На лестнице его догнал лакей в нарядной ливрее и, вручив записку, с поклоном отступил на три шага в ожидании ответа. Суть послания была ясна без прочтения. Отправитель известен. И первым импульсом стало желание, рывком вспомнив юность, залепить разносчику угрожающих «эпистол» строго в направлении челюсти. Или как придется. Но все-таки парнишка не виноват. И, конечно, не стоит вести себя, положим, в сорок пять как в двадцать. Он выдохнул. И, смерив юношу взглядом, проронил: «Мне всё понятно. Благодарю».
Однако ж «дарить благо» - занятие порой неблагодарное. Около двадцати лет ему удавалось хранить свою жизнь под завесой тайны. И вот однажды появилась – она. Теодора Риччи… И теперь придется писать мемуары. Дабы представить свой взгляд на происшедшее, как современникам, так и потомкам. Впрочем, много ли от этого пользы? Да, это будут «бесполезные» мемуары графа Карло Гоцци. Сочинителя сказочных пьес, переживших века. Однако сказки стали для него уже пройденным этапом. Шел период романтических трагикомедий «пера и шпаги».
И сегодняшний наш рассказ, по сути, является продолжением написанной мной ранее статьи «Мастер мистических фантазий». Хотя может читаться независимо.
«Я всегда чувствовал большую склонность к женщинам. …мне стало казаться, что женские одежды окутывают земные божества, и я с нетерпением искал их общества» - так он напишет позднее. И написанному легко поверить. Он питал к Прекрасной Даме отношение поэтически-возвышенное и чувственное единовременно. И в юности, конечно, жаждал любви невероятной силы и вечного постоянства. Однако испытал несколько разочарований. И на десятилетия скрылся за занавесом своего театра. В целом, воспоминания его станут походить на исполненное иронии досье «тайного агента», точно пологом укрывшего свою личную жизнь маской легендарного драматурга.
И рука мастера будет видна в строчках. Мемуары – словно живые сценки для пьес. Можно ставить хоть сейчас. И предвкушать разнообразную реакцию публики: «Ах, что он пережил! Что испытал… …Этого не может быть. Описано – гениально. Он просто всё выдумал!...» И пережил, и вообразил… Почему нет? Его юные годы полны удивительных историй. И не стоит забывать, что литературное произведение – не исповедальня для автора. Даже если в оном содержатся подлинные факты. А сеньор Гоцци не только в равной степени обладал богатым опытом и фантазией. Но и был мистически склонен к иронии.
И, кажется, последняя волшебным образом превратилась в сарказм, когда на его жизненном пути возникла молодая актриса Теодора Риччи, приехавшая в Венецию с надеждой на ангажемент. Впрочем, сперва – это была поэзия. Она очаровала сеньора графа с первых строк. Все случилось на прослушивании. Граф подбирал актрису на ключевые роли новых театральных сезонов. И режиссер уже предлагал хорошие варианты. Но тут. Возникло ангельское личико, чарующий голос… Она была неопытна в актерском ремесле и показалась немного застенчивой. Ах, как порой обманчив первый взгляд! Особенно когда речь идет об ангельском личике. Режиссер и вся труппа театра, чуть ли не боготворившая Гоцци, тихо восстали против его выбора. Теодора была здесь чужой. Но граф взял её под свою опеку.
То, что происходило в последующие лет пять, современники назовут любовью. И он разрешит это так называть, если вам угодно. И добавит, что «всё же ничего не было». Чуть позже прибавив к своему «ничего» - намерение «порвать». Очевидно, вскорости Теодора умело превратит в ничто, всё что было и не было.
Возможно, сеньору казалось, что он нашел неограненный бриллиант. Он занялся обучением Теодоры и, приложив фантастические усилия, преодолев сопротивление всего театра, добился её успеха у публики. Словно чародей Золушку - превратил ее в приму.
