Меня сегодня пригласили на поминки. Вообще-то приглашать не должны. Тем, кто был на похоронах, самим надо бы помнить, когда 40 дней, и приходить на поминальный обед. Но куда нам! Спасибо, что напоминают...
Мы и свои важные даты пропускаем порой. Наша забывчивость по поводу 40 дней еще свидетельствует и о том, что не молились должным образом за усопшего. Сегодня вспомнили, завтра забыли... А ведь именно эти 40 дней очень важны для спасения его души, для его дальнейшей загробной участи. Родные, конечно, молятся; трепетно, неустанно. Хорошо знаю эту семью и сегодня с удовольствием пойду к ним.
Но в эти предшествующие событию дни мне вспоминаются другие поминки. Из далекого детства. Лето. Я в деревне у бабушки с дедом. Еще третьего дня бабака сказала, что мы с ней пойдем в Суховку. На пОминки. Чья-то годовщина, наверное, была. В памятный день бабака дает мне все чистое. Заплетает в косицы красивые ленты. Сама тоже наряжается.
Я с нетерпением жду, когда откроется тяжелая крышка сундука, и я вдохну его неповторимый запах. Много позже я вспоминала его иногда, приезжая навестить сестренку в пионерлагере. Откроешь ящик ее тумбочки, и из него выплывет этот едва уловимый запах. А в ящике крошки печенья, растаявшие и слипшиеся леденцы, засушенный цветок для гербария...
В сундуке у бабаки тоже водятся конфетки. Иногда она выдает по одной за хорошее поведение. Чаще нас, внуков, целая толпа на подворье. Но в это лето я пока одна. Бабушка перебирает стопки белья в сундуке. Узелок со смертным, любовно погладив его, откладывает в сторону. Да где же он, этот темно-синий из тонкой шерстяной ткани платок? Вот, нашла!
Достается кофта с длинными рукавами, штапельная. Выходная юбка, длинная, до щиколоток. Другой длины одежду бабушка не носила. Юбка темная и фартук такой же. Бабака всегда ходит в фартуке. В люди надевает чистый и поновей.
Мне тоже вынимается из сундука ситцевый платочек. Белый, в мелкий голубоватый цветочек. И носовой еще , маленький. Себе бабушка берет дедов, большой в клеточку. Одевшись, закладывает его в рукав. Я переняла у нее эту привычку - прятать платочек в рукаве, когда нет кармана. Бабушка переплетает свою жидкую косицу, скручивает узелком. Голову покрывает платком, сколов под подбородком его концы булавкой.
Крышку сундука она пока не закрывает. Я завороженно рассматриваю ее внутреннюю сторону. Здесь и карточки приклеены, и открытки, и старинные бумажные деньги, большие по размеру, значительные. А вот этикетка от чая, из-под нее виднеется уголок письма.
Пока сундук открыт, я от него не отойду. А значит не испачкаю ненароком платье, не нацепляю репьев на беленькие носочки. Бабушка не делала внукам замечаний. Просто предупреждала поводы для них. Мудрой была, но никто этого тогда не понимал. Ни мы, дети, ни наши родители.
Уже не помню пешком ли мы шли пять километров до большого села Суховка или подвез кто. Входим во двор за деревянным сплошным забором. Людей много. Под навесом накрыты столы. Кто-то уже обедает, другие ожидают своей очереди. Стоят группками, беседуют. Старики сидят на лавках.
Мы попадаем за второй, а, может, и за третий стол. Что подавалась, конечно, я уже не помню. Но на выходе каждому давалась новая расписная деревянная ложка. На память. Такой вот был обычай. Для людей большие помины были событием. Многие давно не виделись, ведь люди приходили из разных окрестных деревень. Обменивались новостями. А потом, вернувшись домой, подробно рассказывали о поминах, тем, кто там не был; делились услышанным.
Для меня этот обед тоже стал событием. Впервые была на поминках, робела от большого количества людей. Стеснялась за столом, жалась к бабушке.
Меня рассматривали. Спрашивали у бабушки:
-Чия, девчонка-то? Маруськина, али Мишкина?
Я была "Мишкина". И вообще единственная родная внучка. Остальные все пацаны.
...Сегодня мы так же, наверное, приглядывались к трем внучкам хозяев дома. На кого похожи? Хвалили, что послушны и ведут себя хорошо. А с портрета смотрела на собравшуюся семью и гостей их прабабушка.
Мудро смотрела. Молодыми глазами еще сорокалетней женщины, командира производства. Прожила она достойную жизнь, долгожительница, но последние годы тяжело болела. Дочь и зять окружили теплом и заботой, досмотрели мать дай Бог каждому.
За столом шел неспешный житейский разговор. Было хорошо и покойно. Расходиться не хотелось. Но мало-помалу двор опустел. Хозяева, снабдив каждого пакетом гостинцев, сели в машину и поехали развозить поминание тем, кто прийти не смог. Хорошо помянули маму. Никого не забыли. Она такая же. Строгая характером, но добрая и внимательная к людям.
Царствие Небесное всем ушедшим нашим родителям.