судебные, ни понятийные разборки не помогают. Связки-то эти сильнее стального троса. И без специальных приемчиков здесь не обойтись.
В общем, если посмотреть в микроскоп на это дело, то видна следующая структура ситуации.
Сын не может выйти из бизнеса. Он его не просто кормит, и даже не просто дает роскошную жизнь. Этот бизнес вполне себе достойная игрушка для «взрослого мальчика».
А тут нате — отец не дает рулить! И ты выглядишь, как никто, и смотреть в глаза не можешь — ни людям, ни сотрудникам. Такой себе никто, но с высоким статусом.
Я когда слушал его, у него лицо от негодования так наливалось, что я думал, он взорвется.
Вот так выглядит «стальной канат», то есть психологический: «Уйти не могу — управлять не дают».
Не может сын (в данной ситуации) уволить отца. Это не всегда так, но в этой — именно так. Отец был для него долгое время непререкаемым авторитетом.
Какой чудовищной силой обладает наша психика! У тебя есть все юридические права на любое действие, а сделать его не можешь.
И я взялся за дело.
Разных приёмов из тем переговоров и всяких других манипулятивных приёмчиков знал не счесть, как много. Поэтому глаза мои заблестели. Но уже скоро я понял, что проиграл. Хуже было другое. Я не понимал, почему я проиграл.
У меня был замысел дать пару техник клиенту, чтобы он переманил ряд ключевых фигур на свою сторону. Я их дал, и не просто дал, а обучал: объяснял, показывал, тренировал.
Но однажды, когда он пришел расстроенный и заявил, что всё это не работает, я заволновался
Я успокоил его как мог, и мы всё повторили заново — потренировались.
Помню, как в этот момент в моем сознании возникла картинка из прошлого: я готовлю клиента на допрос. Несколько раз ему повторяю, что нельзя говорить, а он потом не выдерживает и рассказывает.
Сколько же я потом передумал, чтобы понять: как же так можно было? Подписать себе статью! Ведь я его сильно инструктировал!
Это сейчас мне понятно, как работает психика, и что неподготовленный человек вряд ли может скрыть психический заряд даже без детектора лжи.
Так что волновался я не зря, а мое упрямство только сжимало кольцо — вело к окончательному провалу. Провал при этом — это не статистические данные с отрицательным значением.
Провал — это очень быстрое движение в ад не по своей воле. Ты начинаешь чувствовать такую вину, разочарование, страх — врагу не пожелаешь. Энергетика падает, подняться с дивана нет сил.
Он (провал) и случился. Не смог я ему помочь.
* * * * *
Потом я долго удивлялся, почему не бросил это дело. Теперь ясно — с колеи можно спрыгнуть, но ты все равно окажешься на ней.
Я продолжал работать, как я называл это — «прыгать у флипчарта», рассказывая всякие теории для разного делового люда, и при этом испытывая порой глубокие разочарования — себе-то не соврёшь.
Я преподавал то, что не работает железобетонно — только раз от разу… Бросить это не мог, а учить тому, что работает так ненадежно — шло с душевным скрежетом.
Было время, когда я уже начал понемногу спасаться алкоголем — так плохо было.
Но тут подоспел случай — я встретился с одним человеком и он мне поведал кое о чём. Три ночи и три дня я не спал — читал, пока не понял, почему у меня не получилось ни с этим клиентом, ни с другими.
Суть простая.
У человека, как и у машины, тоже есть бензин и его октановое количество. И без него человек со знаниями, как крутая незаправленная тачка — бесполезен. Разве что показать друзьям, что она у тебя есть, даже не прокатив их, сославшись на занятость. В общем, стыдоба и одно расстройство.
Но у меня появилась надежда. Человек, с которым я встретился, дал мне пару приёмов. Я уже обрадовался, когда заметил их действенность, но он тут же сказал мне такое, от чего мой пыл резко поубавился.
– Ты внимательно прочитал?
– Да, конечно. Что там читать? Шестьдесят страниц. Принципы и техника понятны, – ответил я.