И был горд очередной победой своего искусства. Замечал ли он поверхностность своей протеже? О да. Она любила говорить о дорогих нарядах для новой постановки, но стоило завести беседу в эдакое философски-мыслительное русло, как ее личико кривилось недовольством. И сеньор скучал по серьезным беседам с другими актрисами, понимавшими его речи. Теодора не хотела читать и обсуждать мудреные книги, зато с живой охотой сыпала колкостями в адрес тех, кто прежде оказывал ей услуги. Он замечал… И позднее корил себя за то, что не придал значения «мелочам». Порой даже смеялся, развеселенный ее пародийными способностями. И, вопреки опытности, не подпускал к себе мысль, что сам может оказаться на месте тех, о ком злословит его муза. Непостижимо, но она его вдохновляла. Своей огненно-летучей энергией. В период Теодоры он создал 17 пьес. После разрыва дело пойдет медленнее.
Но прежде вдохновение будет отравлено. Пропадет поэзия. И за кулисами театра появится секретарь венецианского сената, господин Пьетро-Антонио Гратарол. С коробкой иноземных конфет для всех актрис. Конфетку он предложит даже именитому драматургу. «Благодарю. Не нужно», - Гоцци смерил его взглядом. Но сеньор вряд ли заметил в нем прохладную неприязнь. С чего бы? Он называл себя страстным поклонником драматурга Гоцци. И трубил на всех перекрестках о своем желании познакомиться с мэтром. Счастливым перекрестком стала квартира Теодоры. Прелестница познакомила их – своего покровителя и наставника со своим новым воздыхателем. Словно в несмешной комедийной пьесе господин Гратарол оказался поклонником творчества драматурга и прелестей его дамы. Последнюю он, не скупясь, осыпал подарками.
Граф молча сделал выводы и твердо решил «официально» порвать с «попутавшей берега» сеньорой Риччи после завершения сезона. Однако скандал вспыхнул раньше. Поведение сеньора Гратарола раздражало не только Гоцци, но и некоторых высокопоставленных лиц, оставшихся инкогнито. Последние через своих посланников выразили недовольство тем, что сенатский секретарь, зачастивший за кулисы, позорит безупречную прежде репутацию уважаемого театра. Расставить точки над «и» в фамилии «Риччи» пришлось, не дожидаясь конца сезона.
И тут ангельское личико продемонстрировало свое истинное лицо. И ярость её порой была, во истину, комична. Она не гнушалась злословить о своем недавнем защитнике и благодетеле. И при этом корчилась перед ним словно в судорогах, рассказывая на публику, что уедет в Париж, где все, дескать, придаются любви и осыпают подарками прекрасных актрис. Сеньора оказалась столь недалека в своих фантазиях, что даже не осознавала, какой нелепой и неприязненно-жалкой выглядит в глазах Гоцци. Помимо прочего, сеньор прекрасно знал, что Франция не то, чем кажется ей. И там не ждут «комических» итальянок для исполнения несмешных пародий на французских дам. Но она пошла дальше. И даже побудила собственного мужа написать графу возмущенное письмо: мол, как это сеньор Гоцци посмел лишить своего покровительства столь невинную сеньору, и должен, де, сеньор припасть к её ногам немедля. Гоцци бросил послание в огонь.
И здесь читатель узнает, что у сеньоры был еще и муж. Ну, да. Примерно как у Марлен Дитрих. Номинально. Вроде был, а вроде для отвода глаз. В ту пору девушки выходили замуж рано, нередко без любви. И вот… Бывший книготорговец, помешанный на желании стать писателем, что однажды даже привело его к временной болезни нервов. Гоцци как-то шуткой назвал его «маньяком», который всё время что-то пишет. Но, в целом, считал - человеком милым доброго нрава. Граф бросил письмо, написанное сеньором Риччи и продиктованное гневом Теодоры, в камин. А через день-другой автор сего сам явился в дом Гоцци и кинулся к нему в ноги, моля о прощении за свою дерзость.
