Вера приехала из Турции неожиданно, тяжело, не успев получить визы, не сумев к назначенному дню прибыть в аэропорт и не зная, что она летит в Грозный, где ей должны были сказать, дадут ли визу еще раз, – так что на вечер была назначена встреча с адвокатом. Актриса была освобождена, но родным запретили выезжать из Чечни – по чеченским законам, освобождение Болдиной и вообще любые контакты с внешним миром карались смертью.
И вот теперь она вернулась, и не просто вернулась, а была свободна, и все в семье с восторгом и вместе с тем настороженно, с трудом веря в свой приход, смотрели на нее. Вера просидела весь день, а за ужином переглянулась с матерью, и на ее чуть раскрасневшемся лице промелькнуло такое же радостное, почти игривое выражение, как в день ее возвращения из Турции. Вера, как всегда, искоса, благодарно посмотрела на мать, а отец в тот же день уехал на своем «Паджеро» в Моздок, где был госпиталь, и договорился, чтобы раненую артистку осмотрели профессора и если надо сделали все возможное, чтобы вернуть ее к жизни.
И вот теперь, когда к сестре приехал брат и провел у нее в общей сложности два дня, они остались вдвоем, и больше тут никого не было.
– Помнишь, как я попала в кино? – спросила она через некоторое время, когда все уже было съедено, вымыто и убрано.
Катя засмеялась:
– Ой, помню!
– Я была беременна?
– Не, ты была настолько худенькая, что я и не знала, что ты у меня родишься…
– Вот и слава богу. А что, ты все еще не замужем?
Катя тоже перестала есть, а потом медленно, словно продолжая разговор, ответила:
– Не замужем… а почему ты об этом спрашиваешь?
– Да так… мне просто интересно.
Но Катя не ответила. А через минуту спросила:
И если я еще раз тебя спрошу, ты ответишь?
Вера кивнула.
Она стала рассказывать ему про кино, про то, как снималась, какие роли ей предлагали и что она всегда отказывалась. Но она совершенно не могла забыть о своей беременности, и это еще больше вызывало в ней какой-то стыд, но она никак не могла ему об этом сказать.