Башня Грифонов

Дом стоял здесь прочно и уверенно, как стоял всю жизнь Руслана – без малого тринадцать лет – а может, и того дольше. Двадцать пять этажей, красно-желтый кирпич и пыльные окна, в которых никогда не горел свет: слишком узкий, слишком высокий, не дом, а башня, он казался чужим здесь, среди стандартных панельных девятиэтажек.

Местные прозвали его Башней Грифонов: из-за статуй по обеим сторонам каменного крыльца у главного входа. Львиные тела, золотые крылья и когти, орлиная голова у того, что слева – у правого грифона никакой головы не было, ее разбили, когда устанавливали статую на постамент, и никто не озаботился тем, чтобы приделать новую.

Мимо Башни мама Руслана водила его в детский сад, каждый день, кроме воскресенья. Тогда дом еще пытались достроить: крутилась над ним желтая стрела строительного крана, по крыше сновали люди, а в комнате Руслана – окна их квартиры выходили прямо на Башню – можно было услышать, как рабочие переругиваются на непонятном языке.

Когда Руслан пошел в школу, Башню забросили окончательно: верхние этажи так и остались без стен и окон – голые бетонные коробки, поставленные друг на друга, как кубики в детском конструкторе. Дом огородили забором, толстый охранник скучал в плексигласовой будке, безучастный ко всему, кроме карманного телевизора с длинной антенной, который смотрел, не отрываясь. Раз в час он делал обход, и если заставал кого на территории, орал и грозился спустить собаку, хотя никакой собаки у него на самом деле не было.

Сам Руслан бывал внутри Башни, и не раз. Все окрестные мальчишки знали, где в заборе есть дыра, и какой код – 792 – открывает дверь главного входа. Год назад они с Серым спасались в Башне от банды десятиклассника Белозерова, там же они впервые попробовали курить – подобрали на улице выброшенную кем-то пачку с одной сигаретой – тошнило их до вечера. Там, в одной из квартир, они нашли рыжего котенка рядом с мертвой кошкой. Руслан три дня прятал его в своей комнате, пока матери не приспичило устроить генеральную уборку. Сперва она велела котенка отдать, но потом передумала.

Руслан помнил все это: как они с Серым сидят, боясь вздохнуть, подпирая спинами хлипкую картонную дверь, а прилипалы Белозерова ищут их – шаги и голоса все ближе, но в нужную квартиру они так и не зайдут; помнил едкий вкус сигаретного дыма; гнилостный запах разложения, белых червей среди рыжей шерсти, и как пищал едва открывший глаза котенок. Помнил, но в то же время знал, был уверен на сто тысяч миллионов процентов – еще вчера никакой Башни Грифонов на его улице не было.

Руслан понимал, что бредит. Вот же она, Башня Грифонов, заброшенный недострой, высится, как всегда, над неокрашенным бетоном девятиэтажек, и никого это не удивляет. Но только день назад на этом месте был пустырь, где по вечерам выгуливали собак, а подростки жгли опавшие листья и старые автомобильные покрышки.

Тогда он решил, что сходит с ума.

***

– Эй, ты мертвый или живой? – Девчонка так сильно высунулась из окна на пятом этаже Башни Грифонов, что Руслан даже испугался – не свалилась бы. Белобрысая, одних лет с Русланом или чуть старше, она была одета в белую футболку и джинсы.

– Что? – не понял Руслан.

– Ты мертвяк? Или живой? Отвечай, – велела белобрысая. Симпатичная на взгляд Руслана, но ее сильно портило родимое пятно – красное, с ладонь размером, оно занимало почти всю левую половину ее лица.

– Живой. Это что, игра какая-то?

– Хорошо, что живой, – ответила девчонка. – Руки покажи.

– Это еще зачем?

– Просто покажи. Тебе сложно, что ли?

Не зная, зачем он это делает, Руслан снял перчатки – день выдался холодным, октябрь подходил к концу – поднял руки и показал белобрысой раскрытые ладони. Несколько секунд она их напряженно разглядывала, но, судя по всему, увиденное ее полностью удовлетворило. Девчонка кивнула будто сама себе и попросила:

– Можешь мне помочь, живой?

Сегодня Руслан забежал домой минут на пять – последний месяц он вообще старался там не задерживаться. Бросил в коридоре рюкзак с учебниками и тетрадями, наскоро перекусил: бабушка пыталась впихнуть в него целую тарелку борща, но Руслан отказался и сделал себе бутерброд. Почесал Мура за ушами и выбежал на улицу. Хотел было позвонить Серому, но телефон из внутреннего кармана куртки так и не достал. Ноги будто сами собой понесли его в сторону Башни Грифонов. Руслан не собирался заходить в нее, ни за что – а вот убедиться, что Башня настоящая, мысль неплохая. Руслану отчего-то казалось, что стоит только дотронуться до красно-желтого кирпича, и он сразу поймет, врет его память или нет. Проверить, так ли это, он не успел.

– Меня в квартире заперли, – сказала белобрысая. Она позвала его, едва Руслан пролез через дыру в заборе. Охранник ее услышать не мог – его будка была у главного входа, на противоположной стороне здания. – Второй день здесь сижу. Будь другом, открой дверь.

Руслан замялся. Его не отпускала мысль, что Башня Грифонов может исчезнуть так же внезапно, как появилась, и ему совсем не хотелось быть в это время внутри.

Да и девчонка хороша, если не выдумывает. Сидит в пустой квартире, запертая, второй день. Давно бы докричалась до охранника – каждый час тот обходит Башню по кругу – он бы ее выпустил. Так Руслан ей и сказал.

– Ты что? – Она сделала круглые глаза. – Он как Красный Смех, если не хуже. С костями меня съест, не подавится.

Дурочка она, что ли? Руслан хотел уже сам дойти до охранника, но что-то его остановило. Может, страх в голосе белобрысой – он был самый что ни на есть настоящий.

– Пожалуйста, – попросила она. – У меня еды нет и вода кончилась.

Отказаться, уйти домой – стыда потом не оберешься. Можно позвонить Серому, позвать его с собой, но стоило Руслану представить, как будет ржать друг над его трусостью, и он сразу же отбросил эту идею.

– Черт с тобой, – пробормотал он себе под нос, но девчонка, кажется, услышала.

– Пятьдесят шестая квартира, – так и просияла она.

Руслан прокрался мимо плексигласовой будки. В глубине души он надеялся, что охранник его заметит, заорет, как обычно, пригрозит несуществующей овчаркой, и ни в какую Башню Грифонов Руслану лезть не придется. Но тот и головы в его сторону не повернул.

Между каменных грифонов он прошел через железные двери в подъезд, а оттуда на лестницу. Было темно: Руслан включил фонарик в телефоне и увидел, что сеть тот не ловит.

На пятый этаж он будто взлетел – чем быстрее Руслан освободит девчонку, тем меньше времени проведет в Башне. А вот и пятьдесят шестая квартира: номер был криво написан маркером на серой двери. Ручку подперли спинкой облезлого деревянного стула – белобрысая не врала.

Руслан убрал стул, открыл дверь.

Странная это была квартира. Однокомнатная, грязная и запущенная, с минимумом мебели, но выглядела она так, будто здесь не так давно жили люди: на столике по центру комнаты стояла тарелка с чем-то черным и маслянистым, а из кухни тянуло тухлятиной. Кто живет в недостроенном доме?

Девчонка сидела на выцветшем до бледно-розового цвета диване под окном. Когда Руслан подошел ближе, он понял – то, что он принял за родимое пятно на ее лице, было ожогом – старым, зажившим, но все еще красным.

– Если бы я был мертвяком, думаешь, я бы тебе признался? – Ему и вправду было интересно.

Тогда это и случилось.

Окна его квартиры выходили прямо на Башню, и, стоя здесь, в пятьдесят шестой квартире на пятом этаже, он мог видеть свой дом, будто был рядом.

Он увидел ее на кухне, где привык видеть каждый день, возвращаясь из школы. Мама сидела за столом у окна, как всегда, и, как всегда, печатала на компьютере. Свет от монитора падал на ее лицо.

– Конечно, – фыркнула белобрысая, но Руслан не слушал. – Мертвые должны отвечать, если спросят. Такое правило.

Не дав себе и секунды на раздумья, Руслан со всех ног бросился домой. Пробежал мимо охранника, не обращая на его крики никакого внимания, юркнул в дыру в заборе. Лифта ждать не стал – на свой пятый этаж поднялся по лестнице. Со второй попытки вставил ключ в замочную скважину, так тряслись руки.

Дома было все по-прежнему: полумрак, занавешенные зеркала, бабушка гремела посудой, бормотал телевизор и пахло корвалолом. Вместо мамы на кухне – ее фотография в траурной рамке.

Мур, не ждавший хозяина так скоро, сонно потянулся и подошел поздороваться, но Руслан не стал нагибаться, чтобы погладить кота.

Не разуваясь, он подошел к окну в своей комнате, посмотрел на Башню Грифонов.

Белобрысая девчонка в пятьдесят шестой квартире помахала ему рукой.

***

– Все понятно, – сказал Серый и поправил на переносице очки. Минус у него был страшный, и из-за толстых стекол очки постоянно сползали. – Парамнезия. – Впечатление слегка испортило то, что диагноз он произнес по слогам и подглядывал при этом в смартфон, но слово прозвучало увесисто. – Синдром ложных воспоминаний. Лучше сам в психушку сдайся, а то будет как с Мироновой.

Олю Миронову забрали прямо с урока: она и раньше была со странностями, а тут вдруг стала биться головой о парту и рвать на себе волосы. Пока ждали скорую, ее держали трое – русичка, медсестра и физрук. Было это год назад, но больше никто из одноклассников Миронову не видел.

Так Руслан в психбольницу, конечно, не хотел – никак он туда не хотел.

Они сидели на корточках у дыры в заборе и ждали, пока охранник закончит обход. Обычно это занимало у него не больше пяти минут, но сейчас он отчего-то не торопился.

– Ты главного не знаешь, – начал Руслан. Он позвонил Серому сразу как вернулся из Башни и рассказал ему все, вернее, почти все: про белобрысую пленницу и про то, что видел из окна, пока не успел. – В пятьдесят шестой квартире…

– Знаю, – перебил его Серый. – Где диван. В прошлый вторник я там с Шиловой целовался. Если Башня только вчера появилась, что я тогда делал?

Руслан не ответил. Он не верил, что Серый целовался с Шиловой – была Башня или нет. Но спорить не стал, друг мог обидеться и уйти, а Руслану позарез нужно было, чтобы кто-нибудь другой посмотрел из окна пятьдесят шестой квартиры и увидел то же самое, что и он.

– Пошли, – позвал Руслан, когда охранник вернулся в свою будку.

Мимо каменных грифонов – левый проводил их внимательным взглядом, другой, безголовый, не обратил на мальчишек никакого внимания – они прошли к главному входу. Руслан ввел код – 792 – открыл дверь. В подъезде горел свет, а ведь всего полчаса назад Руслан без фонарика здесь и собственных рук не смог бы разглядеть.

– Шашлыки жарят, – сказал Серый, когда они поднялись на три пролета по закрученной винтом лестнице. – Чувствуешь?

Руслан кивнул: не учуять запах дыма и подгоревшего мяса мог только человек, напрочь лишенный обоняния. Но его это не особо заботило – Руслан пытался вспомнить, какая лестница была здесь полчаса назад, обычная, или эта, винтовая.

Он думал, белобрысая ушла сразу после него – кто захочет оставаться в месте, где провел, запертый, два дня? Но она была там, в пятьдесят шестой квартире, и не одна.

Три совершенно одинаковые девчонки сидели на диване, четыре совершенно одинаковые девчонки сидели на ковре на полу, поджав под себя ноги – всего семь совершенно одинаковых девчонок. Одеты не по сезону: в джинсы, футболки и блузки, одна так и вовсе в платье. У каждой был шрам от ожога на левой половине лица, а у той, что в платье, голова оказалась забинтованной. Понять, кто из этих семерых его недавняя знакомая, Руслан не смог бы при всем желании.

Черный дым поднимался от костра в железной бочке по центру комнаты, а над ней, на вертеле из толстой витой арматуры, жарилось мясо – и когда они только успели все это сюда притащить? Кто-то уже ел, кто-то ждал, пока приготовится ее порция.

Руслан закашлялся – окно было открыто настежь, но дым все равно ел глаза и горло. Девчонки разом прекратили есть и все как одна уставились на него.

– Привет, – заулыбалась ему та белобрысая, которая сидела на широком подлокотнике дивана.

– Эй, это наше место, – начал было Серый, но вдруг осекся и стал пятится к выходу. Руслан поймал его полный ужаса взгляд, но не понял, что так напугало друга.

– Ты убежал, я даже спасибо тебе не сказала. Банда, это тот живой, о котором я вам рассказывала… – В ее руках была нога – ступня и половина голени. Зажаренная чуть ли не до черноты человеческая нога.

***

После бегства из Башни Грифонов, Руслан поклялся себе, что и на километр к ней больше не подойдет.

Хватило его на три дня.

Серый назвал его идиотом, когда Руслан позвал его обратно. Не помогло и то, что Руслан рассказал другу, зачем на самом деле хочет вернуться в Башню. Тогда Серый назвал его идиотом, по которому психушка плачет, и сказал, что если Руслан хочет закончить жизнь в людоедском котле, Серый ему мешать не будет, но и помогать не обязан.

Руслан не настаивал.

Нет, не могли они на самом деле есть людей, уговаривал он сам себя по дороге от дома к Башне. Это была шутка, без сомнения, дурацкий розыгрыш. Мясу – свинине или говядине – просто придали вид человеческих рук и ног. Кто мог это сделать и зачем, Руслан понятия не имел, но мало ли психов на свете: кому-то это могло показаться забавным. Если подумать, семь одинаковых девчонок – вещь куда более странная. Но бывают же двойняшки, почему не быть семерняшкам? Как они умудрились получить по одинаковому ожогу, конечно, загадка, но в конце концов все это совершенно не важно.

Он должен был увидеть маму, и точка.

– Стоять, гаденыш! – заорал охранник. Он вылез из будки – грузный, толстый, с перекошенным от ярости лицом – когда Руслану оставалось метров десять до главного входа в Башню. – Собаку спущу! Гаденыш! Попадись мне только! Стоять!

Руслан от неожиданности застыл на месте – ноги будто приросли к земле. Что делать?

А охранник уже бежал к нему, удивительно быстро для такого толстяка, а Руслан смотрел на то, как он приближается – плавно, расковано, так двигаются животные, не люди; и звук его шагов был тяжелым, слишком тяжелым – слону впору, не человеку. Руслан повернулся и бросился к Башне. Пробежал между каменных грифонов и, как бы не был напуган, успел заметить, что головы теперь нет у левой статуи, не у правой.

Железная дверь закрылась, крики охранника как ножом отрезало.

На что Руслан надеялся? Сейчас охранник откроет дверь – ему-то код точно известен. Обыщет всю Башню, если потребуется, и найдет его, где бы Руслан не спрятался.

Эти его шаги – как человек мог издавать такие звуки, если, конечно, у него не свинцовые кости?

Он ждал – минуту, две, пять – ничего не происходило. Дверь так и не открылась, никто не вошел внутрь. Руслан не знал, что и думать: стоило ему переступить порог Башни Грифонов, и охранник будто потерял к нему всякий интерес.

Он постоял еще немного на месте, глядя на запертую дверь, а потом направился в пятьдесят шестую квартиру.

На этот раз здесь никого не было, но следы людоедской – или не людоедской – трапезы остались. Железная бочка по центру комнаты была полна углей и пепла. Руслан с опаской заглянул в нее, пошурудил внутри валявшейся тут же арматурой, но человеческих костей, как боялся, не обнаружил. Тогда он подошел к окну.

И снова увидел ее – как и три дня назад. Мама вновь сидела за компьютером на кухне – с тех пор, как она заболела, она стала работать из дома. Бывало, Руслан засыпал под стук клавиш, там же, на кухне, на маленьком диванчике в углу.

Может, рискнуть, попробовать снова? Выйти сейчас из Башни Грифонов, вернуться домой? Будет мама там? Но Руслан знал ответ.

Он открыл окно, высунулся наружу так же сильно, как белобрысая, когда просила его о помощи.

– Мам, – позвал он. Голос подвел, и крика не получилось, один сиплый шепот. – Мам! – Уже громче. – Мам! Я здесь! – Надо было взять с собой камень, бросить в окно. – Мам! Я здесь! – Он орал во все горло, но она не слышала. – Я здесь, мам!

– Не свались, живой, – раздалось сзади.

От неожиданности Руслан чуть на самом деле не вывалился из окна, но успел схватиться руками за раму. Осторожно спустился на пол, повернулся. В комнате стояла белобрысая девчонка со шрамом на левой щеке – какая из семи? А что, если их еще больше?

– Чего разорался? – спросила она. Она оказалась выше Руслана – на ладонь или чуть больше. – Красный Смех зовешь? Жить расхотелось?

– Нет, – сказал Руслан и, сам не зная почему, добавил: – Мама. Она умерла. А тут жива. Но она меня не слышит.

Он не ждал, что белобрысая его поймет, но она, кажется, догадалась. Потянула за ручку, закрыла окно.

– Знала я одного, – заговорила она, – тоже все в окно пялился.

– И что?

– И ничего. Так и помер. От голода. Только в окно смотреть не перестал. Меня Ива зовут, – представилась она.

– Это разве имя? – не поверил Руслан. – Ива – это дерево.

– Сам ты дерево, – обиделась белобрысая. – Имя как имя, Руслан ничем не лучше.

Руслан весь похолодел – он ей свое имя не называл, это он точно помнил.

– Ты чего тогда сбежал? – Она плюхнулась на диван. – Месяц не появлялся. Мачеха сказала, мы тебя обидели. – Значит, у семерняшек есть мачеха. А где их настоящая мать? Потом до него дошло: месяц не появлялся? – Это правда? – Виноватой Ива совсем не выглядела. – Я думала, мы друзья.

– Вы здесь людей ели, – честно ответил Руслан. – У каннибалов, что, бывают друзья?

– Ты сам-то человек? Дурак ты, – фыркнула она. – Никаких людей мы не ели. – Ива вскочила на ноги. – Пойдем, покажу.

– Обойдусь. – Вот так пойдешь за людоедкой, а потом тебя на вертеле поджарят.

– Не дури, пойдем. Или боишься? – Хитро улыбнулась она.

– Не боюсь. Просто не хочу.

– Ну-ну, – ухмыльнулась Ива. – Хочешь, расскажу как найти выход из Башни?

– Знаю я, где выход, – не понял Руслан. – Там же, где и вход.

– Дурак. – Она обозвала его уже второй раз, и Руслану это совсем не понравилось. – Другой выход. Из которого можно выйти в другое место. Но если тебе неинтересно, я пошла.

Руслан смотрел, как она уходит, а потом понял.

– Я могу попасть в то место, – он догнал Иву в дверях, – в тот мир, где она жива? – Еще три дня назад он понял, что видит из окна Башни параллельный мир, тот, где его мать никогда не умирала.

– Все может быть. – Ива пожала плечами. – Ну что, идешь? Не хочу, чтобы ты меня людоедкой считал.

Идти было недалеко – на шестой этаж. Дверь шестьдесят шестой квартиры подпирал знакомый Руслану стул. Ива пинком сдвинула его в сторону, открыла дверь, щелкнула выключателем у двери. Зажегся свет.

