Продолжаю публиковать главы моего романа "Егерь"(начальные главы внизу по ссылке). События происходят в советские годы и близки тем, кто вырос в Союзе. Поколению, выросшем на молочном коктейле, бисквитных пирожных за 22 копейки, героях "Школьного Вальса" и "В моей смерти прошу винить Клаву К". Все тем, кто был случайным и неслучайным свидетелем и чернобыльского взрыва, и афганской войны, когда наших сокурсников забирали прямо со студенческой скамьи туда, откуда многие не возвратились.
История любви, победившей время...
В общем, про жизнь как она есть. Читаем? Если будет интересно, буду публиковать дальше
"ЕГЕРЬ"
Глава 2. Аяла.
Апрель 1986 года, Зардевское ущелье, Афганистан
После шести месяцев учебки я попал в распоряжение пограничной заставы Гульхана на военную базу Ярим. База располагалась у подножия Зардевского горного ущелья, где за год до моего прибытия прошла самая крупная зачистка от боевиков.
По рассказам одного из дембелей, Лехи, в тот день как раз завезли новое обмундирование: настоящие кожаные белорусские кроссовки, рубашки из плотного сукна с блестящими пуговицами и черные ремни с коваными бляшками. Счастливые, в обновках, солдаты отправились исследовать устье местной реки, где и попали в засаду, оказавшись живыми мишенями для бабаев.
Душманы зверски расправились с каждым, докалывая раненых вилами на месте. Многим из ребят до дембеля оставались считаные дни. Две недели спустя за убитых отомстили масштабной операцией, в ходе которой сотни боевиков были взяты в плен. На многих из них были те самые белорусские кроссовки.
- Те кеды мы в цинковые гробы положили, хотя на кой они им, - сказал Леха, смачно сплюнув в сторону.
С Лехой я познакомился в первые дни службы. Хилый, невысокого роста, "доход", одним словом. Сначала я принял его за салагу, и даже как-то, нажравшись бражки, послал Леху за джарсом к землякам во второе отделение.
Я тогда проспал построение после изрядной попойки и, проснувшись, в ужасе кинулся на улицу. Леха сидел у казармы на корточках и вяло курил самокрутку. Щуплый, полтора метра в прыжке солдат не обратил на меня ровно никакого внимания.
Меня это жутко возмутило:
-Эй ты, хмурый, греби сюда!
Салага посмотрел на меня, едва приоткрыв полузакрытые глаза. Было не понятно, заметил он меня или нет.
- Ты че, нюх потерял??? Воды принеси, одна нога здесь, другая там!
- Где это там? – наконец произнес солдат, растягивая слова.
- Ща узнаешь! – меня этот сморчок уже стал изрядно бесить. Покачиваясь от количества выпитой накануне бражки, я доковылял до недоростка, взял его за шкирку, приподнял до уровня своих глаз и плюнул ему в лицо.
Солдатик напрягся, аккуратно вытерся рукавом гимнастерки и пошел прочь, что-то бормоча под нос.
За свой поступок я поплатился, когда меня избили до полусмерти за казармой свои же зёмы. Как мне потом рассказали, «салага» Леха на самом деле оказался таджиком Исмаилом. Он стал ротным героем, завалив в одном бою десятерых духов. Леха тогда стоял один в охране, когда все отделение было дислоцировано в соседнюю деревню. Его напарник ушел в самоволку, и Леха один на один бился с духами, отбив заставу и склад вооружения. Вот тебе и сморчок.
- Смотри сюда, курка поганый, еще раз Леху тронешь, тебе не жить, - предупредили меня ротные.
Мы с Лехой потом сильно сдружились. Да так, что перед дембелем он передал мне своего любимца, щенка по кличке Аяла. Леха нашел его в соседнем кишлаке во время перестрелки с местными. Испуганный щенок застрял в узкой щели забора и жалобно скулил.
- Ты того, корми ее только, не забывай, - наказал мне Леха, уезжая.
- Все будет путем, - успокоил его я, пряча Аялу в офицерскую куртку, которая тоже перепала мне от Лехи в наследство.
- Главное, чтобы комод ее не заметил, сразу на ученья заберут!
Аяла была немецкой овчаркой, а таких собак в нашей роте тренировали как миноискателей. Леха до последнего прятал Аялу в казарме, и теперь, уезжая, очень переживал, как бы ее не определили в собачий спецотряд.
Мы выхаживали Аялу всей заставой. Поили молоком с алюминиевой ложки и подкармливали армейской военной тушенкой. Если на ужин изредка выдавали сгущенку и белый хлеб, мы дружно делились сладкой радостью с нашей дорогой Аялой. Щедро поливали густой сгущенкой белый батон, и вкуснее десерта для нее не было.
Прожорливый щенок мог услышать запах сгущенки даже за версту.
Комод (так называли у нас командира отделения) все же узнал про Аялу, но учить ее было уже поздно. Чтобы ее не перепутали с обученными собаками, жена «комода» связала для Аялы мягкий красный ошейник из мохера, который больше походил на опознавательный знак.
В ту ночь, когда все случилось, душманы, уже несколько дней атаковавшие нашу заставу, начали очередной обстрел реактивными снарядами. Обстрел они вели с разных точек. Артиллерийская разведка определила места их запуска, но противник обхитрил нас при помощи обыкновенных ртутных градусников, которые установил на медных клапанах взрывчатки. Утром разогретая солнечными лучами ртуть поднялась на несколько столбиков и замкнула контакт с проводом.
Прогремело несколько взрывов, и эрэсы, недолго думая, обрушились на нашу заставу как пчелиный рой. Понятно, когда мы открыли ответный огонь, бабаев там и в помине не было.
Комвзвода отправил второе отделение в оккупированное бандитами ущелье, но пробраться туда оказалось невозможным. Духи заминировали дороги на подступах итальянскими минами, которые не мог распознать ни один миноискатель. В таких случаях на помощь и приходили минно-розыскные овчарки, которых тренировали при взводе.
Обученные собаки аккуратно рассредоточились по минному полю. Обнаруживая мины, они тихонько усаживались рядом и сидели, не шелохнувшись, в ожидании саперов. В какой-то момент наш комод заметил, что одна из собак бесцельно носится по полю и радостно виляет хвостом.
- Белены что ли объелась, - произнес он, не веря своему биноклю. - Б..., никак Аяла???
Через несколько секунд прогремел взрыв.
Как только мы услышали о происшествии, то бросились искать Аялу. Нашли только красный ошейник, зацепившийся за ограду. По всей видимости, Аяла потеряла свой мохеровый шарфик и случайно попала с остальными овчарками в заминированное ущелье.
С того дня все до одного солдаты взвода, не сговариваясь, отказывались от сгущенки. Аяла мне часто снилась, веселая и невредимая, и, как это обычно было при жизни, клянчила сгущенку, подобострастно заглядывая мне в глаза.
Я до сих пор в память о ней всегда храню в холодильнике синюю жестяную баночку на случай, если она вдруг вернется.
Продолжение следует...
Читайте первую главу здесь:
Как я шел над пропастью, роман "Егерь", глава первая