Читать >>> Часть I
Читать >>> Часть III
Справка: Князь Влади́мир Петро́вич Меще́рский — русский писатель и публицист крайне правых взглядов, издатель-редактор журнала «Гражданин». В молодости, как чиновник особых поручений министерства внутренних дел, много ездил по России. Свои поездки он описывал в письмах великому князю Александру Александровичу, а также в путевых очерках: «Очерки нынешней общественной жизни в России» (СПб., 1868).
Мещерский получил наибольшую известность как влиятельный консервативный публицист и консультант правительства Александра III,
ИЗ ВОСПОМИНАНИЙ КНЯЗЯ В. П. МЕЩЕРСКОГО. 1865 год.
«В это лето назначено было торжественное принесение присяги новым наследником престола. Двор накануне дня присяги переехал в Елагин дворец. Впервые после императора Николая двор поселялся в Елагином дворце.
Вечером я посетил цесаревича в одном из флигелей возле дворца. Он предложил мне с ним пойти пешком гулять. Во время прогулки великий князь был невесел и неразговорчив. Понимая его душевное состояние, я воздерживался от того, что называется занимать собеседника. На берегу Невы мы присели на скамейку. Цесаревич сел и вздохнул.
Я обернулся к нему и спрашиваю: тяжело вам?
– Ах, Владимир Петрович, – ответил мне цесаревич. – Я одно только знаю, что я ничего не знаю и ничего не понимаю. И тяжело, и жутко, а от судьбы не уйдешь.
– А унывать нечего: есть люди хорошие и честные, они вам помогут.
– Я и не думаю унывать. Это не в моей натуре. Я всегда на все глядел философом. А теперь нельзя быть философом. Прожил я себе до 20-ти лет спокойным и беззаботным, и вдруг сваливается на плечи такая ноша. Вы говорите: люди; да, я знаю, что есть и хорошие и честные люди, но и немало дурных, а как разбираться, а как я с своим временем управлюсь? Строевая служба, придется командовать, учиться надо, читать надо, людей видеть надо, а где же на все это время?.. <…>
Несмотря на летнее время, съезд был к выходу многочисленный. Цесаревич прочел присягу взволнованным, но громким и ясным голосом. После присяги я зашел к цесаревичу поздравить его и передать ему впечатления торжества».
Продолжает нашу историю граф С.Д. Шереметев.
Справка: Граф Сергей Дмитриевич Шереметев. В 1868 году в чине ротмистра был назначен адъютантом цесаревича Александра Александровича. Участвовал в русско-турецкой войне 1877—1878 годов в составе Рущукского отряда, которым командовал будущий император Александр III; был награждён орденом св. Владимира 3-й ст. с мечами. С 1881 года — флигель-адъютант Александра III.
С. Д. ШЕРЕМЕТЕВ. МЕМУАРЫ.
«12 апреля 1865 года было роковым ударом для императрицы Марии Александровны. Она никогда не оправилась от своего горя. Объявлен был новый цесаревич, но о нем неохотно даже и говорили… Его вообще мало знали и не скрывали опасений за будущее. Отражение всех этих разговоров доходило до меня почти из первых рук. Я часто бывал тогда у А. Н. Мальце(-о)вой, (фрейлина и близкая подруга императрицы Марии Александровны, дочь князя Николая Юрьевича Урусова) и она не скрывала своего слабого мнения о новом цесаревиче. Таков был придворный голос, но в то время уже были и исключения в этом дружном не сочувственном хоре… К числу таковых принадлежал князь П. А. Вяземский.
Понятно, что именно в среде окружающих государя и императрицу находились люди, не сочувствующие цесаревичу. Они распространяли о нем известные слухи, хотя невольно должны были с ним считаться. Всех язвительнее и ожесточеннее был царский брат – Константин Николаевич. Он не щадил самолюбия, не стесняясь отзывался презрительно о цесаревиче. Впрочем, он и ранее того, с детства его относился вообще к племянникам пренебрежительно. Это я слышал от самого государя Александра III. Как бы неохотно и не сочувственно ни относились к цесаревичу многие, все же положение его заставляло обращать на себя внимание, хотя бы ради любопытства перед сомнительным будущим. С другой стороны, появились неизбежные пролазы, стремившиеся заблаговременно обеспечить себе положение для будущего. Они появлялись, проникали, иногда временно втирались, но все это оказалось непрочным.
Новому цесаревичу нужно было составить двор. Кроме графа С. Г. Строганова и генерала О. Б. Рихтера, многие из числа близких к покойному цесаревичу перешли к брату. Оба ординарца его – Козлов и князь В. А. Барятинский назначены были адъютантами к новому цесаревичу. По наследству от старшего брата перешли к нему Ф. А. Оом, И. К. Бабст, К. П. Победоносцев, а также и князь В. П. Мещерский. <…>
По наследству от брата переходит к нему и… «его невеста». Вопрос этот был предрешен, и всесильный довод государственной необходимости не давал места рассуждениям. Представляю судить, что должен был испытывать цесаревич. Он преклонился перед необходимостью, перед долгом, но ни в каком случае, ни перед кем не лицемерил. Конечно, не мог он лицемерить и перед невестой. Явление было необычное, но оно не могло не внушать к нему уважения».
