Полковник Владимир Николаевич Романов
Раньше я этой темы стеснялся и байку эту рассказывал в основном людям, имеющим опыт подобной работы. Для нормального человека могут быть непонятны наши эмоции, вызванные тонкостями субординации или международного протокола. Но всё-таки рассказ может быть интересен тем, что приоткрывает завесу над мало освещаемой частью международных связей, отношениями с иностранцами на бытовом уровне.
В то время я командовал самостоятельным отделом Главного штаба ВВС. Наш отдел военно-технического сотрудничества с зарубежными армиями, заточенный на оказание помощи в локальных конфликтах, фактически выполнял функции министерства иностранных дел в объёме Военно-воздушных сил. А это, согласитесь, немало. Мне приходилось выступать в роли соответствующего мини-министра. Что, чуть перефразируя Леонида Филатова, соответствовало формуле:
Получается, на мне
Вся политика в стране: Что-нибудь не то сморозишь — Беспременно быть войне.
К несчастью, на наше «министерство» возлагались также задачи по приёму иностранных делегаций. Эта протокольная нагрузка превращалась для нас, инженеров и лётчиков, а теперь штабных офицеров, в сущий кошмар. Планы, доклады, справки, разговорники, программы, отчёты, организация встреч, переговоров, показов, перелётов, посещения военных и гражданских объектов — ещё куда ни шло. Но быт, с нашим ненавязчивым сервисом, транспорт с сопровождением, гостиницы, VIP-залы, культурные и протокольные мероприятия, переводчики, взаимодействие с военными атташатами, контрразведкой, средствами массовой информации, таможней, пограничниками… Всё это сдобрено национальными особенностями, личными пристрастиями, экзотическими привычками гостей из «забугорного» мира и спрессовано в 5-7 дней. Беды наши удваивались при прибытии в команде женщин. Особенно если глава прибывал с супругой, и для неё приходилось делать специальную программу.
В обеспечении приёма обычно участвуют нескольких тысяч (в случае авиаподразделения — 16 десятков тысяч) человек. Причём работа идёт под постоянным контролем и при непосредственном участии высшего руководства ВВС. Думаете, это самое страшное? Нет, беда была в том, что смета с трудом выдерживала даже питание в ресторане-столовой гостиницы Минобороны. Остальные финансовые нормы комментировать не буду, увидев их, чуть не прослезился даже Главком. А командовал тогда Военно-воздушными силами Пётр Степанович Дейнекин.
Итак...
От Главкома я вернулся на рабочее место не в лучшем расположении духа. Докладывал программу приёма начальника штаба (по-нашему главкома) Королевских военно-воздушных сил Великобритании сэра Майкла Грейдона. Но командир быстро показал, что это далеко не программа, а сырой проект, над которым надо хорошо поработать. Рассмотреть наши предложения ранее возможности у Главкома не было, так что все его пожелания «высыпались» на наши головы около 17.00 пятницы. До встречи англичан (в воскресенье) ещё полно времени. Ко всему привычный личный состав отдела с особым энтузиазмом кинулся выполнять поставленные задачи (они надеялись ночевать дома). Я же попытался решить наиболее сложную проблему — посещение Большого театра.
Хорошая идея Главкома — сходить с иностранцами в Большой — казалась невыполнимой. Наших сил и средств хватило только на первый ряд второго яруса, что явно не соответствовало статусу гостя. Жалкая попытка поменять театр на цирк была с недоумением пресечена. Пётр Степанович двумя словами доходчиво пояснил, что думает и по поводу цирка, а заодно и о моих трюках. Я ощутил некоторую неудовлетворённость командира, вызванную излишней скромностью, проявленной в ходе добывания билетов.
Было указано сразу несколько направлений решения проблемы, требующих немедленной проработки. Наиболее перспективное — обратиться в Моссовет — не нашло отклика. Видимо, конец рабочей недели приглушил чувство отзывчивости у моссоветовских служащих и их непосредственных начальников. Неудачей закончились и попытки подключения к нашим заботам представителей уже народившейся тогда буржуазии. Короче, часа через три-четыре было окончательно осознано, что утро вечера мудренее, и личный состав, дав показания по другим доработкам программы, был отпущен до утра.
Утром, на свежую голову, легче не стало. Предлагаю полковнику Виктору Николаевичу Пучкову лично посетить кассы Большого театра, провести рекогносцировку и, сориентировавшись на местности, доложить план дальнейших действий.
