Продолжение книги «Собери моё тело».
Авель и пророчества
Его не бросили на произвол судьбы. За него хлопотал сам генерал-прокурор князь Петр Лопухин, и, может, поэтому наказание было достаточно мягким – Ермолов проведёт несколько дней в каземате, а затем будет сослан на три года во вполне комфортную Кострому. Однако наш герой воспримет это как катастрофу. Три года безвестности, когда за это время можно стать полковником или даже генералом! И потеря знакомых, приятелей, отнюдь не горевших желанием переписываться с опальным офицером.
Впрочем, и тут проявился ермоловский характер. Он стал… изучать латинский язык и брать уроки игры на кларнете. Как играл Алексей Петрович – история умалчивает. А вот на латыни читал свободно. Более того, герои прошлого стали для него образцом для подражания. Он даже писать будет тяжеловесно, будто переводя с латыни на русский: «Захочет – о себе, как Тацит, он напишет», – подметит с восторгом поэт Василий Жуковский. И детей своих назовёт древнеримскими именами: Клавдий, Север, Виктор.
Ссылка сведёт его со знаменитым прорицателем монахом Авелем.
Полагаем, читателю будет небезынтересен рассказ известного писателя Сергея Нилуса об этом человеке-легенде, безусловно оказавшего влияние на Ермолова.
«Во дни Великой Екатерины в Соловецком монастыре жил-был монах высокой жизни. Звали его Авель. Был он прозорлив, а нравом отличался простейшим, и потому, что открывалось его духовному оку, то он и объявлял во всеуслышание, не заботясь о последствиях, – писал Нилус. – Пришёл час, и стал он пророчествовать: пройдет, мол, такое-то время, и помрёт Царица, – и смертью даже указал какою. Как ни далеки Соловки были от Питера, а дошло всё-таки вскорости Авелево слово до Тайной канцелярии. Запрос к настоятелю, а настоятель, недолго думая, Авеля – в сани и в Питер, а в Питере разговор короткий: взяли да и засадили пророка в крепость... Когда исполнилось в точности Авелево пророчество и узнал о нём новый Государь, Павел Петрович, то, вскоре по восшествии своём на Престол, повелел представить Авеля пред свои царские очи. Вывели Авеля из крепости и повели к Царю…».
И услышал Павел I: « Царства твоего, – ответил Авель, – будет всё равно что ничего: ни ты не будешь рад, ни тебе рады не будут, и помрёшь ты не своей смертью». За что и оказался в крепости.
Когда сбылись слова Авеля, его пригласил уже Александр I.
«– Я прощаю тебя, – сказал ему Государь, – только скажи, каково будет моё царствование?
– Сожгут твою Москву французы, – ответил Авель и опять из дворца угодил в крепость...».
После победы над Наполеоном монаха опять освободят и он навсегда исчезнет. Но приписываемые ему предсказания останутся: свержение монархии в России, обе мировые войны, Гражданская война…
Вот с каким человеком свела судьба молодого Ермолова! Не случайно
некоторые исследователи жизни нашего героя считают, что именно от Авеля Ермолов получил знания, которые ему впоследствии позволили самому делать предсказания.
Кстати, в то же время в ссылке находился и знаменитый впоследствии граф Матвей Иванович Платов. Изгнанники часто проводили время вместе и мечтали. Денис Давыдов зафиксировал любопытный рассказ Платова о том времени: «Платов, гуляя вместе с Ермоловым…, изумлявший своими познаниями в астрономии, указывая Ермолову на различные звёзды небосклона, говорил: «Вот эта звезда находится над поворотом Волги к югу; эта – над Кавказом, куда мы бы с тобой бежали, если бы у меня не было столько детей…». Ох, как, наверное, волновали эти слова нашего героя! Именно Кавказ представлялся тогда русскому дворянству миром свободы, где можно было укрыться от несправедливой власти. Для Ермолова, который после Персидского похода был одержим идеей приращения Российской империи Азией, это обретало смысл всей жизни: «"В Европе нам не дадут ни шагу без боя, а в Азии целые царства к нашим услугам». А может, он уже тогда знал свою судьбу – судьбу «императора» Кавказа?
Ермоловские затеи
Ермолова освободил Александр I через три дня после того, как получил престол после убийства отца Павла I. Показательно, что из всех осуждённых по делу «канальского цеха» новый император помиловал только четверых, в том числе – Ермолова.
Пока русская элита в волнении обсуждала пути, по которым пойдёт Россия при новом Государе, вернувшийся из ссылки подполковник решал непростую задачу: искал себе применение.
«С трудом, – говорится в записках Ермолова, – получил я роту конной артиллерии... Я имел за прежнюю службу Георгиевский и Владимирский ордена, был употреблён в Польше и против персиян, находился с австрийской армией в приморских Альпах, но всё сие ни к чему мне не послужило…».
Ему пришлось всё начать сначала. Он отправляется в Вильно (Вильнюс).
И время будто бы замрёт. Он «сидит в подполковниках» уже более семи лет. Отчаявшись изменить судьбу и пытаясь обратить на себя внимание, он пишет рапорт с просьбой уволить его… майором!
Позже это станет его отличительным свойством: «Знаю свои недостатки! – признается он позже другу Закревскому. – Иногда, чтобы припомнить о себе, выпускаю странные бумаги и приказы, на которые другие не решаются пуститься».
Странный рапорт подполковника не мог не обратить на себя внимания. Им заинтересовался сам граф Аракчеев – инспектор всей российской артиллерии, доверенное лицо Александра I, и он «уговаривает» Ермолова остаться на службе, о чём тот, собственно, и мечтает!