– Ну и отлично. Теперь нужны лётные часы. Налетаешь часов 200 — звони.
И я «сел на стул». Прям в депрессию свалился.
И дело не в том, что работы много надо было проделать. Я не боюсь работы. Тут дело в другом.
Приёмы, что он мне показал, хоть и не из рукопашного боя, но их нужно было применять на реальных ситуациях. На реальных конфликтах. От всяких там заморочек с партнерами, близкими, амурными делами, до хулигана в троллейбусе.
И в этом деле нет ни продюсера, ни ивент-менеджера, которые бы могли мне помочь спланировать всё это. Организовывать конфликт специально невозможно! Или это бутафория. Его организовывает жизнь.
В общем, началась эта моя новая жизнь.
И я быстро понял, что новая жизнь не собирается ждать. Конфликтов и всякого такого, на чём можно было тренироваться, хоть отбавляй. Но я уже понимал, что не конфликты увеличились. Просто я поднялся на иной уровень сознания и начал видеть то, чего раньше не видел. Не осознавал.
А именно то, что я всегда был внутри конфликта. Конфликт и был сутью моего существования!
Так я прожил чуть больше двух лет.
Пару раз звонил ему спросить, можно ли мне уже начинать, поскольку 200 часов вроде уже набрал, но он недослушивав, отправлял меня. Я был в недоумении. Он же сам сказал: «Двести часов...».
И вот однажды случилась история. Именно с этого момента я понял, что мне не нужно звонить ему.
* * * * *
Случай с отцом жены.
В этот раз все возникло, как и много лет назад, когда мать попала в больницу, только это был отец жены. Тогда, с мамой, я успел прибежать домой, когда врачи уже увозили ее, и один из них сказал, что шансов нет.
Я помню, как что-то ударило по голове и пошел легкий звон. Какая-то кислотная энергия захватила пространство от головы до живота. Следующие три дня были настоящим адом. Но самое ужасное было не это, как сейчас я уже понимаю.
Ужасное было в том, что я ощущал подавленность от беспомощности. Тебе нужно что-то делать, а ты как будто обездвижен. Иными словами, речь идет о внутреннем состоянии, которое блокирует любые причинные действия. Ты как замерз, только изнутри. Сознание неспособно принимать решение, какая-то энергия сковывает волю. Ты пытаешься сдвинуть тело с места – и не можешь.
В этот раз все выглядело еще хуже.
У отца жены врачи заподозрили рак легких и сообщили нам, что нужно ехать в больницу на исследование. Отец приехал с деревни, а жена прямо с вокзала поехала с ним в больницу. Я остался дома.
Именно в этот момент у меня все и вылезло, как в случае с матерью.
Страх окутал все тело, а я сник, прям завял. Что-то в этом роде. Я уже знал метод, что дал мне тот человек и частенько его применял. Но такого жирного случая у меня еще не было. Я сел на диван, закрыл глаза и начал работать.
Практически сразу, как только я направил внимание на энергию страха, я открыл глаза и вскочил. Меня просто выбило и вполне «законно». Зайти в ад, по всему, может либо бог, либо дьявол. Я не был ни тем, ни другим.
Я ходил по комнате из угла в угол как тигр в клетке, словно перед дверью в класс, где проходит экзамен, только заряд накала был в сотни раз сильнее. Будто ты ждешь возле операционной сообщение врача.
– Но ты же это уже делал, – сказал кто-то внутри меня. – Почему не получается?
Я снова сел на диван, закрыл глаза и направил внимание на энергию, которая сочилась где–то внутри солнечного сплетения.
Уже через пару секунд я застонал. Я зашел в ад. Переносить это я не мог. И только в голове звучало: «Но ты же уже это делал».
Ногти впились в ладони. Тело выгнулось дугой. Я опять застонал. Энергия страха окутала меня полностью.
– Разреши этому быть! – услышал я его голос. – Отдайся этому. Не терпи это, а впусти. Позволь этому быть.
Привычные для меня команды будто всплыли из той встречи.
