По жизни я - человек бесстрашный. Иду вперед и только вперед. Меня не пугают трудности. Они меня закаляют.
В школе я всегда была круглой отличницей. Из года в год. Родители никогда не видели, как я делаю уроки. Но я их делала. Мне достаточно было посидеть в туалете с учебником несколько минут. И всё. Уроки были готовы. В куклы я никогда не играла. Было не интересно. А интересным было всё техническое. Большую часть своего времени я проводила вне школы на улице с друзьями. Это были соседи по близлежащим домам и по большей части мальчишки. Под моим руководством мы изучали окружающий мир. Вместе играли в казаки-разбойники, в разные подвижные игры, делали рогатки.
Например, зимой лазили по трубе котельной, на которой приделаны металлические перекладины, служившие нам ступеньками. Труба была высотой с двухэтажный дом. Самые отважные из нас умудрялись залезть по ней и заглянуть внутрь. Передвижение по металлическим ступенькам вверх на коньках считалось самым крутым. Я поднималась по трубе на коньках, но в нее не заглядывала. Лазили по крышам сараев, а потом прыгали вниз в глубокие сугробы. Благо их тогда было много в округе. Любили кататься с горки во дворе нашего дома. После таких катаний я приходила домой в пальто, которое ставили у батареи центрального отопления. Оно не лежало, оно стояло колом, потому что было насквозь промерзшим. Когда пальто оттаивало, оно медленно оседало вниз, а на полу образовывалась огромная лужа. Меня же за это ругали. Но наступал новый зимний морозный день, и все повторялось вновь.
Особенно нам с ребятами нравилось кататься на елках, которые жители нашего микрорайона, выбрасывали на помойку после Нового года. Бывало так, что снимая с ёлок игрушки, они оставляли на них висеть разбитые стеклянные осколки вместе с металлическим креплением. Не везло тем ребятам, у которых они весели на ветках. Во время спуска вниз с горки эти елочные украшения глубоко вонзались в попы катающихся. Было очень больно. Еще нравилось нам кататься на коньках на катке. Его заливали всем миром рядом с сараями, недалеко от котельной и наших самостроевских домов. Почему их так называли? Дело в том, что двухэтажные дома из восьми коммунальных квартир наши родители строили сами своими руками после работы на Суконной фабрике. Стройка развернулась спустя несколько лет после окончания Великой Отечественной войны. Таких домов было построено четыре. Эти двухэтажки до сих пор стоят. Две на Рабочем переулке и две на улице Захаркина.
Тогда каждая коммунальная квартира, в которой проживало по две-три семьи, имела свой отдельный сарай. Все вместе они образовывали единое целое в виде большого квадрата с внутренним двориком внутри. В сараях наряду со своим хозяйственным инвентарем народ хранил картошку в погребах, соленые огурцы, помидоры и грибы в небольших деревянных бочонках ведра на два-три, а также квашенную капусту в очень огромных дубовых бочках килограмм на 100. В нашем сарае таких бочек было три. Все это заготавливалось осенью. Закваска капусты была трудоемкой процедурой. Нужное количество капусты сначала заказывали. Тогда в свободной продаже в магазинах в значительных количествах ее невозможно было купить. Разве что один кочан. Заказанное привозили на всех сразу на одной машине непосредственно к нашим сараям. Перед закладкой в бочку, капусту рубили так называемыми «сечками» в огромных деревянных корытах напоминавших гробы с ручками. У каждой семьи было свое, отдельное. По завершению рубки капусты детворе доставались сладкие кочерыжки. Мы их очень любили.
Когда наступала весна, то мы с друзьями надевали резиновые сапоги и шли мерить глубокие лужи. В них появлялась лягушачья икра, которую выуживали палками и клали на край лужи. Потом ее разглядывали. При этом слушали монотонные голоса тритонов, радовавшихся весне. Обитали они в другой огромной луже, образовавшейся на месте воронки от снаряда, разорвавшегося еще во время войны в районе соснового бора, примыкавшего к кладбищу на окраине нашего родного города. Каждая из луж нами была поочередно измерена.
