1. Текст.
«Со времени смерти Гегеля вряд ли была сделана хотя бы одна попытка развить какую-нибудь науку в её собственной, внутренней связи. Официальная гегелевская школа усвоила себе из диалектики учителя только манипуляции простейшими приемами, которые она применяла всюду и везде, и к тому же часто до смешного неуклюже. Всё наследие Гегеля ограничивалось для этой школы простым шаблоном, при помощи которого строилась любая тема, и списком слов и оборотов, годных только для того, чтобы вовремя вставлять их там, где не хватало мыслей и положительных знаний. Таким образом, получилось, как сказал один боннский профессор, что эти гегельянцы смыслили кое-что в «ничём», а писать могли обо «всём». Так это, конечно, и было. Однако у этих господ, несмотря на всё их самомнение, настолько сильно было сознание собственной слабости, что они старались держаться по возможности дальше от больших задач; старая, рутинная наука удерживала свои позиции благодаря превосходству в положительных знаниях. И только когда Фейербах объявил несостоятельной умозрительную идею, гегельянство постепенно угасло, и стало казаться, что в науке снова началось царство старой метафизики с её неподвижными категориями.
Это явление имело свою естественную причину. После режима гегелевских диадохов, приведшего к господству пустой фразы, естественно наступила эпоха, в которой положительное содержание науки снова возобладало над её формальной стороной. В это время Германия набросилась с совершенно исключительной энергией на естественные науки, что соответствовало её мощному буржуазному развитию со времени 1848 года; и по мере того как стали входить в моду эти науки, в которых спекулятивное направление никогда не играло сколько-нибудь значительной роли, снова распространилась также и старая метафизическая манера мышления, вплоть до самой крайней вольфовской пошлости. Гегель был забыт, развился новый естественно-научный материализм, который теоретически почти ничем не отличается от материализма XVIII века и имеет перед последним большей частью только то преимущество, что располагает более богатым, естественно-научным, в особенности химическим и физиологическим материалом. Крайне плоское воспроизведение этого ограниченного филистерского способа мышления докантовского периода мы находим у Бюхнера и Фогта; и даже Молешотт, который клянётся Фейербахом, каждую минуту забавнейшим образом запутывается в самых простых категориях. Неповоротливый тяжеловоз обыденного буржуазного рассудка, конечно, останавливается в замешательство перед рвом, отделяющим сущность от явления, причину от следствия. Но когда собираются на охоту с гончими по чрезвычайно пересечённой местности абстрактного мышления, тогда как раз нельзя садиться на тяжеловоза».
Энгельс, Ф. Карл Маркс. «К критике политической экономии». Первый выпуск. Берлин. Франц Дункер, 1859. — Маркс, К. Энгельс, Ф. Сочинения. Изд. 2. В 50 тт. Т. 13. М.: Государственное издательство политической литературы, 1959. Сс. 494 — 495.
2. Эта пара абзацев, не без блеска написанная Фридрихом Энгельсом по поводу книги своего друга Карла Генриха Маркса «К критике политической экономии», отчётливо свидетельствует, что Ф. Энгельс теперь не только живёт на широкую ногу, позволяет себе содержать лошадь и участвовать аристократических прихотях манчестерской знати, в частности, в охоте на лис, но и скудную недостаточность материалистического понимания истории, настаивающего на том, что «Сознание [das Bewußtsein] никогда не может быть чем-либо иным, как осознанным бытием [das bewußte Sein], а бытие людей есть реальный процесс их жизни».
3. Казалось бы, как живёт, такие образы и сравнения лезут в голову. Выходит материалистическое понимание истории истинно? Не совсем так. Или даже совсем не так. Сарафанное радио или учёба в гимназии и университете, да и просто разговор с обывателями и работниками на фабрике могут, и это понятно, накидать образов, сравнений, обрывков речи в сознание человека. Но это бы лишь свидетельствовало, что эмпирия жизни поставляет материал сознанию, которое воспринимает этот материал, работает с ним и даже обрабатывает его до тонких прозрачных абстракций, создавая тончайшие срезы мысли препарированной эмпирии. Материалистическое понимание совсем иное, оно лишь по первости поддерживает эту «ленинскую теорию отражения» —«от живого созерцания к абстрактному мышлению и от него к практике». А в своей сущности оно требует такой детерминации сознания бытием, в каковом бытии определяющим и всё бытие, и сознание будет практическая производственная деятельность. Именно способ производства детерминирует способ сознания, у мыслительных и просто сознанных форм в основании должно располагаться то или иное производство. И даже сознание того, кто не трудится, детерминировано каким-то трудовым процессом. Сознание нетрудящегося отражает какую-то трудовую деятельность, будучи индуцированным этой деятельностью.
4. Никому до сих пор не удавалось отыскать точные детерминирующие механизмы для таких роз и бабочек сознания, как образы, сравнения, метафоры и т. п. Получается, их надо включить в проскрипционный список излишеств. А само их наличие в речи, устной и письменной, свидетельствует о скудости, суровой бедняцкой заскорузлости и замкнутости на себя материалистического понимания истории.
Можно в сочинениях самих создателей материалистического понимания истории, то есть К. Г. Маркса и Ф. Энгельса, найти безмерное множество таких излишеств, как «тяжеловоз обыденного буржуазного рассудка» и сетований о непригодности его для хоты по «пересечённой местности абстрактного мышления». С материалистическим пониманием истории давно случилось то, что сейчас происходит с искусственным интеллектом. Последний навостряют на автоматическое модерирование контента интернет-форумов, сайтов и пополняемых баз данных. Навостряют да никак навострить не могут. Он остаётся таким же тупым, не отличающим серьёзный тон от иронического, цитату от авторского текста, метафору от описания реальности сухим рассудочным языком «Маша мыла раму». Материалистическое понимание истории именно таково, выступает предтечей искусственного интеллекта, попытка поверить механикой гармонию.
Хорошо, что Ф. Энгельс и К. Г. Маркс совсем не строго следовали выработанным ими в порыве какого дурного вдохновения вульгарным материализмом принципам материалистическогопониманияистории. Иначе речь их была бы скудна и механична, а производственные процессы выделяли бы по производственным нуждам производственное сознание для проведения производственных совещаний и планёрок у директора. Выделяли бы, как почки мочу и как печень жёлчь.
2021.06.17.