Граф сказал, что прощает. И осознал, что ситуация, кажется, достигла своего абсурдного апогея. Но не тут-то было. Потерпев неудачу в истории с письмом мужа, Теодора отправилась к любовнику. И, основательно вскопав мозг сеньора Гратарола, убедила драгоценного в намерении Гоцци высмеять его в своей новой пьесе. Вот тут-то апогей и начался.
Сам Гоцци отрицал Гратарола, как прообраз фата-фанфарона, обхаживающего возлюбленную герцога в его комедии «Любовное зелье». И даже утверждал, что написал пьесу уж год как. До знакомства с сенатским секретарем. Но ни публика, ни сам «виновник торжества» ему верить не желали.
Сеньор Гратарол закидывал драматурга то просящими, то угрожающими записками, а государственные институции – жалобами на «опороченную честь» и прочее. Гоцци был исполнен, казалось, неподдельного желания снять пьесу с репертуара. Однако его намерение шло вразрез с чаяньями режиссера, предвкушавшего аншлаг. И постановлением государственной комиссии. Что, рассмотрев пьесу Гоцци, не только разрешила, а просто-напросто приказала – поставить спектакль. Сеньор граф отметил, что стал объектом редкостной, даже уникальной формы «насилия», когда произведение ставится против воли автора.
Высокопоставленные лица, так и оставшиеся инкогнито, как явствует, давно подумывали решить вопрос с секретарем сената Гратаролом, замеченным в бюрократии и всяком недостойном поведении. И неожиданно решение нашли в «Любовном зелье».
Зал был переполнен и периодически взрывался восторгами. Шоу посетила даже супруга сеньора Гратарола в сопровождении кавалеров, желавшая в веселом настроении посмотреть на своего «прелестника». Сам же Гоцци мысленно не без иронии заметил, что, кажется, пополнил ряды авторов, чья «плохая» пьеса достигла грандиозного успеха. Столь же грандиозен оказался и скандал.
На горизонте возник силуэт графа Гаспаро Гоцци, писателя, критика и старшего брата нашего героя. Вместе с ним Карло отправился по приглашению в кабинет венецианского дожа, где подробно рассказал историю своего «конфликта». И скрепил подписью.
Итогом всей этой фата-морганы стало бегство опозоренного Гратарола в Швецию и отъезд Риччи во Францию, где, как мы знаем, она особым успехом не пользовалась. Гоцци, должно быть, даже немного жалел эту женщину, заварившую дикую кашу. Отмечал, что она уехала усталой и измученной, и, конечно, лишенной доброго имени. Впрочем, доброта под её именем не скрывалась никогда.
Гоцци сознавал, что бывшая протеже могла вдохновлять его воплощением сценических образов, кои он же и создавал, в реальной же жизни была сущим «чудовищем». Но всё же ощущал некий упадок сил и духа. Он успел ненадолго слечь больным еще в период скандала. Теперь же все приходило в состояние умиротворения. Но писалось много тише, чем прежде. Всего четыре пьесы после той истории. И вдруг. Новое потрясение.
Из Падуи пришло известие о болезни его брата Гаспаро. Он, по мнению врачей, страдал «церебральной лихорадкой». И в приступе бреда бросился из окна. Кажется, в реку. О боже… Разумеется, Карло ринулся в Падую. Твердя «любимый брат, любимый брат…»
И, можно сказать, что своим приездом буквально спас Гаспаро жизнь. По мнению сеньора Карло, четверо докторов, приставленных к его брату, едва его не залечили. Благо вновь прибывшему сеньору хватило интуиции этих лекарей отстранить и довериться тому, кто, впрямь, стал спасителем. И, наблюдая как любимый брат слагает иронический сонет о своей отступающей хвори, Карло мог вздохнуть с облегчением. И осознать, что вся эта история с Теодорой сделалась теперь такой мелкой, незначительной, далекой и неважной. И в пору сочинить иронический сонет… О том, что более никогда ты не ввяжешься в скандал. Занавес над частной жизнью вновь опущен.
