- Нашим домом был Броненталь, - часто повторяла она, едва скрывая слезы, ведь того дома, того села в далекой Саратовской области она давно не помнила, да и вряд ли могла запомнить, ведь покинуть его довелось в неполные 6 лет, когда опалил огнем войны и репрессий страшный 41-й.
Не запомнила маленькая Ирма и младшего брата Виктора, который в свои 6 месяцев дороги не пережил, навеки остался лежать на одной из безымянных станций.
Сохранились в памяти только голод, страх и холодные, худые и почему-то грязные руки младшей сестренки, которая крепко держалась за нее, словно боясь навсегда потеряться в этом пугающем мире.
А потеряться тогда, в разгар войны и голода, было легко, тем более, что судьбой двух сестер погодок некто особо не был озабочен. Их мама умерла еще в 38-ом, после тяжелой болезни, отца забрали в трудармию, а мачехе, которая с огромным животом появилась на пороге их дома, когда его законная хозяйка еще не дожила свои последние часы, чужие дети были обузой и лишними ртами.
О жизни сироток переживала лишь их бабушка, которую, за расточительность, не переставая, на чем свет клял дед, не желавший на старости лет тянуть на себе детей нелюбимого, жестоко предавшего больную дочь зятя.
За время пути почти не ели, нечего было. Изредка бабушка давала по кусочку хлеба из паки, которую получал на всех дед, да по глотку воды. В остальное время, слабея от голода и нехватки воздуха, лежали прямо на полу, прижавшись друг к другу и попеременно забываясь в тревожном сне, который больше походил на обмороки.
Но все же, вопреки всем, Ирма добралась до конца их страшного пути и увидела свою новую родину, так непохожую на родное село и далеком Поволжье.
Но и здесь мучения маленькой странницы не закончились: негде было жить, нечего есть, не на что надеяться.
Жизнь ее вообще не была легкой, и спустя годы, рассказывая внукам о том, что ей пришлось пережить, она всегда говорила:
- Не раз хотелось опустить руки, сдаться, кричать и плакать, но я держалась и держусь до сих пор. Откуда брала силы? Да и сама не знаю, помню лишь одно, как только становилось невмоготу, в памяти звучал тихий, добрый голос, произносивший лишь несколько слов: Держись, моя милая, держись ради меня и ради маленькой Ирмы, ведь она никому, кроме тебя, не нужна.
Я не знаю, чей это голос, но в душе чувствую, что такими были последние слова моей мамы. Ради нее и жила, благодаря им и выжила, - вспоминала моя бабушка, рассказы которой я записала спустя многие годы.