Она просто пошла за цветами. В унылом лагере, где к ним относились с тщательно скрываемой жалостью, хотелось чего–то яркого, свежего, как глоток лестного воздуха. Адель замедлила шаг, отставая от отряда, кивнула брату. Тот стрельнул глаза в сторону небольшой дыры в заборе и едва заметно нахмурился. Ему явно не нравилась это затея, но девочка просительно глянула, складывая руки в молитвенном жесте у груди, и Рин разрешил. Встал так, словно сестра идет вровень за впередиидущим и стянул с головы кепку, надевая ту на руку. Будут пересчитывать по головам – все на месте.
В конце концов, не первый раз сбегала. В конце концов, кому на самом деле была интересна судьба сироток? Они все привыкли быть одни и не оглядываться на взрослых, решая детские проблемы совсем недетскими драками. Так что поход за цветами был не самым большим проступком.
Лес за территорией забора был причесано–приглаженный буквально метров десять. Фанерно–зеленый, светлый, словно картинка для образцового детского лагеря на задний фон. Под ногами хрустела трава, где–то в ветвях переговаривались пташки и, как назло, не было ни одного цветка.
Адель сдула непослушную прядь со лба и одернула коротковатое платье. Высокая трава неприятно щекотала голые коленки. Цветов в обозримом пространстве не было, и она решительно зашагала дальше – сейчас было обязательное мероприятие с толкотней и суматохой. У нее было время поискать еще немного.
– Дели… – то ли шепнул ветер, то ли скрипнуло дерево, но девочке почудилось свое имя.
Она замерла, вглядываясь в смутно–неправильную тень от небольшого куста впереди себя. Та казалась более плотной. А еще манящей. Адель осоловело моргнула и сделала пару шагов по направлению к тени.
– Аделина…
***
Когда светлый лес сменился высокими обгорелыми соснами, девочка не заметила. Под ногами проминался мох, лизал выступающей водой голые ступни. Когда и как лишилась ботинок – не помнила, как и то почему зашла так далеко. Впереди густели, переплетались тени, пахло подгнивающей травой и едва заметно гарью. Адель стало страшно.
Больше не был тихого, заманивающего шепотка, чаща вокруг молчала, лишь с каждой секундой нависала все ниже и ниже. В какую строну бежать? Откуда она пришла? Не было ни следов, ни примятой травы, ни знакомого отсвета, словно она прост здесь очутилась. Бестолково закрутившись на месте, девочка обхватила себя руками. Иней пополз по влажному мху, облачком пара вырывался изо рта. То тут, тот там проглядывали бочаги болота. И зажигались темные огоньки, скрадывающие остатки света.
Мама звала ее Дели, когда еще была жива. Мама говорила, что тени по углам могут послужить хорошую службу, нужно только позвать их. И не пойти на их зов самой.
– Дели…
– Деточка…
– Привет, хорошая. Привет, лакомая…
Хотелось зажать уши руками, закричать, лишь бы не слышать, лишь бы не вспоминать пустые мамины глаза. Раскинутые, словно крылья, руки. Не помнить запах плесени из их квартирки в полуподвальном помещении и не слышать тихий шелест листьев за окном. Или чужой шепот.
– Посмотри на нас. Смотри. Смотри. СМОТРИ!
– Ты больше не сможешь прятаться, не сможешь радоваться…
– Отдай… Отдай! Нам так холодно, отдай нам свою радость! – огоньки множились, сливались, темными пятнами застилали небо и обзор.
Тени шептали, выли, стенали на разные голоса и Адель видела, как от ее трясущихся рук к ним тянутся ниточки. Ноги подкосились и мох болота оставил на девичьей щеке влажный поцелуй.
Было холодно, тонкое платье промокло насквозь. Казалось, что она тонет. С каждой секундой все глубже и глубже погружается в болото, а тени над ней забирают последние крохи жизни.
– Вот так, умничка…
– Тебя никто не будет искать…
– И никто не найдет…
– Порадуй нас еще немного…
Искать. Короткая вспышка боли пронзила плечо, когда тени опустились ниже, заскользили по ней холодными руками. Ее не будут искать. Кому на самом деле была интересна судьба сироток? Адель закрыла глаза, чувствуя, как с каждой секундой, становится сложнее дышать. Она погибнет как мама. Она погибнет совершенно одна.
Рин! Перед глазами вспыхнуло хмурое лицо брата. Он будет искать. Он пойдет за ней. Он может умереть так же!
Адель засопротивлялась. Сжала зубы, поднимая непослушное тело с кочки. Глаз не открывала, упорно держа лицо брата перед собой. Тени, всего лишь духи – бестелесные, голодные, злые. Но они мертвы, а она нет.
Каждый вздох давался с трудом. Рин перед ее глазами улыбался, хмурился, обрабатывал содранные в драке костяшки и делился сладостями. Девочка всеми силами тянулась к брату, мысленно зовя его.
Тени выли. Больше не было слов, только обжигающий холод. Мох больше не проваливался мягко под ногой, а резал ступни ледяным крошевом. Тени насылали видения, но маленькая ведьма больше не слушала их. Где–то в груди злостью тлела сила. Та, про которую говорила мама. Та, что никогда не даст в обиду брата.
На худенькое плечо опустилась ладонь. И он тоже не даст ее в обиду.
***
В лагерь они вернулись за полночь. Рин вел за собой сестру, каким–то шестым чувством находя дорогу в ночном лесу. Адель молчала. Задумчиво шевелила пальцами свободной руки, играясь с тенью. Та теперь казалась игрушечной и совсем не страшной.
Рин, казалось, стал другим, неуловимо опасным, но не для нее. Там, посреди болота, он помог ей прийти в себя окончательно. Обнял, согревая, и не обратил внимания, на потемневшие глаза сестры. Он смог ее найти, смог спасти. А все остальное было не столь важно.
Уже у той дыры в заборе брат затормозил. Окинул Адель внимательным взглядом и кивнул на тень:
– Спрячь, чтобы никто другой не увидел.
Девочка вскинула на него взгляд:
– Не боишься меня?
– Люблю тебя, дурочка, – вздохнул Рин. – И всегда приду за тобой. Обещаю.
На несколько секунд Адель благодарно ткнулась лбом в его плечо. Рин только крепче сжал ее руку в ответ.
– Пошли, – позвал он.
Маленькая ведьма безропотно шагнула за ним, зная, что их ждет наказания. Но еще не зная, что больше никогда не сможет взять живые цветы в руки.