Но остается место для приключений и лирики. А ведь какие трепетные письма отправлял «наш любимый брат» своей нареченной Луизе Бергалли в ту пору, когда не решался открыть семье тайну своей любви. «Сердце мое! Ах, вот уже четыре дня, как мне кажется, что весь мир гонится за нами по пятам, отчего я не могу сказать вам тысячу вещей, наполняющих ум мой…»
Сеньор Гаспаро Гоцци, кажется, позаимствовал у Данте способ влюбиться. В «поэтическую абстракцию». И долго не решался рассказать о своих чувствах матушке. Луиза обладала кое-каким состоянием, но происхождение имела неаристократическое. И все же однажды Гаспаро не выдержал испытания тайной. Они заключили брак. И Луиза Бергалли-Гоцци уверенно перешагнула порог виллы Гоцци в Визинале, которую молва нарекла «приютом поэтов». Да, здесь охотно собирались люди творческих кругов поговорить о погоде и культуре. И Луиза бывала здесь еще до замужества. Теперь же впору называть себя «хозяйкой». Сеньора Бергалли… Поэтесса, драматург, автор оперных либретто, художница… и Муза. Незаурядная женщина своей эпохи. И, мне кажется, я уже слышу мелодичный женский голос: «Гаспаро! Твой брат опять пытается меня подначивать!... на обмен экспромтами».
-Неправда, - сколько искренности в этом тоне, - я просто излагаю факты. Я сказал, что ты обладаешь горячим воображением. И разве это не так!? Я сказал, что оно порой беспочвенно. Конечно. Тебе кажется, что я пытаюсь тебя подначивать. Под этим нет почвы.
-Карло… Будь добр. Просто… замолчи.
-Святая Дева! Если бы все женщины хотели от меня именно этого.
-То они бы не получили желаемое.
-Приятно встретить собеседницу, достойно заканчивающую твою мысль. Думаю, на сегодня лирики достаточно. Развлеку вас историей о приключениях. Как вы, вероятно, знаете, меня иногда преследуют незримые силы…
Стоит только выйти на улицу, как непременно начнется дождь. Стоит отыскать укромный уголок, дабы побыть в одиночестве, и мимо, как по волшебству, тотчас пройдет прекрасная незнакомка… Тихо-тихо. Я не о том. Мистика повсюду следует за мной. Как-то я навещал свою прекрасную подругу, да, оперную диву, что была тогда на третьем месяце беременности и отдыхала дома. А импресарио её – человек весьма известный. И на улице меня несколько раз останавливали, пытаясь назвать его именем и что-то расспросить про музыкальные дела. Хоть мы с тем сеньором вовсе не похожи. И вот я вхожу в дом… А горничная зачем-то сообщает сеньоре, что пришел ее импресарио и называет меня его именем. Я подумал, что у бедняжки случилось помутнение. Постигшее еще ряд человек. Благо на сеньору оно не распространялось. И она встретила меня хохотом. Вы думаете на этом нелепость закончилась? Нет. Она повторялась неоднократно на разных улицах.
А как-то раз я прогуливался с приятелем по площади Сан-Марко, и вдруг ко мне устремился некий грек в тюрбане, узнавший во мне своего лучшего друга. Немыслимо? И я так подумал. Приятель хохотал, а мне было уже как-то не по себе. В следующий раз на той же площади, когда я вновь прогуливался уже с другим приятелем, из темноты на меня выпрыгнул некто и прокричал: «Что ты здесь делаешь?! Сейчас же иди спать!» Оказалось, он принял меня за кого-то близко знакомого. Но чтоб так наскочить. Приятель снова в хохот. А я уже не знаю, что и думать. Мистификации…
-Карло, - вздох со смешком из соседнего кресла, - что ты здесь болтаешь. Иди уже спать.
-Вот. Когда у тебя есть старший брат, вот так заканчиваются все самые интригующие истории.
Часть 1:
~~~~~
И немного кино-литературного юмора:
