Белорусский историк и политолог Вадим Гигин в эфире программы Владимира Соловьёва "Полный контакт" рассказал о реакции западных СМИ на появлении на пресс-конференции Романа Протасевича.
Соловьев: Вадим Францович, что это вчера было? Это что же, получается, у Лукашенко удар ослаб, то есть Протасевич не со сломанным носом сидел. А ведь говорили, что лично Лукашенко его пытал, избивал и сломал ему нос. Я, кстати, ждал, что во время этой пресс-конференции, Протасевич сидел первым, я думал он сейчас встанет и скажет: «Максим Максимович Исаев задание выполнил».
Гигин: Нет, не просто выполнил. Здравствуйте, Владимир Рудольфович, спасибо за добрые слова. Не просто выполнил, помните, как в «17 мгновениях весны» Штирлиц едет в Берлин, он едет работать. Но бред, которым обрастает вся эта история со сломанным носом, пытками, причем с какими-то там «свидетельствами» даже, это что-то запредельное. Ну и вся эта история с Протасевичем, мы конечно можем поговорить о том, что и почему, еще раз подчеркнем, мы с вами об этом говорили, что Роман ведет абсолютно свою игру, безусловно это так. Я только что послушал Александра Коца, который сказал, что вот может быть он и не планировался изначально – да нет, планировался. Безусловно, это заранее такой отработанный ход с этой пресс-конференцией. Посмотрите, там были большие генералы, но главным героем безусловно был Роман Протасевич. Вообще это тест для всей мировой журналистики, если ее так можно назвать.
Соловьев: Страшно. Но ВВС точно прошло, да? Сбежало.
Гигин: Да ладно бы одно ВВС, понимаете, не хотят слышать. То есть вообще вот у них есть мир, и для нас с вами, вот для нашей правды, для нашего видения мира, для видения мира из Минска в это у них места нету в принципе вообще, от слова никак, они не хотяь даже слушать. Затем встает такая известная белорусская активистка корреспондент Белобан. Ну, я не знаю, корреспондент, она больше мне кажется как гражданская активистка, как они называют, Ровенкова, и она заявляет просто следующее: «А я не верю всему, что здесь говорится. Просто, Роман, держитесь». Дальше посмотрите как пошла... ну вот это просто представьте себе журналиста, который встает и заявляет: «А я не верю». Слушай, веришь ты или не веришь, твоя задача донести информацию.
Соловьев: Станиславский: «Не верю!»
Гигин: Ну да, то есть вот это надо присоединиться к Бузовой в Абхазии имени Горького и сыграть какую-то роль на двоих. Это было бы, мне кажется, очень удачно. Задача журналистской профессии не демонстрировать во что ты веришь или не веришь. Вот вы представьте, я не знаю, взяли Паулюса в плен под Сталинградом и говорят: «Да я не верю, находится под давлением. Какие вопросы могут быть к нему?» Такого вот раньше себе представить было невозможно, а сейчас это вполне себе.
Соловьев: Кстати, интересно, а Тихоновской верят? Тихоновскую же все время окружают и за ней присматривает людей побольше, чем за Протасевичем.
Гигин: Я думаю, что побольше, чем за многими реальными государственными деятелями. Но, понимаете, а как можно не верить Тихоновской, если за нее тексты пишут те, кто потом оценивают, верят они или нет? Они сами пишут тексты, они ее режиссируют и потом дают оценки, хорошо ты сработала или плохо сработала. Но, кстати, вчера на конференции было сказано очень много вещей, и то, о чем говорит Протасевич, подтверждает следующий важный уже политический момент, существует конкуренция между Польшей и Литвой за влияние в Восточной Европе. Здесь очень важный фактор, Литва, пользуясь нынешней конъюнктурой политической, действительно хочет превратиться в такой мощный геополитический хаб, не имея для этого достаточных ресурсов. Она пытается использовать потенциал Соединенных Штатов для создания такой своей маленькой геополитической империи, такого великого княжества литовского 2.0. И в этой связи накануне встречи с Байденом то, о чем говорил Роман, да и не только он, очень важно и показательно. Это тот случай, когда хвост начинает вилять собакой. Мы часто говорим вот прибалты, украинцы, поляки – это марионетки Запада, такие, знаете, ставленники вашингтонского обкома. Да не всегда так. Также, как в Советском Союзе зачастую местные какие-то там элиты, скажем, Рашидов узбекский вполне себе мог рулить московскими старожилами, которые там сидели в Кремле, также и сейчас. Когда вот эта геронтократия, Джо Байден и его окружение, засели в Вашингтоне, вот эти молодые шакалы энергичные, которые окопались в Восточной Европе, вполне себе пытаются навязывать повестку дня Вашингтона. И это не игра. Они всерьез считают, что установившиеся контакты между ними и коррумпированными чиновниками, дипломатами, которые отвечают за восточно-европейский регион, которые вместе с ними участвуют в распиле этих огромных десятков миллионов долларов, выделяемых на подрыв государственной политической системы в наших странах, они вот в силу того, что много знают и уже вхожи в отдельные кабинеты, могут всерьез навязывать повестку. Они всерьез могут обсуждать, что Байден будет говорить Путину в Женеве.