– Держи. Не отпускай внимание со страха, – говорил он. – Вцепись в него, как крюком. Слышишь?
– Да, – стонал я.
– Позволь ему быть. Как упади на ветер.
– Как это? – промычал я.
– На тебя дует ветер, а ты на него падаешь, – сказал он.
Я уже не сидел на диване. Ноги вытянулись, а спина выгнулась словно дуга и между ней и мягким сидением образовалась щель, куда можно было всунуть подушку.
Постепенно я возвращал себя. Страх не отпускал. Он продолжал кружить внутри меня, но я уже был больше него.
Первый раз у меня возникло непонятное для меня состояние. Страх не уходил, но он не сковывал меня. Словно у тебя ноет зуб в то время, когда тебе сообщили, что ты поступил в Гарвард. Два в одном — трендец и радость.
Но я не отпускал страх. Я помнил главное правило: этот метод перестает работать, если ты хочешь, чтобы энергия страха ушла, если ты хочешь от него избавиться. Как только пропустил это желание, все ухудшается.
Какая-то дикая вещь, до сих пор удивляюсь я. Нужно держать внимание на страхе, хотеть, чтобы он не уходил, и тогда не страх уходит, а ты становишься больше, чем он.
И вдруг всё вокруг стало невероятно ярким. Словно солнце вышло из темных облаков. Ужас, который я испытывал, исчез. Я помнил по инструкции, что это закрылся «верхний клапан», то есть мне дали передых.
– Ты ещё не испил всю чашу до дна, – говорил он. – Новая порция страха не забудет дать о себе знать какой-нибудь новой ситуацией: страхом умереть, страхом потерять, страхом заболеть, выглядить некомпетентным и т.п.
Но сейчас я уже знал, что делать. К моменту, когда пришла жена, я полностью взял ситуацию под контроль. Они зашли в квартиру вдвоем. Я обнял отца и посмотрел на жену. По ее глазам я понял все сразу.
«Почему я спокоен?», – спрашивал я себя. При этом был аналитичен и внимателен. Мне было даже неловко из-за того, что я не испытывал горечь. Я не знал ещё, что сострадание и психическая боль суть разные вещи.
Мы вместе пообедали и было время ехать на вокзал. Когда мы возвращались домой, мы начали искать решения, что делать.
Оставлять отца в больнице и подвергать его химиотерапии при 4-й степни — это отправлять человека в ад, где он должен был не просто готовиться, но наблюдать за смертью своих соседей.
И мы нашли иной способ. Его называют народным. Описывать его не буду, не это важно. Важно то, что мы предложили его отцу, и вот тут-то и возникло то самое чудо.
Сразу хочу сказать, что через семь месяцев отец умер. Но чудо состояло в том, что ни он, ни мы с женой не находились в состоянии ада всё это время.
Нам не было легко, и этот период жизни не был простым. Но отец все эти семь месяцев был причиной: он верил. В больнице бы он ждал; любой врач, смотрящий в глаза больного с раком 4-й степени, молча, незримо передает ему сигнал: «Шансов нет».
Отец и мы с женой смогли остаться в духовном параметре, жить и действовать. А главное, что действовал отец.
Он не знал этого метода, и я жалел, что не передал его. Но когда тебе скоро восемьдесят, наверное, это было уже невозможно. А вот помочь удержать веру всегда можно. И это делается не словесной поддержкой. Это делается в состоянии точки ноль — когда ты выше страха, хотя и рядом с ним.
...Мы ехали домой с похорон и я вспомнил слова того человека после моего очередного вопроса: когда я получу допуск?
– Допуск даю не я. Когда он придет, ты поймешь сам, – сказал он.
Получался довольно простой принцип, хотя и трудноисполнимый.
Ни один приём, ни одна манипулятивная техника не помогает наладить мир, урегулировать конфликт, создать понимание.
Я в принципе не мог помочь моему клиенту по бизнесу с отцом. Нельзя помочь монстру, когда ты сам монстр. Когда монстр помогает другому монстру зомбировать, манипулировать, они просто увеличивают размер ада.
