Вовочка был у нас деревенским бомжиком. Не совсем бомжиком, конечно, какая-то избушка на курьих ножках у него все-таки была. Единственная избушка в деревне, которая была покрыта просто почерневшей от времени дранкой. И построена она была глупо: вместо нормального сруба – четыре столба по углам. В каждом столбе – два паза, и в эти пазы укладывались своими шипами бревна дома. Конструкция сарая. Но он там жил.
Лесенка из дома выходила прямо на дорогу. Рядом с лесенкой лежали его дрова. Огромная колода, отпиленная от какого-то доисторического дерева. Когда Вовочке нужны были дрова, он откалывал от нее кусочки, и топил ими печку. Сзади избушки что-то росло, но очень мало.
Внешность. Голубые глаза, светлые волосы. Красивое лицо святого, или Сергея Есенина. Но говорить с ним можно было только о рыбалке, никак не о стихах. Тогда его лицо загоралось каким-то неземным огнем, и он долго рассказывал про эту его огромную рыбу.
Вовочка никогда в жизни не воровал. Он работал. Если у нас на две деревни было около тридцати коров, то должность пастуха была вполне уважаемой. И он честно работал. Никто на него не жаловался. Но коров он пас всегда только на реке, и именно в тех местах, где клюет рыба. Я никогда не видел его с удочкой, потому что возле каждого такого уловистого места у него в кустах была припрятана пара простейших удочек.
Единственной его одеждой на все времена года у него был плащ из толстого брезента, типа пожарного. С двумя огромными карманами. В левом кармане у него были червяки вместе с землей, в правый он складывал рыбу. Почему червяки были именно в левом кармане, спросите вы? Значит, вы – не рыбак. Берете левой рукой червяка, а правой втыкаете в него крючок. Так было от начала веков.
Я с ним познакомился просто. Денег на навоз не было, поэтому я ходил по его пастбищам, и в свою самодельную телегу собирал эти самые лепешки. Бесплатно, без закона, и без лицензии. В те времена сильные мира российского еще рвали друг у друга из глотки только заводы, месторождения газа и нефти, алмазы и золото. Ни до этих лепешек, ни даже до леса они еще не добрались. Поэтому свой дом я построил довольно задешево.
Увидел его, сел рядом, покурили. Он мне тут же выдал все свои заветные места. Хотя я уже бОльшую часть из них знал, но все равно приятно. Приятно было вытряхнуть из пачки десяток сигарет, и отдать ему. Приятно. У меня же дома еще есть.
Но Вовочка был склонен. Пишу так, чтобы меня не подловил Яндекс Дзен. Ту статью, из-за которой меня уже должны были взять, он за намек на эту самую склонность сам давит так, что в известной всем грозной конторе ничего не понимают. Зато я еще на свободе. Годится.
Склонна была и его жена. И полдеревни тоже. Дома можно было за эту склонность схлопотать сковородником, а в его избушке был истинный клуб по интересам. Как сейчас. Типа “Видели видео”.
Клуб этот плохо кончил. Когда-то, от жизни такой, жена ткнула его ножом. Вовочку откачали, а жена загремела на пять лет. Потом вернулась к нему. И он ее принял. Я говорю вам, что понимаю людей, но здесь я пас. Я видел их после того. Влюбленная пара. Не понимаю.
Все бы ничего. Но она из тюрьмы привезла подарок. Туберкулез. Вымерли все. Полдеревни. И его жена тоже. Он пришел ко мне когда-то в поисках работы. Ведь тогда пастух уже был не нужен. Великой России уже не нужны были коровы, их у нас три штуки осталось.
Я посмотрел на него. Уже опухшее лицо с явным туберкулезным румянцем. Работник, да. Но я не мог просто дать ему денег. Потому что ему нужна была работа. Повел его в угол двора, там еще припухал древний гнилой пенек. Ногой разбить можно.
Он там покувыркался маленько. Заплатили мы ему потом, сколько могли, ведь сами были почти нищими. Хорошо накормили обедом, правда, всю посуду после него выбросили. И ушел он от нас, сжимая в руке честно заработанную зарплату. И положить ее было некуда, ведь карманы его плаща были не для того приспособлены. Больше мы его никогда не видели.
И когда-то я подумал: а, может быть, от нас навсегда ушел вот такой ангел?