Соловьев: Знаешь, я вот смотрел на Протасевича, и мне кажется я понимаю, в чём там суть. Он наслаждается... но это мы тот фрагмент, о котором ты говоришь как раз, давайте еще раз я покажу.
Протасевич: Со мной все в порядке.
Журналистка: Всему, что вы говорите, я не верю, потому что... ну я предполагаю, что с вами могли сделать. И просто держитесь и переживите это.
Журналист: Роман, есть что ответить или... это вопрос был, хорошо.
Протасевич: Да знаете, в принципе со мной все в порядке. Конечно, СИЗО это не квартира в Вильнюсе, но со мной все хорошо и со мной все в порядке. И я скажу, более того, я понимаю...
Соловьев: Он, по-моему, ты знаешь, впервые за долгое время, с скажу эту крамольную мысль, он достиг своей цели и это его очень радует. Он хотел славы. Ведь видно, как он дико тщеславный человек и его угнетало, что его проекты похищены и он не получил международной славы, что он забыт, что даже приезжает этот Дудь, судя по всему по заданию Навоши, на мой дилетантский взгляд, и не о нем говорят, который это все придумал, а о мальчишке-сопляке, которые снимает все сливки. А вот здесь он звезда. Ты знаешь, это чисто тщеславие, то есть на гордыне взяли.
Гигин: Благодаря этому самолету он безусловно стал звездой и, я думаю, что те, кто с ним разговаривали очень точно уловили эту ниточку. Да, тщеславие в принципе всеми ими руководит. Я уже встречался с несколькими лидерами протеста или теми, кто претендовал на это лидерство. Они остались здесь в Беларуси. Они действительно обижены, они рассчитывали на гораздо большее положение вот в той иерархии, которая сейчас выстраивается в Варшаве и Вильнюсе. А мы должны понимать, что в этой эмиграции есть свои более близкие к телу польскому, литовскому, а уже если к американскому, то это просто невероятно как круто они попали. Протасевича действительно оттерли. Оттерли на самом деле незаслуженно, это достаточно талантливый парень. Ещё раз вспомним, как мы говорили в начале всей этой истории, мы еще не знаем всего, что стоит за этим самолетом. Как он попал на этот самолет? Кто слил информацию? Что происходило? Ведь параллельно с его заявлениями были еще расшифровки информации, переговоров, которые шли между Минском и бортом. И давайте обратим внимание на то, что сказал Путин: «А чего пилота-то не спрашиваете, что происходило? Чего пилот развернулся, находясь фактически на литовско-белорусской границе, что за этим стоит?» Про пилота все забыли. Вот на этой конференции прозвучал еще важный момент о том, как вяло международная организация по гражданской авиации ведет расследование. Потому что расследование никому не нужно. И принципиально важно, чтобы даже первые результаты этого расследования...
Соловьев: Какое может быть расследование? Уже решение вынесено. Конечно, как с Сирией, все санкции уже есть, какое расследование? Все уже, все решили, уже осудили.
Гигин: Поразительно, что почерк не меняется. Вспоминаем 1995 год, вообще середину 90-х, Балканы вспомним. Вот слушайте, боснийские сербы всего добились, они контролируют территорию, вот кому война не нужна, так это им. Но когда нужно было спровоцировать агрессию против боснийских сербов вдруг взрыв какой-то на сараевском рынке. Никакого расследования. Кто виноват? Сербы виноваты. Затем их запускают спокойненько в Серебренницу, обвиняют в геноциде и так далее. Слушайте, почерк не меняется. Спровоцировать что угодно, получить какой угодно повод только для того, чтобы проводить свою геополитическую повестку. И вот этот пацан, Роман Протасевич, которого списали, которого слили, которого загнали уже в какой-то третий ряд вот этих вот беглых, он ломает всю их игру. Он не собирается выступать в роли узника, который страдает, который ходит со сломанным носом, а он ведет свою игру и этих хитроумных западных дипломатов переигрывает. Слушайте, он, пацан этот, переигрывает их.