Мой клиент мог создать понимание с отцом, но ему нужно было отключить своего монстра. Но ни я, ни он не знали тогда об этом.
Суть приёма в том, что надо войти на уровень выше той проблемы, на котором она находится. Этот уровень, конечно, можно назвать, но его нужно не знать, а опознать.
Если ты вошёл ТУДА, всё для тебя открыто. ОТТУДА можно опознать монстра. Без этого все бессмысленно. Ни одна самая мощная техника не работает, если ты остался монстром.
И это же сколько времени мне понадобилось, чтобы понять, что «чикатило» психология не помогает!..
Если бы всё происходило сейчас, а не в 2007-м, то я бы дал ему этот приём и просто стоял бы рядом. За три месяца он бы научился входить ТУДА — в определённое качество сознания, за пределы себя тутошнего (монстра).
Так он начал бы управлять этим миром.
Так что обучить выходу за пределы — вещь почти нереальная. Но если человек готов, шанс появляется. Появился он и у моей ученицы. Просто однажды ты об этом узнаёшь. Как смотришь на грибы после дождя. Не ты их создал, но если их не искать, то они так остаются нетронутыми.
* * * * *
Возвращаюсь к истории с Кристиной.
Моя ученица (Ольга) уже работала с ней, а я только немного помогал. Ольга уже знала главное — нужно искать монстров, а не помогать человеку избегать боли или причинять её ради своих интересов другому.
Монстры — это, конечно, тоже метафора. У Кастанеды они назывались тиранами. Каждый мэтр находит своё обозначение этому духовному феномену. Но суть остаётся той же. Человек сам монстр. И помочь ему избавиться от тех страданий, которые ему приходится переносить, невозможно, не показав ему на них. Ну, а тут начинается… кто ж хочет смотреть на монстра, да тогда, когда он сам смотрит на тебя из зеркала. Он ведь твоё отражение.
Дело Кристины было, на первый взгляд, обычное. Конфликты в супружеской жизни. Вещь по нашим меркам банальная. Когда это застает врасплох, ты удивляешься только в первый раз. А потом это как каторга — привыкаешь.
И только надежда всегда с тобой.
– Хоть бы мне кто–то сказал, что так и должно быть, – говорит Кристина. - Так бы я приняла. Но надежда, что я смогу... как будто всё только ухудшает.
Я вспомнил своё начало и улыбнулся, видя, как мой ученик разбирает ситуацию. Я знал, почему у меня не получалось помогать раньше, хотя я всегда самоотверженно бросался за ними в ад.
Тот случай сына с отцом и многие другие помню хорошо. Они просто не были готовы. Из ада можно выскочить только самому. А тот, кто рядом с тобой (кем был тогда я и кем является сейчас моя ученица) — это всего лишь некий дайвер–инструктор. Да, он показывает. Но он не может за тебя дышать на глубине.
Дыхание удерживается своим, а не чьим-то сознанием. Но иногда нужно «рот в рот». В этом суть работы тех, кто понял секрет помощи. Нужно делится своим вниманием. Но как это сделать, его у тебя самого его мало?
Помните, я говорил, что не мог этому научить? И правда, научить можно структуре, но как ты научишь делится своим «дыханием» — своим вниманием. Ведь именно оно помогает, а не заученные шаблоны. Но моя ученица уже могла именно это: управлять своим вниманием, а не клиентом.
– Обычная история. Встреча с мужем; ссора; он ругается; кричит; высказывает свое недовольство. Я ухожу. Не успеваю сесть в автобус, а он начинает строчить смс — одно за другим. Всякие там благодарности пишет, называет меня ласковыми словами. И вроде хорошие слова говорит, а у меня тошнота. Прям натуральная. Понимаете? – говорит Кристина.
– Вот прямо до рвоты. Я пакет начала вытаскивать. Хорошо, хоть людей в автобусе мало. А потом гнев: меня выбивает из колеи до конца дня. С трудом заснула за полночь. Что это? Очень прошу, помогите! Не могу уже это выдерживать! – – говорит она со слезами на глазах.