Мобильных телефонов и даже пейджеров тогда у нас не было. Мы пытались применить переносные аварийные радиостанции. Но морока с оформлением выхода в эфир, относительно большой вес, а главное — малая дальность связи в городе, заставили от них отказаться.
Но вернёмся к театру. Через некоторое время принимаю доклад:
— Командир, переговори сам с директором касс. Кстати, он никогда не был на Кубинке...
«Клюёт!» — пронеслось в голове. Идея классная, только бы не сорвалось. Директор касс сам решение не принял, но дал телефон заместителя генерального директора, Виктора Николаевича (тёзка Пучкова). Мне было всё равно, кому звонить. Цейтнот и чувство долга, знаете ли.
Представившись, я поинтересовался, бывал ли Виктор Николаевич на Кубинке и видел ли выступление наших пилотов-акробатов. Ответ обнадёживал. Наше предложение ему более чем интересно, т. к. многие его родственники — авиаторы. Но — не буду ли я столь любезен, и не обращусь ли я с этим предложением к самому Генеральному директору Большого театра. Не вопрос. Владимир Михайлович Коконин меня внимательно выслушал и приглашение принял. Я ему очень благодарен за понимание и помощь.
Воскресенье. Успел поспать и готовлюсь выехать встречать англичан. Звонит Глеб Александрович (порученец), соединяет меня с Главкомом. Спокойный, даже мягкий голос в трубке: «Докладывайте».
Это особый приём мудрого руководителя: предложить докладывать, не ограничивая подчинённого какими-то рамками. Конечно, воодушевлённый личным вниманием высокого начальника, военнослужащий докладывает самое главное и злободневное, достойное уровня Главкома. Но матёрый подчиненный знает: доложить надо только то, что надо. Каждый излишне доложенный вопрос влечёт за собой получение пакета ценных указаний, подлежащих немедленному исполнению, а не доложенный — подозрение в некомпетентности или, хуже того, в несообразительности и даже лени!
Я относил себя к матерым штабникам, к тому же понимая, что хорошую новость надо представить красиво, доложил: — Всё готово, товарищ Главнокомандующий. Через 20 минут выезжаю в Шереметьево встречать делегацию.
Зная, из наследия Станиславского, о силе наполненной дыханием паузы, я ждал, пока не почувствовал: ещё секунда промедленья — и будет поздно объяснять.
— Утром Большой театр у нас на Кубинке, вечером мы гости Большого.
Главком ответил также после паузы: — Ну, порадовал ты меня, старика.
Делегацию встретили, разместили. Всё закрутилось по новой доработанной программе. Мужчины занялись укреплением взаимопонимания стран в военной области. Леди Грейдон и супруга Главкома в сопровождении супруги атташе Королевских ВВС, полковника Пучкова, признанного знатока женских душ, и переводчицы, старшего лейтенанта Леночки Князевой (впоследствии Елена Георгиевна — доктор филологических наук, профессор, генерал-майор, заместитель начальника Военного университета), приступили к исполнению в темпе «аллегро модерато» женской части программы.
Отдел разрывался между обеспечением мероприятий делегации и текущей работой. Должен с гордостью отметить, что мои соратники подчнённые обладали благоприобретёнными телепатическими способностями и редко ошибались в определении: кто, за что и когда может нас выпороть. Вводных и мелких неутыков хватало. Но в целом всё шло штатно в режиме, который у военных воспринимается как обычный режим ошпаренной кошки.
Подходил день воздушного показа на Кубинке. Главком поставил мне задачу: передать делегацию заму и сосредоточиться на приёме руководства Большого, лично доставить их на аэродром. Я, с учётом ситуации, заикнулся о необходимости замены поношенной отдельской «Волги», но не был понят. В тот раз не выгорело.
Сделаю ещё одно отступление. Запомнилась фраза, брошенная Главкомом в ответ на моё поскуливание по поводу отсутствия денег:
— Вас тут семь этажей полковников и каждый будет мне задачи ставить?
Да, на Большой Пироговской улице в доме № 23, где мы жили, размещался центральный аппарат ВВС. Полковников там было, действительно, немало. Появилась даже дополнительная народная градация: просто полковник (или — «Эй, полковник!»), полковник с кабинетом, полковник с кабинетом и служебной машиной. Справочно: за нашим отделом была закреплена «Волга» с гражданским шофёром и «УАЗ» с бойцом-водителем.