Соловьев: Ну они про него что-то не поняли. Они вообще не знают, как реагировать, поэтому у них начинается отрицание. Поэтому они встают и уходят в середине пресс-конференции, даже не способные передать информацию. Притом они же оформляли, как я понимаю, командировки, кто-то же прилетел для этого. И тут так взять и уйти. Это вообще довольно любопытно.
Гигин: Там любопытно, ведь и присутствовали не только журналисты, но и многие дипломаты. Я хорошо знаю, это зал национального пресс-центра Беларуси, и там не хватило мест. Он оформлен в определенном стиле и даже видно вынесли мебель из офисов сотрудников, ее расставили. То есть внимание было повышенное. И вот люди пришли, журналисты, выполнить свою работу, донести информацию краткую, более детально. Там же была еще возможность после того, как закончилась пресс-конференция, с Романом поговорить. И белорусские каналы показали даже больше вот этого эксклюзива, чем того, что происходило на самой пресс-конференции. Они к нему не подошли, эти иностранные журналисты, и, я уж не знаю как их назвать, оппозиционные, они даже к нему не подошли, не задали вопрос, хотя у них была такая возможность. Вот что это такое?
Соловьев: А как понять то, что например Навоша так и не прокомментировал то, что Протасевич сказал, что он был одним из организаторов? Навоша не прокомментировал связь между ним и Дудем в организации вот этого пропагандистского зрелища из некто. Навоша вообще молчит теперь про Протасевича.
Гигин: Ну, про Протасевича сейчас многие молчат, вообще...
Соловьев: Некто молчит.
Гигин: ...Протасевич становится... Да, так он, я смотрел специально эти каналы, он становится такой фигурой умолчания, потому что они не знают, что про него говорить. И там дошло до того, что его именем стали улицы называть, из него стали героя делать. Там интересно как сам Роман прокомментировал свое общение с послом Америки...
Соловьев: А он, гаденыш, не захотел покончить с собой и стать иконой, то есть такой примерно подход, да?
Гигин: Ну это вот, кстати, мы про Паулюса говорили, помните, как перед капитуляцией Гитлер Паулюсу присвоил звание фельдмаршала...
Соловьев: Ну так я на это и намекаю...
Гигин: С одной только целью, чтобы он покончил с собой. А он не покончил с собой. Так он даже не выпилил информацию с телефонов, там же есть целая инструкция, она с августа прошлого месяца распространяется, что делать, если вас захватят. И первым пунктом в ней идет уничтожить свой телефон или по крайней мере информацию на телефоне. У Протасевича и Сапеги была куча времени для того, чтобы уничтожить эту информацию. Он этого делать не стал.
Соловьев: Заметь, была очень интересная фраза, которую сказал Протасевич, которая меня так немножко насторожила. Он сказал: «Я являюсь политическим... я не сторонник президента Лукашенко. Я его уважаю». То есть Протасевич на самом деле забрасывает уже на будущее такие намеки, он уже строит планы на после. То есть ясно, что он хочет войти в политику как определенная конструктивная оппозиционная сила.
Гигин: А сейчас очень важная тенденция, вот за всеми этими скандалами тем, кто внимательно следит за политической ситуацией в Беларуси, не упустить этот момент. В Беларуси формируется сейчас новая политика, формируются новые лидеры, возникают между ними конфликты, союзы, коалиции. У нас очень интересная борьба развернулась вокруг бывшего сидельца СИЗО КГБ Юрия Воскресенского. И там надо внимательно следить, потому что закладываются треки, которые будут актуальны через год, через два, через три. В Беларуси идет активная политическая жизнь. И на самом деле политическое будущее Беларуси это не то, что происходит между Варшавой и Вильнюсом, это не то, что происходит в этом противостоянии штабов Латушко и Тихоновской, а тут уже очевидно есть конкуренция, а то, что сейчас идет в Минске, как осуществляется партийное строительство, какие вопросы обсуждаются на конституционной комиссии, какие бизнес круги в этом участвуют, кто из белорусских предпринимателей, а возможно и российских предпринимателей, проявляет интерес к вот этому партийному строительству в Беларуси, здесь будущее. Роман довольно умный человек, и он хочет в этом будущем участвовать, у нее действительно есть амбиции. Но здесь важный момент, понесет ли он наказание за свои преступления. Пока то, что он сказал на пресс-конференции, следующее: «Я понимаю, что совершил преступление, за которое буду отвечать». То есть когда тот же Саша Коц опасается, что вот так его просто выпустят – это не так...