– У вас так всегда с мужчинами? – уточняет Ольга.
– Вы имеете в виду с мужем?
– Ну если он единственный мужчина в вашей жизни...
Представляю, как в подобных ситуациях клиент обычно смотрит куда-то в сторону отрешенно. И в этот раз было так же. В её сознании, как на экране, образ — её отец. Кристина начинает рассказывать.
Маленькая девочка. Сидит в углу, плачет. Отец, как глыба, сверху. Кричит, машет руками; уходит. Девочка накрывает ладошками глаза, плачет еще сильнее. Подходит к кровати, берет плюшевого мишку, прижимает к себе и раскачивается, вытирая ему глазки.
Заходит отец, садится на кровать, гладит её по голове.
– Господи, как противно! – восклицает она. – Ощущение его касаний ужасно. – отрешенно глядит в окно.
– Я поняла! – вдруг говорит она. – Муж «гладит» меня словами; это то же самое.
В отчете запись: «Закрывает ладонями глаза, плачет».
– Он всегда был таким? – спрашивает Ольга.
Кристина будто ждёт этого вопроса.
– Где-то до четырёх лет папа был идеальным, был любимым объектом во вселенной. Думала, что когда вырасту, выйду за него замуж. А после переезда из Чернобыля его как подменили: кричал, громил дом, издевался, ругался, бил, даже угрожал убить. Я очень хотела вернуть того папу. Когда кричал, бежала обнимать, но это уже не помогало. Придумывала, что это не мой папа, что его захватили инопланетяне.
В отчете запись: «Плачет».
– Как же так? – всхлипывает Кристина. – Он до четырёх лет был другим!
– Что случилось потом?
– Я однажды спросила маму: что с папой произошло? Он же не был таким. – говорит Кристина.
Мать ответила, что всё изменилось после того, как умерла его мама, моя бабушка. Папа рос без отца, а с мамой у них была какая-то особая связь. Когда она получила последний инсульт ночью, она звала его и он сквозь сон слышал, но решил, что у него уже паранойя и ему это кажется. И не пришёл. Ни проститься с ней, ни помочь ей.
Отец двое суток провел на кладбище на её земле, лежал и не мог подняться. И вот именно тогда он и вернулся другим. Говорил матери, что не хочет, чтобы я так же привязалась к нему, чтобы потом не было так же больно.
Наверное, здесь у Кристины её красивые длинные брови приподнялись, потому что в отчете на этом место указание об озарении:
– Он заставлял себя убивать во мне уже развитое к тому времени нездоровое обожание к нему. Чем больше я давала любви ему, тем сильнее это нажимало на ту самую его красную кнопку.
Плачет.
Я вот думаю, как удивительно устроено сознание людей. Вдруг, спустя тридцать лет, человек начинает понимать что-то такое, о чем ему никто не говорил, но это, сокрытое в темнице, сущая правда.
– Получается, моя любовь была той самой кнопкой. И поэтому именно на проявление любви я и получала от него удары и отстранения. Поэтому он приходил потом и гладил меня. Ему же было жаль, что так всё происходит. Он же меня любил не меньше.
Здесь по отчёту Кристина сильно плачет. И через некоторое время ее слова:
– С мужем все так же. Я хочу, чтобы он решил свои проблемы и перестал испытывать ежедневную психическую боль, что он так и не реализовался. Кстати, моя душа именно по этому принципу часто друзей искала. Она сразу отзывалась на людей затравленных, замкнутых, очень талантливых и нереализованных. Я хотела их «спасать», изменять их жизнь: перевезти в другой город, устроить на хорошую работу, дать возможность раскрыть себя, реализовать свои мечты.
Последняя запись в отчета была такой: «Я всю жизнь лезу к нему причинять добро. А в ответ получаю агрессию. Он — это папа!».
* * * * *
Вот я и говорю: наши лучшие учителя — это наши враги. Только не сразу ты понимаешь это. Эта истина прячется всегда в одном и том же месте: в боли.