Люди сидели на корточках на голом бетонном полу, жались друг к другу – десятка три их было, не меньше, мужчины и женщины, все молодые, ни одного ребенка или старика. Все одеты одинаково: в ярко-желтые футболки и зеленые жилеты – так одеваются консультанты в супермаркетах. На их приход они не обратили никакого внимания.

– Ну, убедился? – спросила Ива. – Не ели мы никаких людей.

– Но это же люди, Ива, – ошарашенный, проговорил Руслан. – Самые настоящие. – Семь девчонок против такой толпы – да как у них это получилось? Они что, не сопротивлялись?

– Нет, ты издеваешься. – Ива шагнула вперед, схватила за руку темноволосую девушку с краю, подтащила ее к Руслану. – Гляди.

– Здравствуйте. – Очаровательно улыбнулась девушка. – Чем я могу вам помочь?

– На что я должен смотреть? – Руслан попятился к выходу. Сумасшедшие людоедки, чем они их опоили? Надо сматываться, пока цел. – Она человек, и так понятно.

– Не люди они, – закатила глаза Ива. – Четыре пальца, видишь? – На руке темноволосой и вправду было только четыре пальца.

– И что? Это повод их есть?! – Руслан представил, как эта девушка покорно идет за своими убийцами, а там они, они ее…

– Они фабриканты. Куклы, – объяснила Ива, но легче не стало. – Их на заводе делают. Они, если хочешь знать, даже не животные, они грибы.

– Грибы? – тупо переспросил Руслан.

– Ага. Их в чанах выращивают, из грибницы.

– Если вам потребуется моя помощь, – вновь улыбнулась девушка, – обращайтесь в любой момент. Корпорация «Сольвейг» заботится о клиентах. Вы – наша семья.

– Да отвяжись ты. – Ива оттолкнула ее от себя. – Мы нашли торговый центр – там их сотни бродит. Никому уже не нужны, покупателей-то нет. А еда из автоматов, знаешь ли, на вкус как бумага.

– Мне пора. – Он должен заявить в полицию, так ведь? Ему не поверят, его упрячут в психушку, но он должен. – Счастливо оставаться.

– Дурак, – вздохнула Ива.

– Угу. – Даже если дурак. Прочь отсюда, прочь из Башни Грифонов – чем скорее, тем лучше.

– Вверх иди, – устало сказала Ива. – Вверх, а не вниз.

Он не должен был ее слушать. Ни в коем случае. Выйти вон и никогда больше сюда не возвращаться – вот что Руслан должен был сделать. Он и собирался: даже спустился на три этажа, когда одна тревожная мысль заставила его остановиться.

Башня появилась четыре дня назад. Что будет, если сегодня она исчезнет? Раньше он боялся, что это произойдет, когда он будет внутри, а теперь… Он больше не увидит маму, не сможет попасть в тот мир, где она жива. Сейчас или никогда, понял Руслан. Потом он разберется с людоедками и с их жертвами – они-то никуда не денутся, только вместе с Башней, а тогда какая разница? Он обязан попытаться. Руслан сжал кулаки и пошел вверх по лестнице – на двадцать пятый этаж.

Путь на вершину Башни дался ему нелегко. Сперва Руслан шел быстро, перешагивая через две ступеньки, но потом усталость взяла свое, и он уже еле переставлял ноги. Ему казалось, он идет долгие часы, а лестница и не думает заканчиваться. Руслан достал телефон, но толку? Надо было заметить время, когда только начал подъем. Девять вечера. Он не смог вспомнить, во сколько вошел в Башню. Бабушка, наверное, уже его ищет. Или нет – Ива говорила, здесь время течет иначе.

Наконец последняя ступенька: Руслан оказался перед узкой железной дверью. Прежде чем надавить руками на длинную противопожарную ручку, он дал себе несколько секунд отдыха. Дверь скрипнула, открываясь в кромешную темноту. Руслан шагнул вперед.

Это место – чем бы оно на самом деле не являлось – никак не могло быть последним этажом Башни Грифонов: слишком уж огромное. Руслан шел и шел вперед, десять, двадцать, тридцать минут. Здесь был пол – бетонный – был потолок, тоже бетонный, его поддерживали бетонные же колонны, а вот стен не было – или свет фонаря в его телефоне не мог достать до них. Пахло пылью и сыростью, где-то далеко капала вода.

Что, если он ходит кругами? Руслан не подумал как-то отмечать пройденный путь, а теперь уже поздно. Он понял, что не найдет дорогу, если повернет назад. Так. Спокойно. Это место бесконечным быть не может. Выход есть. И он его найдет.

Что-то двинулось впереди. Тень мелькнула на миг в свете фонаря и тут же пропала. Руслан остановился, поднял телефон повыше. Вот опять. И снова. Человек? Нет, эта тень – изломанная, перекрученная, вывернутая – никак не могла принадлежать человеку. Руслан понял, что не дышит. Он сделал шаг назад, и тут это что-то бросилось прямо на него.

Руслан это скорее почувствовал, чем увидел – его будто обдало горячим ветром. А потом оно закричало, и хуже этого звука ничего не могло быть.

Оно хохотало, гоготало, заходилось смехом – так могла ухохатываться над чем-то очень забавным гиена размером с дом. Руслан побежал, чудом не выронив телефон, а смех летел за ним, и эхо повторяло и повторяло его, казалось, все вокруг захлебывается этим звуком – Руслан не понимал куда он бежит, а когда натолкнулся на что-то – на колонну? – заорал во все горло и не услышал собственного голоса.

– Тихо ты. – Луч фонаря выхватил из мрака лицо – это была Ива. Она отобрала у него телефон – Руслан не сопротивлялся – размахнулась и бросила его далеко в сторону. – Бежим. – Она схватила его за руку.

И они побежали – Руслан так никогда еще не бегал – в боку тут же закололо, ладонь в руке Ивы вспотела, но хватка у нее была железная. Руслан переставлял ноги, не зная, куда бежит, он ничегошеньки не видел перед собой, кроме кромешной черноты, он ловил ртом воздух и только и думал о том, чтобы не отстать, а чудовище гналось за ними, летело обжигающим ветром, и хохотало, хохотало, хохотало, как безумное.

Дверь, вторая, лестница, снова дверь – в эту Руслан чуть не впечатался лицом, но Ива успела его одернуть – она так хорошо знала, куда бежать, или умела видеть в темноте? Порыв ветра – Ива отпустила его руку прежде чем открыть новую дверь. Руслан увидел зеленые огни впереди, в нос ударил запах помойки.

– Здесь он нас не учует, – сказала Ива и с силой толкнула Руслана в спину.