Мы прибыли на демонстрационную базу Кубинки. Начался высший пилотаж отборных лётчиков пилотажной группы «Стрижи». Делегация Великобритании, руководители Большого, Главком ВВС, командующий Фронтовой авиацией и мы — все заворожено смотрим акробатику в воздухе. Удивительно, сколько бы ни смотрел высший пилотаж, зрелище завораживает. Замираешь, задрав голову, и неотрывно отслеживаешь эволюции крылатых воинов. Всё дрожит от рёва двигателей. Восторг, волнение, гордость, зависть...
Сэр Майкл Грейдон в прошлом — пилот-пилотажник. Главком предлагает ему слетать на МиГ-29УБ с ведущим пилотажной группы полковником Александром Кутузовым. Сказано — сделано. Подготовка, инструктаж, спарка в воздухе. Пилотаж. Управление передано лётчику Грейдону. Попробовал, покружился, заход на посадку. Постучал по ручке, возвращая управление… Но Александр (он в передней кабине) поднял руки, показывая: «Сэр, садись сам!»
Нет счастливее человека, чем лётчик, слетавший после долгого перерыва на новом для него типе самолёта, да ещё таком, как Миг-29. Сэр — настоящий пилот. Хотя и взмок, но справился, сияет, как шиллинг на витрине. Глаза горят. Первая фраза, сказанная англичанином нашему Главкому:
— У Вас очень смелые лётчики!
Это, конечно, о Кутузове. Александр — лётчик от Бога, ас. Знаю его с капитана, вместе были в Финляндии, и потом часто пересекались при визитах и показах «Стрижей» и «Русских витязей». От него я и узнал об особенностях взаимодействия с пилотом Грейдоном в воздухе.
После полётов закрепляем положительные эмоции за хорошим столом.
Главкомы улетели к дальникам в Зябровку. Старшим остался командующий Фронтовой авиацией Николай Тимофеевич Антошкин. Диспозиция меняется, теперь главные гости — Большой театр.
Стол накрыт заново, начинаем второй тайм, праздник продолжается.
Через некоторое время генеральный директор пытается объяснить, что пора бы на работу в театр. Но гостеприимство лётчиков преодолеть непросто. Николай Тимофеевич объявляет: «Возвращаемся на вертолёте», — что означает ещё минут 40 дополнительного застолья. Я отправляю машины встречать нас в Тушино.
Летим на Ми-8. Ближнее Подмосковье с воздуха — сплошное поселенье. Есть ещё небольшие разрывы с полями и перелесками, но и эти жалкие остатки скоро застроят. Театралы увидели свои дачи, полный восторг. Командующий распорядился сделать над ними круг. Обозрели достопримечательности и через несколько минут полета мы в Тушино.
Доклад встречающего нас коменданта аэродрома и… опять за стол. Нельзя обидеть тушинцев. Оказывается, тут служит прапорщик, знаменитый своими соленьями на весь Московский округ. Отыграли третий тайм, грузим удивительного вкуса полукочаны квашеной капусты и помогаем гостям сесть в машину. Нас ждёт храм Мельпомены.
Протокольная работа — не просто наливай, да пей. Сколько бы тебе ни налили (а отпивать приходится), необходимо выполнять задачи чётко, согласно постоянно корректируемому плану. Мысли бегут на несколько ходов вперёд, интуитивно нащупывая возможные вводные. Доставил гостей и метнулся в Главный штаб. Надо было порешать самое срочное. Хорошо бы ещё минут 20 поспать, глотнуть кофе и снова в Большой, встречать Главкома и англичан.
Театр принял нас по наивысшему разряду. Генерал-полковника Антошкина и его команду разместили в директорской ложе над сценой. Главнокомандующим предложили императорскую (царскую) ложу, которая используется только для официальных приёмов и находится под неусыпным контролем компетентных органов. Попав сюда, понимаешь, что попал в историю, начало которой положила ещё Екатерина II, благоизволив выдать князю Петру Урусову привилегию на публичный театр, строившийся на болотистом берегу реки Неглинки. За два с лишком века в этих интерьерах побывало множество выдающихся людей, теперь тут мы.
Женскую половину делегации провели в фойе, расположенное за царской ложей, развлекают историческими подробностями и лёгким фуршетом. Главкомы задерживаются. Кто бы сомневался в гостеприимности Дальней авиации.