И тут же Ермолов портит о себе впечатление. Аракчеев решает осмотреть его роту, только что вернувшуюся в город после продолжительного марша. Инспектора не интересует степень усталости людей и лошадей, что бесит Ермолова. Указав на ближайшую высоту, граф приказывет «занять» её и изготовиться к «бою». Когда задание выполнено, он спрашивает:
– Так ли, господин подполковник, поставлены орудия на случай наступления неприятеля?
Ермолов, едва сдерживаясь, отвечает:
– Я хотел лишь показать вашему сиятельству, как выдержаны мои лошади, которые крайне утомлены.
– Хорошо, – соглашается граф, – содержание лошадей в артиллерии весьма важно.
– Жаль, ваше сиятельство, что в артиллерии репутация офицеров часто зависит от скотов, – язвит Ермолов.
Взбешённый Аракчеев тотчас возвращается в город, а диалог, облечённый в форму исторического анекдота, становится известным всей стране.
Никто другой на месте Ермолова не рискнул бы так ответить столь высокому лицу – история и не знает аналогичных случаев; любой другой на месте Аракчеева сгнобил бы несдержанного на язык офицера. Но это были люди другой породы. Их обоих отличала честная и пламенная преданность к престолу и отечеству, проницательный природный ум, и за это они будут ценить друг друга долгие годы. А бесконечное самолюбие, самонадеянность и уверенность в своих действиях, которые присутствовали в них в равной мере, они выведут за рамки своих взаимоотношений…
Ермолов признается: «Служба льстит честолюбию и составляет главнейшее моё управление; все страсти покорены ей! Мне 24 года; исполнен усердия и доброй воли, здоровье всему противостоящее! Недостает войны. Счастье некогда мне благоприятствовало!»
«Недостаёт войны»… Счастье – не богатство, не семья и дети, а штурм Праги и Дербента.
Ермолова спасет… Наполеон. Франция нападет на союзника России – Австрию, и подполковника Ермолова отправят, наконец, на войну, где русская армия будет проигрывать сражение за сражением, в том числе, Аустерлиц, Фридланд. Однако за сражение под Аустерлицем Ермолова произведут, наконец, в полковники, за сражение при Голимине его наградят золотой шпагой с надписью «За храбрость», при Прейсиш-Эйлау – орденом Святого Владимира 3-й степени, а при Гейльсберге – алмазными знаками Святой Анны 2-го класса. Но главное – эта война сделает его имя известным, на него обратит внимание Кутузов, который выразит удивление, что отличный офицер, имевший два знака отличия времён Екатерины, девять лет сидит подполковником – почти небывалый случай при быстрых производствах тогдашнего времени!
Наконец, за бой при Гутштадте и Пассарге Ермолов добьется св. Георгия 3 степени, а известность, приобретённая им в течение этой войны, будет уже столь велика, что одного его удостоверения окажется достаточно, чтобы получили Георгиевские кресты три штабс-офицера, отличившиеся на его глазах под Гейльсбергом. Когда солдаты замечали роту Ермолова, выезжавшую на позицию, и видели его колоссальную гигантскую фигуру, они были уверены, что «Ермолов за себя постоит».
«Народность (то есть популярность – Авт.) его принадлежит очарованию, от него лично исходившему, напишет позже его адъютант и друг Павел Граббе. – Наружность его была значительна и поражала с первого взгляда. Рост высокий, профиль римский, глаза небольшие серые, углубленные, но одарённые быстрым, проницательным взглядом; голос приятный, необыкновенно вкрадчивый; дар слова редкий, желание очаровать всех и каждого < …>. Это последнее свойство < …> привязывало к нему множество людей, толпе принадлежащих, и остерегало многих, более внимания достойных. Впоследствии оно же дало ход едкому слову, свысока на него павшему: c’est héros des enseignes (это – герой прапорщиков (фр.)٭. Это правда, но не одних прапорщиков».
Это была уже слава. Но не та, о которой мечтал честолюбивый орловский дворянин.
После заключения Тильзитского мира, уже в России, его встретит уже военный министр Аракчеев, который и представит нашего героя Александру I, предварительно дав ему блистательную характеристику. В результате государь пожалует Ермолову чин генерал-майора и назначит инспектором части конно-артиллерийских рот, расквартированных на юге России, да добавит к жалованью две тысячи рублей. Потом придёт приказ о переводе в Киев и назначение командиром гвардейской бригады с добавлением к годовому жалованью еще шести тысяч рублей.
А в марте 1811 года военный министр Барклай-де-Толли испросит его согласия(!) на предложение императора занять должность командира лейб-гвардии артиллерийского батальона: «…Не желаете ли Вы иметь сего места?» И Ермолов… не пожелает! Невероятно, но это не только не будет иметь последствий, а наоборот, укрепит желание Александра угодить офицеру!
Вскоре Ермолову вместо батальона предложат возглавить всю гвардейскую артиллерийскую бригаду в придачу с гвардейской пехотной бригадой – лейб-гвардии Измайловский и лейб-гвардии Литовский полки. Но и это назначение он не сочтёт достойным себя!
А может, если принять во внимание таинственного человека, который предсказал ему судьбу, он просто играл ею, зная, что будет, наперед?
Так или иначе, но он просится направить его бригадным командиром… на Кавказскую линию, мотивируя это необходимостью лечиться минеральными водами. Кавказ уже явно становится главной целью Ермолова. Но не целью императора. Александр предчувствовал войну с Наполеоном, и ему было нужно, чтобы Ермолов был под рукой.
Почему Ермолов? Ведь вокруг были десятки, если не сотни блистательных офицеров? Думается, и верхи, и низы чувствовали некую особенность Алексея Петровича. Он был не в ряду. Он был единственным.