***

– Корпорация «Сольвейг» наш дом, – хором говорили фабриканты. – Корпорация «Сольвейг» – наша семья. – Они стояли, держась за руки, и лица их сияли улыбками. – Корпорация подарила нам жизнь.

Руслану совсем не хотелось возвращаться в квартиру, где Ива с сестрами хранили свой «запас продуктов», но Ива сказала, что к Мачехе с пустыми руками не ходят.

Они ждали, пока у фабрикантов закончится пятиминутка любви – так назвала это Ива.

– Что это было? – спросил Руслан час назад, когда дикий смех утих, и они смогли выбраться из мусорной кучи. Дверной проем, куда его толкнула Ива, был на потолке – как это возможно, Руслан старался не задумываться. Он падал секунду или две прежде чем не оказался по шею в мусоре – Руслан ничего не увидел во мраке, но вонь стояла такая, что сомнений не оставалось.

– Зря я тебе рассказала, – вместо ответа проговорила Ива. Они шли, утопая по колено в мусоре: здесь была и бумага, и какие-то деревяшки, остатки еды, пластиковые бутылки, и пакеты, наполненные чем-то склизким и мерзким. Один раз Ива провалилась по пояс, и Руслану пришлось ее вытаскивать. – Я провожу тебя к выходу, обещаю.

– Что это было? – повторил он. От вони глаза резало, в горле першило, Руслан давил в себе приступы рвоты – при Иве так позориться не хотелось – и удивлялся, как его еще не вывернуло наизнанку. Воздух будто светился зеленоватым светом, а впереди то и дело гасли и зажигались зеленые огни. Когда глаза привыкли, Руслан стал различать, куда идет, но вот разглядеть, был ли над ними потолок, и где кончалась свалка, если хоть где-то она кончалась, не мог.

А еще здесь что-то жило – что-то двигалось в мусоре, гибкое и проворное, как змея. И Руслан отнюдь не горел желанием узнать, как оно выглядит.

– Не думай, будто я знала, что он там будет. – Ива упорно уходила от ответа. – В последний раз его видели на электростанции. Наверное, весь уран сожрал. Но теперь он там надолго.

– Что это было? – взорвался Руслан. – Что? Кто ты такая, Ива? Где твои родители? Что это за место? – Он больно ударился ногой о старый пузатый монитор – Руслан такие только в кино видел – и остановился.

– Не кричи, – попросила она. – Красный Смех это был.

– Красный Смех? Как в том рассказе? Нам задавали, я читал… – Руслан честно пытался вспомнить, но, кажется, он только заглянул в краткое содержание перед уроком, и в голове ничего не осталось.

– Ты читать умеешь? – Руслан подумал, что она над ним смеется, но в голосе Ивы звучало неподдельное уважение. – Правда?

– Кто он такой? Ты скажешь или нет?

– Не знаю. Никто не знает. Даже Мачеха. Но он убивает. А еще у него железное сердце.

Железное сердце? Руслан знал, что это такое.

«Теперь у меня железное сердце, сынок», – так она сказала.

– Да здравствует корпорация «Сольвейг», – молились фабриканты, – да множится ее прибыль. Смысл нашей жизни – труд на благо корпорации. – Может, они и вправду не люди?

– И так каждый день, – пожаловалась Ива. – Ты. – Она выбрала одну из фабриканток – невысокую и рыжеволосую, с короткой стрижкой. – Пойдешь с нами.

– Рада помочь, – улыбнулась та.

– Твоя Мачеха, – Руслан не спешил трогаться с места, – она ее съест?

– Они, если хочешь знать, сами друг друга едят. Бывает, зайдешь, а одного или двух нет – только кучка одежды в углу. – Руслан ждал, и Ива ответила: – Нет. Мачеха никогда не ест.

– Она что, не человек? – удивился Руслан, хотя, казалось бы, чему тут уже удивляться.

– Нет, конечно, – усмехнулась Ива. – Где ты вообще здесь людей увидел? – На это Руслан не знал, что сказать. – Мачеха – это мозги в банке.

– Типа компьютер? – догадался Руслан. – Искусственный интеллект?

– Сам увидишь. Или не увидишь. Руслан, – заговорила она, когда они покинули шестьдесят шестую квартиру, – не надо тебе к ней. Давай я провожу тебя к выходу.

– Она знает, как пройти мимо Красного Смеха, – возразил он. Ива рассказала это там, на свалке, когда они поднимались по огромной мусорной горе к люку в потолке – через него они и выбрались. – В чем проблема? – Домой Руслан не собирался – ну уж нет, он выйдет из Башни через двадцать пятый этаж в тот мир, где его мама жива, чего бы это ему не стоило.

– Может, и знает, – не стала спорить она. – Но ты… она тебе вряд ли понравится.

– Почему? – Ива вела его вглубь Башни, по коридорам, которых не могло быть здесь, в узком здании, где на этаж едва ли десяток квартир наберется. Рыжая фабрикантка шла следом, не отставая. Руслан старался лишний раз на нее не смотреть.

– С ней… – замялась Ива, – с ней всегда сложно. Кто-то говорит, она сумасшедшая.

Про маму Руслана тоже кто-то говорил, что она сумасшедшая.

– По мне, вы тут все с приветом, – искренне ответил он. – Веди.

– Я тебя предупреждала, – пожала плечами Ива. – Запомни, если Мачеха, спросит, красивая ли она, отвечай «нет». «Нет», понял?

– Это невежливо, – попытался пошутить Руслан.

– Просто запомни. – Ива, похоже, всерьез нервничала. – И не ври ей, ни в коем случае, ложь она за километр чует. Не знаю, как ты выкрутишься.

Руслан думал, что Башня Грифонов больше ничем не сможет его удивить, но понял, что был неправ, когда очередная дверь на их пути открылась в самый настоящий лес.

Здесь не было потолка, вместо него – звездное небо. Не было стен – только деревья – Руслан узнал клены и дубы, другие были ему незнакомы. Воздух полнился запахами травы, земли и невидимых цветов. Свежий ветер качал ветви, приминал траву, холодными пальцами забирался за шиворот, но было тепло, даже можно сказать жарко. И светло – круглые фонарики облепили деревья, будто диковинные насекомые.

– Мачеха, – позвала Ива. – Это я, тридцать седьмая. Я с гостем. И с подарком.

– Сюда, доченька, – раздался откуда-то справа мелодичный голос. – Иди ко мне.

– Помни, – одними губами сказала Руслану Ива. – «Нет».