Руководство появилась перед самым началом спектакля. Докладываю о проделанной работе и с видом знатока (пригодилось услышанное) предлагаю Петру Степановичу занять кресло товарища Сталина, а сэру Майклу сесть на место сэра Уинстона Черчилля. Главком преображается, неспешнодостаёт и раскуривает трубку, а потом весомо с лёгким акцентом вождя произносит:
— Это правильное решение.
Начинается балет. Можно расслабиться и получить удовольствие. Балет, как высший пилотаж, завораживает. Замираешь и неотрывно следишь за каждым движением на сцене. Восторг, гордость... Зависти нет, скорее увлечение.
Вроде бы всё давно кануло в Лету, но встрепенувшаяся память продолжает воскрешать подробности.
Антракт. Главкомы перешли из ложи в «предбанник» и ведут неспешную беседу. Вдруг их разговор перекрывает взрыв женского смеха. Недоуменный взгляд на жён, и беседа продолжается. Но снова хохот не даёт вождям общаться.
— Владимир Николаевич, что там происходит? — это вопрос ко мне. — Товарищ Главнокомандующий, это Виктор Николаевич с женщинами работает.
Оказывается, Витя рассказывает дамам... солёные армейские анекдоты. Гости такого явно не слышали. Переводчица краснеет. Супруга главкома, прошедшая с командиром все прелести гарнизонной жизни, подбадривает: «Переводи, Леночка, переводи». Чопорные британки ржут, как скаковые лошади чистокровной английской породы. Вот что может сделать мужское обаяние (или, как сейчас любят говорить, харизма), незамысловатый военный юмор и пара бокалов шампанского.
К завершению спектакля подошел генеральный директор. Узнав, что для делегации на вечер больше мероприятий не запланировано, Владимир Михайлович предлагает подождать, пока публика покинет зал. Будем смотреть театр! — Владимир Николаевич, а где наш фотоаппарат? — интересуется Главком.
Где наш фотоаппарат, я тоже хотел бы знать. Тогда мобильников не было. Взгляд скользит по стене и выхватывает неброскую табличку.
— Товарищ Главнокомандующий, в театре фотографировать запрещено…
Главком поднимает бровь… В этот момент я чувствую, что кто-то за спиной что-то вкладывает в мою руку. Это фотоаппарат, да ещё такой навороченный! Рядом улыбается атташе Королевских ВВС. Приятно, что «коллега» оценил уровень прёма и расположен к нам настолько, что поделился своей профессиональной разведаппаратурой. — Мы тут захватили кое-что, на всякий случай, — уже уверенно продолжаю докладывать я и демонстрирую полученную «по ленд-лизу» технику.
Смотрим залы, фойе, гостиные, сцену, кулисы, помещения и механизмы под сценой... Гости довольны, доволен Главнокомандующий, а мы просто счастливы. Жизнь продолжается.
Наша дружба с Большим театром, к взаимному удовольствию, продолжалась более трёх лет. Прибывавшие к нам «заморские» гости (и, конечно, мы с ними) с удовольствием смотрели балет, слушали оперу исключительно из царской ложи. Прошло время, руководство обеих высоких сторон поменялось. Главный штаб ВВС передислоцировали за город, а наш двадцать третий дом отдали тыловикам. Но к тому моменту я уже демобилизовался.
Можно было бы закончить рассказ, используя подходящие поговорки типа «Не имей сто рублей, а имей сто друзей». Но сочетание слов «имей друзей» мне не нравится, в современном языке несёт разные оттенки. Или — «С деньгами любой дурак сумеет». Тоже спорно. К счастью, не всё продаётся. Поэтому закончу философским экзерсисом (упражнением).
Сквозь годы видится общая картина без мелочей. Мы, штабники (правильнее — штабисты, как юристы, стилисты, артисты, но мне ближе — штабники, как штрафники, ночники, отличники), честно выполняли поставленные задачи. Тогда было трудно осознать, что нам повезло. Нас хорошо учили профессионалы высочайшего класса, удивительные командиры-личности. Страну и мир мы видели своими глазами, многое попробовали и испытали на себе. Короче, есть что вспомнить, и не только в части протокола1. Радует и то, что удавалось соответствовать задаваемому темпу, качеству, уровню, в том числе уровню гостеприимства.
Из Книги "Лётчицкие рассказы". Книга 2. Под общей редакцией Анатолия Сурцукова . Рисунки Владимира Романова.