Чего ожидаешь, выходя из дома на работу? Усталости? Рутины? Вот и я примерно так же себя чувствовал, пока, путешествуя до работы, не встретил одного человека, который... Ну в общем слушайте.
Как думаете, если я начну свое повествование, как будто пишу сказку, вас это заинтересует? Даже, если эта сказка о простом, на первый взгляд ничем не примечательном человеке, с которым я познакомился по счастливой случайности? Ну, если ваш ответ «Да», то слушайте.
В Тридевятом Царстве, в Тридесятом Государстве, в славном городе Петрозаводске жил один добрый молодец и звали его Роман. Довелось как-то ему работать на выборах в местные органы власти. Не самая приятная работенка, скажу я вам. Нервы натянуты, как струны на гуслях. Оно и понятно: за один день ты успеваешь пообщаться примерно с тридцатью – сорока людьми, у всех разные характеры, разная манера речи, да все у них разное. Бывает, встретишь, вроде, порядочного человека, приятного, а у него, может, случилось что, час, другой назад, вот он тебя и пошлет. К чему же это я? А вот к чему.
Это был абсолютно обычный день, так же, как и уже пол месяца с лихвой, до позднего вечера я бродил по квартирам и собирал подписи. На моем пути неожиданно появилась воображаемая развилка: «Свернешь направо – придешь домой, он близко, отдохнешь и ляжешь спать» - «прямо пойдешь – потеряешь еще немного времени, однако, наконец, выполнишь план». Немного поразмыслив, я все же решил двигаться дальше. Передо мной стоял последний домик в моем списке. Деревянный, двухэтажный, немного с проваленной крышей и разбухшими стенами. Шаг. Второй шаг. А вот третий шаг в его сторону мне сделать уже не удалось: голос из-за кустов сбоку прервал меня. От неожиданности мое тело на мгновение атаковали мурашки.
«Стой, ты куда, ты чего ищешь здесь?» - невнятно со мной заговорил куст. Я хотел было начать как обычно рассказывать о своей миссии. И опять не успел. Из кустов на меня выскочил довольно бодрый дедушка с седой бородой, которая очень напоминала бороду старика Хоттабыча из советского кинофильма. Казалось, стоит только вырвать один волосок из нее и желание исполнится. Только вот не решился я этого делать. Наверное потому, что вид у него был немного угрожающий: он явно был не рад видеть чужого в своих владениях. «Я тебе вопрос задал, ты отвечать будешь?» - повысил тон дед, да так, что мне кажется, его услышали все соседи. Растерянный, я начал лепетать что-то про выборы, про кандидатов и про подписи. Вопреки всем ожиданиям, негативный настрой Хоттабыча юрко сменился неровной улыбкой, сквозь которую просвечивали темные, черно-коричневые зубы. Местами их вовсе не было. И тут я воспрял духом и еще раз все подробно рассказал. А в ответ тишина… Неловкая пауза между нами не придала уверенности. Неожиданно и резко герой поднял глаза и уставился прямо на меня. Бледно голубые, с седыми редкими ресницами – они мертвой хваткой в меня вцепились. Они уже почти не справлялись со своей естественной функцией – почти ничего не видели, потому и голубоватый оттенок легко можно было перепутать с серым. Однако в них, позднее, я увидел отблески всех тех событий, о которых мне рассказал дедушка.
Остановить минуту молчания вопросом про имя человека было не самым удачным решением. «***» - глухо и очень невнятно произнес он. Было очень неловко просить его повторить еще раз, а потом еще раз, а потом он просто выхватил у меня блокнот и неаккуратно вывел: "Гайсингалли Тейхович". Почерк дедушки был такой же неразборчивый, как и его речь, но странно – я его понимал: корявые буковки разного размера развернулись на целых две страницы, но очертания таки не утратили. Стоит сказать, что буква «Т» далась труднее всего и заняла больше всего времени. Морщинистой рукой, выпрыгнувшей из погрызанного рукава, он отдал мне канцелярские принадлежности и пригласил сесть. Предвосхищая мой вопрос «Куда?», Гайсингалли спокойнно опустился на гнилые мостки рядом с домом. Если честно, все это время я был в ужасном напряжении, ощущая подвох, но так или иначе принял предложение и присел рядышком на корточки.
Его грязно-серому балахону ничего не угрожало: он и так был весь в потертостях, местами дырках и разрезах. Одна деталь привлекла мое внимание: из-под того самого погрызанного рукава виднелся шрам, и очень немаленький.
- Давай, вот мы как поступим – произнес он – Мне ничуть не интересно ни единое слово, что ты сказал, но если ты меня послушаешь, то я готов подписи твои поставить, что ты еще хотел…
Крайне удивленному, мне ничего не оставалось, кроме как согласиться.
- Ты ведь уже взрослый, правда? Мне ведь необязательно вступление как в сказке?... «Это было давным-давно»… - заговорил рассказчик, слегка ухмыльнувшись. – Я тогда, как ты сейчас, был – (кашляет) - Плохо было… Очень плохо… Я оказался в числе 40 призванных из своего города. Афган, да, ты правильно догадался. Ты видел тот шрам у меня на руке? –
И тут, он стряхивает рукав до самого плеча, обнажая шрам, именно тот, который я заметил совсем недавно.
- Боевая рана. А у тебя есть такая? Да я почти в таком же возрасте был. Таким же сопляком… – немного закашлявшись повторил он и остановился.
Нетрудно было заметить, что с каждым рождающимся из его уст словом погибала нотка радости. Улыбка уже не красовалась на уставшем, полным морщин, лице. Гайсингалли вытащил сигарету из кармана стареньких спортивок, надетых под балахон. К слову, нижний край спортивок превратился в темно-синюю, тусклую бахрому – настолько много было порезов. Мерзкий для меня запах поплыл еще далеко вдоль дома. Он вновь заговорил.
К сожалению, последующие моменты моя память не позволила восстановить. Помню, что он рассказал мне про то, как этот шрам появился – ножевое, помню, что у него из родственников сейчас остался только сын, помню, что из тех самых глаз покатилась слеза.
Рассказ Гайсингалли подошел к концу, как и день. Стало немного прохладно и где-то вдалеке собирались дождевые тучи. Мы просидели еще минут пять, пока дед не приподнялся и не напомнил мне о подписях. Да какие подписи могут быть в такой момент… Но он настоял на своем и сдержав обещание, попрощался и ушел. Я никогда больше не встречал этого человека, но и никогда его не забуду.