Самая прекрасная женщина на свете стояла у мраморного фонтана, касаясь пальцами воды. Руслан никогда не видел такой красавицы, ни по телевизору, ни, тем более, в жизни, но если бы его попросили ее описать, он не справился бы. Может быть, он вспомнил бы ее волосы – длинные и черные, как полночное море; или ее глаза – пронзительно-синие; или улыбку; или то, что она чем-то неуловимым походила на его мать; но эти слова не могли описать ее красоту, никакие не могли – все равно что объяснять слепому, что такое красный цвет.

– Здравствуй, мальчик, – сказала самая прекрасная женщина на свете. – Зачем ты пришел?

Руслан вдруг понял, что от него несет – потом и, куда хуже, помойкой, где они прятались, и сам он, наверное, весь в грязи. Стыд обжег щеки. Ива должна была предупредить, он хотя бы попытался привести себя в порядок.

– А ты настоящий человек, верно, мальчик? Не бойся, – подбодрила его женщина. – Говори.

– Мне… – он запнулся, – мне нужно знать, как пройти мимо Красного Смеха. Как его победить.

– Я скажу, – пообещала она. – Если ответишь на мой вопрос. Только не лги мне. – Она шутливо погрозила ему пальцем.

Вот оно. Руслан помнил, что должен произнести, но как сделать это, не соврав, понятия не имел.

– Я красивая? – улыбнулась Мачеха.

«Да, да, да, прекраснее вас я никого не видел», – вот какие слова чуть не сорвались с его языка. Руслан в испуге зажал рот руками, чтобы не ляпнуть лишнего.

Она даже не человек, вспомнил он, она – мозги в банке, что бы это не означало. Руслан представил себе мозг на дне стеклянной банки – залитый водой, утыканный проводами – не помогло.

– Говори, – нахмурилась она, но ее это совсем не испортило. – Я жду.

Руслан нашел глазами Иву. Та замотала головой, но стоило Мачехе к ней повернуться, застыла с каменным лицом. А где фабрикантка? Рыжеволосая шла прямо за ними, не отставая ни на шаг, куда она подевалась?

– Вы… – Он посмотрел Мачехе прямо в глаза и от ее взгляда – голодного, жадного, совершенно безумного – его пробрало дрожью. Он уже видел такой взгляд, и ничего красивого в нем не было. – Нет. – Руслан не врал. – Никакая вы не красивая. – Он подумал и добавил: – Извините.

– Честный мальчик, – расхохоталась Мачеха, и мир вздрогнул и раскололся на части.

Не было никакого леса, не было фонтана и самой прекрасной женщины на свете не было тем более. Руслан будто оказался внутри желудка, размером со школьный бассейн. Красные стены – это что, и вправду мясо? – беспрерывно пульсировали, то сжимаясь, то разжимаясь, по полупрозрачным трубам-венам проносилась какая-то темная субстанция, такие же трубки, но тоньше, соединяли с потолком тело Мачехи. Пахло здесь, как от парного мяса – кровью и железом.

Мачеха – одного взгляда на нее хватило, чтобы понять, зачем ей нужны фабриканты. Нет, она их не ела, но то, что она делала с ними, было куда хуже.

Мачеха была монстром, чудовищем, скроенным из десятка разных, неподходящих друг к другу тел. Одна нога короче другой, на левой руке четыре пальца, зато к ладони правой приделан лишний, почему-то большой. Лицо – маска из трех лиц как минимум; одного глаза нет; волосы – сплошной колтун; на животе дыра – Руслан мог бы в нее ладонь просунуть – и оттуда несет гнилью. Одежды на ней не было – никакой.

– Ты хотел знать, как победить Красный Смех, – улыбнулась Мачеха. Когда она говорила, язык в ее рту не двигался. – Слушай внимательно, мальчик…

***

На поезд они едва не опоздали. Руслан первым зашел в вагон, а Иву чуть не ударило дверями – так резко они захлопнулись.

– Осторожно, двери закрываются, – совсем не вовремя произнес механический голос. – Следующая станция: Правый Берег. Речной вокзал.

– Нам до конечной, – сказала Ива, усаживаясь на обитые мягкой тканью сиденья. – И поесть и поспать успеем. Будешь? – Она достала из кармана что-то, завернутое в цветастую бумагу. – Это из автомата, – ответила она на немой вопрос Руслана. – Просто шоколад.

Плитку они поделили. На вкус она и вправду была, как бумага, даже не сладкая, но Руслан, которого минуту назад мучил дикий голод – он и не помнил, когда ел в последний раз – почувствовал себя сытым, будто съел не несколько долек шоколада, а обед из трех блюд.

Руслан никогда не ездил в метро – в его городе только обещали его построить, но этот вагон ничем не отличался от тех, что Руслан видел в кино. Длинные ряды сидений, металлические поручни, двери с надписью «не прислоняться», огромные окна – иногда поезд проносился мимо горящих фонарей, и тогда можно было разглядеть переплетенье труб на стенах тоннеля.

– Мачеха думает, сделает себе тело и уйдет оттуда, – рассказывала Ива. Она лежала на сиденьях на одной стороне вагона, Руслан на противоположной. – Освободится. Но она гниет быстрее, чем успевает собрать все части. От этого у нее и с головой плохо стало.

– Почему вы тогда ее слушаетесь? – Руслан думал о том, что увидел в глазах Мачехи – он видел такой взгляд и раньше – перед тем, как мама умерла.

– А ты почему? – спросила Ива. – Она многое знает. Сильно нам помогла. Слышал, как я ей назвалась? Тридцать седьмая. Ты видел моих сестер – сколько нас было?

«Это все сердце. Стучит, стучит, стучит, как заведенное. Я чувствую, как в нем шестеренки крутятся. Не могу больше. Не. Могу. Это. Выносить. Не могу», – Руслан не должен был тогда услышать эти слова, но подкрался к запертой двери кухни и услышал.

– Осторожно, двери закрываются, – механический голос снова опоздал. – Следующая станция: Автозаводская.

– Там море есть, – неожиданно сказала Ива, – на Автозаводской. Почти не фонит. Мы с сестрами купались, ничего, жабры не выросли. Может, выйдем?

– Следующий поезд через три дня, – напомнил Руслан. Так сказала Мачеха.

– Лепрозорий – место невеселое, – возразила Ива. – Смотри, пожалеешь, что от моря отказался.

– Ты можешь сойти, где хочешь, – сказал Руслан, прекрасно зная, что без Ивы ни за что не найдет обратную дорогу.

– Ага, и Мачеха меня на органы пустит. Ты ей уж слишком понравился. Может, все-таки?

Но Руслан не ответил – он уже спал. Проснулся он от того, что Ива трясла его за плечо.

– Следующая станция, – сказал механический голос, – Лепрозорий.

