Иван бежал изо всех сил, не чувствуя ног под собой. А в голове только и крутилось: «Маня, Аглая… Утонули? Нет! Не может быть! Чертово белье! Чертова река! Ну как же так? Ждите родные, я бегу».
Выскочив на берег, Иван увидел толпу, стоявшую полукругом. Он растолкал всех и увидел, как сельский фельдшер Степан Иванович, сухонький седовласый старичок, положив ладони на грудь девочки, ритмично надавливал и все приговаривал:
- Дыши, девонька, дыши.
Аглаи нигде не было видно.
Увидев Ивана, все замолчали и опустили глаза, как будто и не было его здесь, рядом с дочерью. Тяжело что-либо говорить в такие моменты. Утешить? А как, что сказать, когда человек от горя ничего не понимает? Остается только молчать и прятать взгляд, чтобы не встретиться глазами со скорбящим и не прикоснуться к его боли.
Иван оцепенел, он смотрел на маленькое тельце своей любимой дочурки и не понимал, что происходит. Он мотнул головой раз, еще раз, и пришел в себя, подскочил к Мане и, оттолкнув фельдшера, начал трясти девочку.
- Открой глаза! Маня! Посмотри на меня! Да посмотри же! – кричал Иван сквозь слезы.
Вдруг Маня закашляла и из ее рта потекла вода. Степан Иванович ловко перехватил девочку и помог освободить ее легкие от воды. Марья дышала.
- Надо ее поскорее согреть, она может умереть от переохлаждения. – сказал фельдшер и передал девочку отцу.
Иван бережно взял свою Манечку на руки, завернул ее в свою фуфайку и побежал к дому. Сейчас он мог думать только о том, что его дочь жива. А остальное не важно.
Прошло четыре дня. Маня очень сильно кашляла, но фельдшер сказал, что опасность миновала, надо ждать выздоровления. Иван не отходил от постели дочери, ухаживал за ней. Первые дни в бреду Маня громко кричала, звала маму. Но ничем отец не мог ей помочь, Аглаю так и не нашли. Река весной глубокая, быстрая, унесло тело подо льдом. И никто не знает, где она теперь.
И вот на пятый день Маня встала с постели, она была еще очень слаба. Но, как и все дети в этом возрасте, очень непоседлива, устала лежать в постели. Иван в это время на печи готовил кашу. Обернувшись на шум, он увидел, что Маня стоит в дверях и смотрит на него.
- Пап, а почему ты варишь кашку, а не мама? – спросила девочка.
Иван вздохнул, разговор, видно, будет очень тяжелым. «Милая моя, как рассказать тебе, что нет больше мамы? Как мне потом утешить тебя? Как сделать, чтобы ты не заметила отсутствия материнской любви?»
- Садись, дочка, послушай. Ты же знаешь, нашей маме тяжело было здесь жить? Вот и решила она стать птицей и улететь. Помнишь, у нас возле реки птицы есть?
- Да, папа, журавли там живут. – сказала девочка.
- Вот-вот, журавли. И мама журавушкой стала. Высоко летает и за тобой смотрит, заботится о тебе. Ты как соскучишься, в небо посмотри и увидишь ее там. Хорошо?
- Хорошо. А маме там одной не скучно? – спросила Маня.
- Нет, Мань, не скучно. Мы же рядом. Давай, налетай на кашку. – сказал Иван и поставил на стол чугунок.
Ночью, когда Маня уже спала, Иван стоял на крыльце и смотрел на небо. В небе кружили журавли.
- Прости меня, Глаша. За все прости: за жизнь нашу несчастливую и за смерть твою, такую глупую; за то, что даже могилы у тебя нет. Прости, что не хотел уезжать, что тебя не уберег. Прости и прощай. За Марью не переживай, я о ней позабочусь.
Проговорив это в темноту, Иван зашел в избу к спящей дочке, а журавли еще немного полетали над деревней и улетели к реке.
Продолжение здесь