На Пасху крашенные родителями в луковой шелухе яйца катали с небольшой горки, сделанной из куска фанеры и камня. Если скатившееся яйцо налетало на яйцо кого из игроков, то его хозяин платил одну копейку. У нас особо ценились яйца с крепкой скорлупой за то, что приносили «большой» доход. В один день можно было на законных основаниях «сколотить» небольшое состояние. Его хватало сходить в клуб Суконной фабрики или купить мороженное. Билет на детский киносеанс в клубе стоил десять копеек. Эскимо там можно было купить за одиннадцать копеек, а пломбир в вафельном стаканчике с кремовой розочкой сверху за 19 копеек.
Летом с ребятами мы делали так называемые «секреты». Выкапывали ямки и в них клали красивые цветы, камушки, обертки от конфет, а затем накрывали кусочком стекла и присыпали землей. После ходили и проверяли их сохранность. Попутно искали чужие. Если находили «ужаков», то почему-то их надо было выкопать и разорить. Кто такие правила установил? Не знаю.
Меня интересовали разные камушки. Те, что вызывали эстетический интерес, я клала в карманы пальто. И в таком виде приходила домой с оттопыренными карманами, где лежало большое количество понравившихся мне камней. Иногда их набиралось уж очень много. Естественно, что все они выбрасывались мамой на помойку. Меня это сильно злило. Такую красоту – и на помойку!
Жили мы рядом с кладбищем. Между ним и нашими домами росли высокие сосны. Под ними у нас с ребятами был организован «плавильный цех». На полянке мы разводили небольшой костер из восковых цветов, собранных с венков на кладбище. В консервную банку клали откуда-то взятые свинцовые пластины, а когда свинец становился жидким, разливали его в предварительно вырытые в земле ямки. Остывшие свинцовые шайбы использовали в своих играх.
Однажды, я собирала восковые цветы с венков, которые лежали в канаве рядом с крайними могилами. Потянув один из них на себя, я вытянула перевязанные полусгнившей бечёвкой чайные ложки. Вслед за венком показались длинные темные женские волосы. Я быстро схватила ложки и понесла их домой. Они оказались серебряными с сине-зеленой инкрустацией. Их было шесть штук. Когда же родители это увидели и узнали, откуда я принесла ложки, то меня очень-очень сильно отругали. Отец выхватил их у меня из рук и припрыжку отнес обратно на кладбище. Спустя годы он сожалел, что так поступил. Вспомнить в какое место была отнесена эта ценная находка, отец так и не смог.
Когда я училась в школе, то всегда сидела на предпоследних партах, а вокруг собирались слабоуспевающие мальчишки, включая и второгодников. На то время у меня были длинные русые волосы до пояса, так что кто-то из моего окружения во время уроков заплетал их в косы, кто-то угощал шоколадными конфетами, а кто-то из столовой приносил пирожки с повидлом. А вы как думаете почему? Они всячески ублажали меня, чтобы я на контрольной работе дала им списать в первую очередь. В те времена неуспевающих оставляли на второй год. Иногда несколько раз подряд.
Когда я училась в пятом классе, одноклассники выбрали меня председателем пионерского отряда. После эта должность так и закрепилась за мной. Как и все классы школы, наш отряд принимал активное участие в сборе металлолома и бумаги. Ходить по домам и спрашивать бумагу – это было не для нас. Больше всего нам нравилось собирать металлолом. Его сбор – вот это романтика. Когда он объявлялся, то мы с ребятами из нашего класса обходили в округе все известные нам помойки и сараи, которые окружали школу №5, а потом шли на кладбище и там добывали недостающие килограммы.
Они, как правило, складывались из старых полусгнивших металлических памятников и каркасов венков. Наш отряд всегда числился в школе в передовиках по сбору металлолома. Насколько я себя помню, в техникуме и институте меня выбирали или назначали старостой. По имени меня никто не называл. Одногруппники всегда обращались со словами «староста».