Тоннель кончился: поезд ехал навстречу восходящему солнцу, прямо по городу, и город этот был разрушен – Руслан такое видел только в документалках о войне. Расколотые на части дома, целые кварталы, черные от копоти, раскуроченный асфальт, лежащие на боку небоскребы – стеклянная крошка разбитых в пыль окон блестела на солнце, будто алмазная. Людей не было – ни единого человека.

– Пожалуйста, не забывайте свои вещи в вагонах электропоезда. Поезд прибыл на конечную станцию: Лепрозорий.

Лепрозорий оказался небольшим двухэтажным зданием – а Руслан-то думал, это будет целая больница. Сад вокруг разросся так сильно, что Руслан с Ивой еле нашли вход. Им пришлось отдирать побеги плюща от двери, иначе бы она не открылась.

Как же давно люди ушли отсюда?

– Добро пожаловать в темпоральное исправительное учреждение номер шестнадцать, – поприветствовал их мужской голос, когда Руслан с Ивой зашли внутрь. – Так же известное как Лепрозорий. Каждый может измениться!

Это была приемная: мягкие диваны из искусственной кожи, у другой стены – несколько стеклянных окошек, за которыми стояли столы, стулья и компьютеры.

– Вы родственники, потерпевшие, адвокаты, следователи, правозащитники или сотрудники пенитенциарной системы? – спросил голос. – Уведомляю вас – правозащитникам вход временно воспрещен.

– Я в школе учусь, – признался Руслан.

– Экскурсия! – обрадовался голос. – Великолепно! Ваш талончик – Б-76, пожалуйста, дождитесь своей очереди. Каждый заслуживает второго шанса!

– Нет никакой очереди… – проговорил Руслан, но их невидимый собеседник на его слова никак не отреагировал. Компьютер, понял Руслан.

– Для психологической разрядки прослушайте, пожалуйста, анекдот. Тюрьма – это недостаток пространства, возмещаемый избытком времени. Ха-ха. Ха-ха. – Голос рассмеялся собственной шутке, и Руслана от этого звука передернуло. – Пожалуйста, пройдите стандартную проверку личности. Окно номер пять.

Руслан его не понял, но Ива знала, что делать. Она подошла к пятому окошку, приложила ладонь к стеклу – там был нарисован белый круг. Рядом высветилась надпись «Человек – 87%. Зеленый код». Руслан сделал то же самое. «Человек – 100%. Зеленый код».

– Ты… – Ива с некоторой опаской посмотрела на Руслана. – Ты…

– Желаете, чтобы экскурсию провел я? – спросил голос. – Или предпочитаете экскурсовода?

– Экскурсовода, – ответил Руслан. Неужели здесь есть живые люди?

– Ожидайте. – Кажется, он даже обиделся.

– Ты и вправду стопроцентный человек? Настоящий? – Ива смотрела на Руслана, будто на двухголового. – Вы же вымерли.

Он не успел ей ответить – да и что на такое ответишь? – когда рядом появился мужчина в серых рубашке и штанах. Руслан не понял, как он попал в приемную: никаких дверей, кроме входной, здесь не было.

– Рад приветствовать вас в темпоральном исправительном учреждении, – ровным, безжизненным голосом проговорил мужчина. – Заключенный номер ноль, ноль, двадцать восемь, Зимин Эдуард, осужден за разбойное нападение, исправление не подтверждено. Сегодня я буду вашим экскурсоводом. Каждый может измениться. – Смотрел он не на Иву с Русланом, а себе под ноги. – Текст экскурсии одобрен администратором, я не имею права от него отклоняться, иначе буду наказан. Пожалуйста, доложите администратору о любом нарушении регламента. Следуйте за мной.

Здание менялось: Руслан вроде бы сделал всего пару шагов, но вот они из приемной переместились в крашеный зеленой краской коридор, а оттуда в больничную палату, иначе не сказать. Здесь стояли койки, а на них лежали люди – мужчины или женщины, Руслан не мог понять – их головы закрывали шлемы, похожие на мотоциклетные.

– Лепрозорий основан семьсот тридцать два года назад, как исправительное учреждение нового типа, – монотонно вещал экскурсовод. Вид у него был смертельно усталый – он будто не спал целую вечность. – Существующая тогда исправительная система была признана неэффективной: отбыв положенный срок, осужденные чаще возвращались к незаконной деятельности, чем становились полезными членами общества. Но выход был найден. Каждый может измениться. – Если он и пытался изобразить энтузиазм, вышло не очень. – Профессором Рыбаковым С. Т., последним настоящим человеком на Земле, была разработана индивидуальная программа реабилитации для каждого из сорока первых заключенных. Приготовьтесь к наглядной демонстрации.

Только что они стояли в больничной палате, а теперь оказались в городе. Иллюзия была полной: шумели машины, разговаривали люди, Руслан даже чувствовал запах мокрого асфальта – будто только что прошел дождь.

– Заключенный номер ноль, ноль, двенадцать. – Экскурсовод пальцем показал на худого до истощения мужчину, который сидел на корточках у желтой стены здания. Перед ним стояла картонная коробка, промокшая от дождя. – Красильников Михаил, осужден за кражу, исправление не подтверждено. – Мимо заключенного прошла хорошо одетая женщина – она бросила в его коробку денежную купюру, но Красильникову было все равно. – Стадия первая: осознание.

Руслан не заметил, откуда взялся вор – пацан чуть старше его самого – но коробка Красильникова уже была в его руках, и он бежал с ней вверх по улице. Заключенный проводил вора равнодушным взглядом.

– Демонстрация программ реабилитации заключенных, осужденных по более тяжким статьям невозможна из-за возрастного ограничения, – сказал экскурсовод, когда они вернулись в палату.

– Вы здесь все такие депрессивные? – спросила Ива.

– Вторая генетическая война началась через месяц после открытия Лепрозория, – ответил экскурсовод. – Весь персонал был эвакуирован. Поэтому никто из заключенных не был переведен на второй этап реабилитации.

– Семьсот тридцать два года назад? – не поверил Руслан, но экскурсовод кивнул. – Почему тогда все живы?

– Из соображений гуманности в Лепрозории поддерживается стабильное темпоральное поле. Процесс исправления может занять десятилетия. Время внутри Лепрозория не движется. Заключенный покинет его стены, не изменившись физически, но полностью обновленный ментально. Каждый заслуживает второго шанса.

Семьсот тридцать два года. Они видели, что делают здесь с ворами, а как в Лепрозории перевоспитывают убийц?

– У вас остались вопросы, или я могу вернуться к отбытию наказания? – равнодушно спросил экскурсовод.

