Смотрите также: Часть 1. Кинешма.
Часть 2. Первоначальный сюжет.
Кроме смутных показаний Н.П. Смирнова, других подтверждений, что в пьесе отражено конкретное уголовное преступление пока нет. И исследователями не представлено ни одного подходящего уголовного дела, которое случилось бы в Кинешемском уезде в тот период. Таким образом, нельзя исключать, что никакого уголовного дела не было, а убийство Ларисы – это творческая фантазия Островского.
Сейчас можно только с уверенностью сказать, что первоначальный замысел «Бесприданницы» вообще никак не связан с уголовным преступлением.
В 1886 году, после смерти Островского, собралась группа друзей и почитателей драматурга. На этой встрече был филолог Илья Шляпкин, который затем в своём дневнике кратко записал содержание разговоров.
Вот запись о первоначальном сюжете «Бесприданницы» со слов актёра Модеста Писарева: «На Волге старуха с 3 дочерьми. 2 разухабистые, и лошадьми править, и на охоту. Мать их очень любит, и им приданое. Младшая тихая, задумчивая, бесприданница. Два человека влюблены. Один деревенский житель, домосед, веселиться, так веселиться, всё удаётся у него. Читает "апостола", ходит на охоту. Другой нахватался верхушек, но пустой. Живёт в Питере, летом в деревне, фразёр. Девушка в него влюбилась, драма».
Как видно, задумка «Бесприданницы» основана не на каком-то уголовном деле, а скорее на сказочном сюжете про трёх сыновей, переделанный на трёх сестер.
Как раз незадолго до этой задумки Островский написал свою весеннюю сказку «Снегурочка», которую его друг драматург А.А. Потехин считал вершиной творчества Островского. Но мастером «мужицких драм» был как раз Потехин, а Островский больше писал о купцах. Поэтому первоначальный «мужицкий» сюжет у Островского не пошёл…
Но вскоре в жизни Островскому подвернулся очень интересный случай про бесприданницу… Но об этом чуть позже, а сначала перейдём к прототипам Кнурова, Вожеватова и Паратова.
Часть 3. Кнуров с Вожеватовым.
Можно поразиться гениальной прозорливости Эльдара Рязанова! Ведь наверняка образы героев фильма взяты с фотографий 19 века.
Рязанов, разложив на столе фотографии, сказал – вот с них будем лепить образы героев «Жестокого романса». Так это было или не так, неизвестно, но результат налицо: Рязанов стопроцентно угадал прототипов, которых, скорее всего, и имел в виду сам Островский!
То, что в пьесе «Бесприданница» одним из прототипов является Коновалов давно стало общепринятым предположением. Первыми такой версии придерживались писатели Дмитрий Фурманов и Николай Смирнов, которые в начале 20 века жили в Кинешме.
Но мнение Николая Смирнова, что прототипом Кнурова был Иван Александрович Коновалов, противоречит пьесе, где Кнуров – «пожилой человек», так как Ивану Коновалову к началу написания пьесы (1875 г.) было всего 28 лет. Зато возраст Ивана соответствует возрасту Вожеватова, который по пьесе «очень молодой человек».
Более поздними исследователями ошибка Н. Смирнова была исправлена и прототипом Кнурова стали считать Александра Петровича Коновалова.
Но то, что Кнуровым и Вожеватовым могли быть оба Коноваловы, то есть отец и сын, – эта мысль никому не приходила в голову.
Н.А. Островский хорошо знал старшего Коновалова: с 1874 по 1880 гг. они оба были гласными Кинешемского уездного земского собрания. Островский, наверняка, не раз мог видеть Коновалова в Кинешме, прогуливавшегося с сыном по бульвару, например, в ожидании парохода в Кострому или на Нижегородскую ярмарку.
А то, что младший Коновалов был бабником и «менял дам, как перчатки», известно из воспоминаний Н. Варенцова. Но и отец, овдовевший ещё в 1860 году и не женившийся вновь, можно предположить, был таким же. Так что слабая до женского пола парочка Кнурова с Вожеватовым вполне могла быть списана с Коноваловых.
В 1875 году старшему Коновалову было 63 года и характеристика Островского, данная Кнурову («из крупных дельцов последнего времени, пожилой человек, с громадным состоянием») идеально подходит к А.П. Коновалову.