Соловьев: Нет, зачем, ну зачем его просто выпускать.
Гигин: Однозначно нет.
Соловьев: Нет, его осудят, а дальше президент Лукашенко вполне его может помиловать. Это не запрещено законом.
Гигин: Ну, посмотрим.
Соловьев: Нет, ну в плане, что законно...
Гигин: Не запрещено, да.
Соловьев: Но очевидно, что будет суд, процесс. Он получит какой-то срок, а дальше уже это вопрос Лукашенко, тем более, что Романа же, говорили, Лукашенко же любит так вот проявлять такую широту. У него же были уже прецеденты, когда он помилование выдавал.
Гигин: Ну вообще на самом деле это миф. Александр Лукашенко не злоупотребляет своим правом помилования. Да, то, что касается так называемых политзаключенных, но те, кто организовывал... те политики, которые участвовали в организации массовых беспорядков, допустим, шестого года, десятого года – я бы не сказал, что их вот просто так взяли и отпустили. Они отбыли достаточное наказание, которое соответствовало тем нарушениям, что были совершены в определенный период. Ну, скажем, когда в шестом году идут на штурм здания, когда пытаются штурмовать учреждения министерства внутренних дел – естественно люди за это должны отвечать. Они за это отвечали. Да, потом их выпустили, да, потом они стали не субъектами. Вот это важный момент, они стали объектами политического торга.
Кстати, если говорить о будущем Тихоновской и Латушко, в белорусской политике последних тридцати лет есть одно правило – ни один кандидат или лидер оппозиционных сил, который выходил на предвыборную гонку с Александром Лукашенко, не оставался в политике до следующей президентской кампании. Ни один. Ни Позняк, ни Гончарик, ни Козулин, ни Милинкевич, ни те, кто выдвигался в десятом году, они не выдерживали этот пятилетний цикл. Вот Роман, как мне кажется, в этой политической борьбе хочет все-таки остаться не игрушкой, не марионеткой, а самостоятельным субъектом. Получится ли у него? Посмотрим.
Соловьев: Ну, пока нет оснований, потому что у него непонятные взгляды, плюс прошлое точно будет держать камнем, так что на уровень Лукашенко он никогда не выйдет. То есть здесь вопросов нет. Заметь, как интересно, что оппозиция забыла про Колесникова. Еще не так давно она же была просто звездой-звездой, то есть именно о ней говорили немцы, все переживали. То есть она была одной из трех таких фей протеста...
Гигин: Граций.
Соловьев: Да, трех граций.
Гигин: Называли три грации.
Соловьев: Да. И заметь, когда она в отличие от них всех не сбежала, то ее постарались забыть, просто вычеркнуть, потому что это резкое противопоставление Тихоновской, которая сбежала, при том еще как говорил Лукашенко, взяв от него 10 тысяч долларов и обратилась к нему с просьбой, чтобы он помог ей сбежать, потому что боялась, что ее ее же сторонники убьют, если я правильно помню, это же была громкая история.
Гигин: Однозначно, и это же не шутки и не какой-то фейк, то, что белорусские спецслужбы охраняли одно время штаб Тихоновской. На каком-то этапе Тихоновская ее сторонникам и западным покровителям была важнее мертвая, чем живая, скажем прямо, потому что тогда нужны были сакральные жертвы, и сакральные жертвы высокого статуса, не Райковский, еще кто-то, а вот тот, Тихоновская, да. Почему нет? Ведь когда Лукашенко заявил подробности, как ее вывозили за границу, она же что ответила? «Я прокомментирую это позже» и не прокомментировала вообще ничего. И до сих пор не комментирует. Вот мы говорим о Колесникове...
Соловьев: А деньги-то вернула?
Гигин: Нет, конечно. Слушайте, так забыли о муже Тихоновской. Я смотрел несколько интервью с ней, у нее спрашивают, говорят...
Соловьев: У нас 30 секунд, да, где муж?
Гигин: «Вы знаете, я уже не жена политзаключенного, я политический лидер». Про мужа забыла, а вы про Колесникова.
Соловьев: Да. Я, пожалуй, единственный, кто помнит про Колесникова. Вот что значит хорошая память.
Гигин: Или Тихоновского.
Соловьев: Да, я же не Байден.
Полный эфир - по ссылке: https://www.youtube.com/watch?v=w-vtSTpyLCY