ИЗ ДНЕВНИКА АЛЕКСАНДРА АЛЕКСАНДРОВИЧА.
«Я чувствую, что могу и даже очень полюбить милую Минни (так в семье Романовых звали Дагмару), тем более что она так нам дорога. Даст Бог, чтобы все устроилось, как я желаю. Решительно не знаю, что скажет на все это милая Минни; я не знаю ее чувства ко мне, и это меня очень мучает. Я уверен, что мы можем быть так счастливы вместе. Я усердно молюсь Богу, чтобы Он благословил меня и устроил мое счастье».
«Я уже собирался несколько раз говорить с нею, но все не решался, хотя и были несколько раз вдвоем. Когда мы рассматривали фотографический альбом вдвоем, мои мысли были совсем не на картинках; я только и думал, как бы приступить с моею просьбою. (Сделать предложение). Наконец я решился и даже не успел всего сказать, что хотел. Минни бросилась ко мне на шею и заплакала. Я, конечно, не мог также удержаться от слез. Я ей сказал, что милый наш Никс много молится за нас и, конечно, в эту минуту радуется с нами. Слезы с меня так и текли. Я ее спросил, может ли она любить еще кого-нибудь, кроме милого Никса. Она мне отвечала, что никого, кроме его брата, и снова мы крепко обнялись.
Много говорили и вспоминали о Никсе, о последних днях его жизни в Ницце и его кончине. Потом пришла королева, король и братья, все обнимали нас и поздравляли. У всех были слезы на глазах».
С. Д. ШЕРЕМЕТЕВ. МЕМУАРЫ.
«Живо помню день приезда принцессы Дагмары. То был ясный сентябрьский день. Я был в строю Кавалергардского полка, расположенного у въезда в Большой Царскосельский дворец, ждали мы долго и нетерпеливо, ожидали видеть ту, чье имя облетело всю Россию. Вот наконец показалась четырехместная коляска прямо из Петергофа, все взоры устремились по одному направлению. Принцесса Дагмара приветливо кланялась во все стороны и на всех произвела чарующее впечатление. Дни стояли ясные, солнечные, несмотря на сентябрь. Тютчев воспел «Дагмарину неделю», то была действительно радостная и светлая неделя. Видел я, как подъехала коляска ко дворцу, воображение дополняло встречу, и слышался церковный привет: „Благословен грядый во имя Господне!“
Вслед за тем начался ряд празднеств: балы, иллюминации, фейерверки. Они, конечно, были тягостью для цесаревича. Я был на одном бале и видел, как цесаревич стоял во время кадрили около своей невесты, но это продолжалось не долго. Он решительно заявил, что танцевать не намерен, и слово это сдержал к немалому смущению придворных и семьи. Вообще, в роли жениха цесаревич, по-видимому, был невозможен, по крайней мере, до меня доходили отзывы пюристов, находивших его поведение крайне неудобным. Он показывался в публике по обязанности, у него было отвращение ко всяким иллюминациям и фейерверкам, ко всему показному и деланному. Он, не стесняясь делал по-своему и вызывал нетерпеливое неудовольствие родителей. В публике стали еще более жалеть невесту, лишившуюся изящного и даровитого жениха и вынужденную без любви перейти к другому – человеку грубому, неотесанному, плохо говорившему по-французски и в корне враждебному всем преданиям Готского календаря. Таков был господствовавший в придворных кругах отзыв… Зато популярность принцессы Дагмары росла. В ней видели залог благополучия, и на нее возлагали всю надежду, а она своими лучистыми глазами зажигала сердца, простота ее и прелесть сулили счастье и покой. Нелегко было ей в новой, еще чуждой ей обстановке. Императрица Мария Александровна относилась к ней сдержанно, словно подчеркивая измену своему любимцу».
12 октября 1866 года в Большом соборе Зимнего дворца происходила торжественная церемония миропомазания, в ходе которой Дагмар получила новое имя – Мария Федоровна и новый титул – великая княгиня. А 28 октября состоялась свадьба.
Впереди у них было 28 лет совместной жизни, сложившейся так, что Александр III запишет в своем дневнике: «Такую жену, как я имею, дай Бог каждому иметь, и тогда можно быть спокойным и счастливым». Если между супругами и случались размолвки, то совсем незначительные, быстро заканчивавшиеся примирением.
Конец второй части.
Читать >>> Часть I
Читать >>> Часть III
Спасибо, что нашли время прочесть статью.