– Да, – сказал Руслан. – Где смерть-лампа? – За ней они сюда пришли.

«Почему она так называется?» – спросил Руслан Мачеху, когда она рассказала, как победить Красный Смех.

«Потому что внутри у нее смерть, мальчик, что тут непонятного?»

– Я вас отведу. – Шаг, другой – и вот они уже на вершине маяка. Руслан видел море вокруг: везде, куда хватало взгляда, слышал, как волны бьются о скалы внизу. Гладкий, светящийся изнутри белым светом, цилиндр стоял на постаменте в центре. – С-лампа, – заговорил экскурсовод, – или смерть-лампа. Артефакт, найденный в руинах Цивилизации Аль Раэда. Одно из изученных свойств – генерация темпорального поля. У вас остались вопросы, или я могу вернуться к отбытию наказания?

– Что будет, если я ее выключу? – спросил Руслан.

Показалось, или в глазах заключенного впервые за все время зажегся живой огонек? Но мужчина тут же сник.

– Не получится. Смерть-лампу может дезактивировать только генетически стопроцентный человек. Профессор Рыбаков ее лично устанавливал.

– Но что будет, если у меня получится?

– Ни в коем случае! – воскликнул голос из приемной – оказывается, он за ними следил. – Темпоральное поле работает семьсот тридцать два года без перерыва – отключение приведет к разрушению реальности Лепрозория.

– Ты их всех убьешь, – сказала Ива. – Были люди, стала пыль. Пойдем, а?

– Я просто так спросил, – солгал Руслан. – А вам бы этого хотелось? – обратился он к экскурсоводу. Семьсот тридцать два года – Руслан на их месте мечтал бы, чтобы все это закончилось – хоть как-то.

– Текст экскурсии одобрен администратором, я не имею права от него отклоняться, иначе… – Он помолчал. – Никто из заключенных не был переведен на второй этап реабилитации. Каждый может измениться. – Он умоляюще смотрел на Руслана. – Каждый заслуживает второго шанса. Каждый может измениться, каждый может измениться, пожалуйста, каждый заслуживает…

– Непослушные дети, – вклинился голос из приемной, – вы будете наказаны. К вам движется группа захвата. Прибытие через три, два, один…

Пугает? В этом месте нет никого, кроме заключенных. Остальные включили машину для пыток и бросили их здесь – на семьсот лет.

– Вы уж поторопитесь, – сказал Руслан и протянул руку к смерть-лампе. Она была обжигающе-холодной, будто лед.

***

Он думал о маме, когда шел навстречу Красному Смеху. Тот мир, где она жива – там ее сердце не заменяли искусственным, или она сумела к нему привыкнуть? А что сам Красный Смех? У него тоже железное сердце, говорила Ива, – оно его мучает? Из-за него он такой?

«Не могу больше, не могу. Я вырежу его, вырежу – пусть бьется снаружи. Не могу».

Ива осталась в Башне Грифонов – она сказала, что будет сутки ждать его в пятьдесят шестой квартире, на случай если Руслан решит вернуться. Но он отступать не собирался.

Руслан чувствовал себя усталым: безмерно, бесконечно вымотанным. С той секунды, как Лепрозорий рассыпался в прах, Руслан не сомкнул глаз – хотя Ива предлагала поспать в поезде, и звала в гости – так он нервничал. Он шел по двадцать пятому этажу Башни, мимо бетонных колонн, держа в правой руке смерть-лампу. Левую руку он выставил вперед, чтобы ни на что не натолкнуться в темное – лампу включать пока было нельзя.

«А вдруг мама меня прогонит?» – от этой мысли Руслана пробрало страхом. Что если в этом мире нет у нее никакого сына? «Иди отсюда, мальчик, я тебя не знаю», – что если она так его встретит? Нет, сказал себе Руслан, мама она всегда мама.

Все было как в тот раз: снова горячий ветер, и снова Красный Смех хохотал и хохотал на сотню голосов, как одержимый, и в свете смерть-лампы Руслан видел, как он тянет к нему вывернутые, будто древесные корни, руки-тени, но Руслан больше не боялся. Показалось, или лампа стала тяжелее? Он выкрутил регулятор на верхней крышке до упора и не смог удержать ее в руках – смерть-лампа упала на пол, но, конечно же, не разбилась.

Мир исчез в ослепительно-белой вспышке.

Когда Руслан открыл глаза, он оказался в небольшой – шагов пять в длину – квадратной комнате с двумя дверьми: в одну он вошел, из другой ему скоро предстояло выйти – прочь из Башни Грифонов. Навсегда.

Смерть-лампа стояла в центре комнаты, на некрашеном бетонном полу и светилась мягким молочным светом. Руслан попробовал ее поднять, но не смог: она будто тонну весила.

Этот мир ничем не отличался от того, откуда пришел Руслан. Те же грифоны у входа: левый целый и правый безголовый. Та же плексигласовая будка охранника, и дыра в заборе на том же месте. Но нет, он все-таки отличался – в главном.

Мама сидела на кухне, за компьютером – стоя возле своего дома, Руслан видел ее силуэт в окне на пятом этаже. Руслан понял, что не знает, что ей скажет, когда поднимется в квартиру. Он подождал, переминаясь на месте, но ничего, кроме «привет» не придумал. Сойдет и так.

Он направился было к подъезду, но тут мимо него прошел мальчишка – Руслана он не заметил. Руслан тоже сперва внимания на него не обратил, а когда понял, кто это, сел прямо на землю, там же, где стоял. На мальчишке была его куртка, его джинсы, его рюкзак за спиной, и его легкая, беззаботная походка тоже когда-то принадлежала ему. Это был он – Руслан. И в то же время не совсем он.

У этого Руслана никогда не умирала мать, этот Руслан если и заходил в Башню Грифонов, то только развлечься или спрятаться от хулиганов. Этот Руслан никогда не смотрел в глаза Мачехе, не слышал, как заключенный Лепрозория умоляет прекратить его страдания, никогда не шел навстречу Красному Смеху со смерть-лампой в руке. А сейчас этот Руслан открывал магнитным ключом тяжелую дверь подъезда. Он не станет ждать лифта, пробежится по лестнице, бросит рюкзак в коридоре, почешет за ушами кота Мура, который выйдет поздороваться, а потом спросит маму – его маму – что у них сегодня на ужин.

Руслан поднялся на ноги, отряхнул джинсы, повернулся и побрел обратно, в Башню Грифонов.

Ива ждала его в пятьдесят шестой квартире, как и обещала.

– Привет, – сказал он. – Съездим на море?

Автор: Вероника Ливанова

Источник: http://litclubbs.ru/writers/5436-bashnja-grifonov.html