Хотя Северная Корея считается неблагополучной страной с безумной и архаичной диктатурой, её южная соседка не так давно тоже была периферией мира, жёстко руководимой недемократическим режимом. В Южной Корее запрещали рок-н-ролл, мини-юбки, длинные волосы у мужчин, а в школах проводили «патриотическое воспитание», внушая детям паранойю и страх.
В книге «Корейская волна» журналистка Юни Хонг рассказывает о переменах в Южной Корее в последние десятилетия. Публикуем фрагмент воспоминаний авторки о том, как антикоммунистическая пропаганда называла Север порождением дьявола и пугала трудовыми лагерями, когда и почему в стране поменялось отношение к братскому народу, и какими были двухминутки ненависти в южнокорейских школах.
Большинство разумных людей не верят, что им можно промыть мозги. Но мне кажется, что со мной случилось именно так.
Всякий раз, когда я говорю или пишу о Северной Корее, у меня возникает непроизвольная физиологическая реакция. Я чувствую горечь во рту. Даже сейчас, пока пишу эти строки. Это результат многолетней антикоммунистической идеологии, навязанной мне за годы жизни в Южной Корее. Когда я вижу фотографии любой из северокорейских династий Ким, я чувствую тревогу.
Официальная позиция Южной Кореи по отношению к Северной резко изменилась в 1980-х годах. Когда я жила в Южной Корее, мы все верили, что Северная Корея — это порождение Сатаны, Вельзевула, Императора Нерона и Пол Пота. Сейчас данное чувство трансформировалось в лозунг «Прекратить дискриминацию северокорейских беженцев, которые решили поселиться в нашей стране. Особенно женщин, они красавицы». Хотя мое южнокорейское образование 80-х годов гарантировало, что Северная Корея навсегда останется для меня кошмаром, ужасом, погребенным глубоко в недостижимой области моего мозга.
В настоящее время Северная Корея находится в центре внимания. Ее ненавидят, ею интересуются. Страна часто становится объектом насмешек. Например, в американском мультсериале «Южный Парк». Ее покойный лидер Ким Чен Ир до сих пор остается самой популярной персоной для средств массовой информации из трех поколений Кимов, которые правили страной.
Жизнь и наследие Ким Чен Ира — повод для сюрреалистических легенд, но причины их появления дома и за границей совершенно разные.
В своей родной Северной Корее он прославился как человек «превосходной степени». Он, как утверждается, обладатель мирового рекорда по количеству попаданий в лунку в одной игре в гольф — одиннадцать из восьмидесяти лунок. И, согласно его официальной биографии, это было его первое появление на поле. Ким Чен Ир якобы также изобрел гамбургер. Даже трогательно, что северокорейцы очень гордятся своим наследием, хоть и по абсурдным причинам.
Те немногие иностранцы, которым разрешили посетить Северную Корею, рассказывают о шутках, услышанных от местных экскурсоводов: корейцы — это настолько великая раса, ведь они создали не только самые известные в мире инновационные технологии, но даже изобрели ложку. Хотя это звучит забавно, я уверена, северокорейцы никогда бы над подобным не посмеялись. Хотя за пределами Кореи легко сделать посмешище из человека, который является крупнейшим в мире импортером виски Hennessy, но имеет худшую в истории мужских причесок завивку.
Столь же ошеломляющим является сочетание нахальства и шутовского безумия, продемонстрированное членами семьи Ким Чен Ира. Его старший сын Ким Чен Нам в 2001 году пытался въехать в Японию по паспорту Доминиканской Республики, чтобы посетить Диснейленд в Токио. Так что выглядит вполне логично, что ему отказали в руководящей должности, которая досталась его младшему брату — несчастному Ким Чен Ыну.
Но восприятие южнокорейцами Северной Кореи — совершенно отдельная история. Я не могу по-настоящему оценить иронию и сюрреализм северокорейской нелепости. Мои самые глубокие страхи не могут просто исчезнуть со временем. Когда я жила в Корее, атмосфера царила, как бы мягче сказать, параноидальная. В коридорах некоторых высотных зданий висели знаки, указывающие на то, что по соображениям национальной безопасности фотографировать из окна незаконно. Обосновывали данный запрет тем, что такие фотографии могут попасть в руки северокорейских шпионов, на случай если эти шпионы особенно заинтересуются видом на автостоянку. Большинство школ, которые я знала, проводили ежегодный конкурс «Антикоммунистической речи». В моей школе это был единственный вид выступлений.
Вы не представляете, каково это — видеть мальчика из первого класса со стрижкой «под горшок» на кафедре перед тысячами учеников, трясущего своим кулачком, как Муссолини, и кричащего во всю глотку: «Мы уничтожим коммунистический режим Северной Кореи!» В такой момент зрители ревели и хлопали.
Я почти уверена, что первым призом являлся просто тисненый сертификат, но судя по тому, с какой страстью эти дети произносили свои речи, можно было бы предположить, что их жизни и жизни их семей зависят от выступления. Я никогда, никогда не слышала, чтобы ученики смеялись над этими речами. Ни разу. Даже когда тусовалась с друзьями в свободное время на территории школы. Однажды я поинтересовалась: «Они не могут устроить конкурс речи на какую-нибудь другую тему?» И все посмотрели на меня, как на дуру. Я думала, они будут впечатлены или, по крайней мере, напуганы моей революционной бравадой. Но вместо этого друзья просто подумали, что я ненормальная американка. Тот раз стал последним, когда я выражала свое истинное мнение о чем-либо, пока училась в корейской школе.
Каждый семестр в художественном классе нам приходилось рисовать антикоммунистические плакаты. Я не могу представить ничего менее творческого и вдохновляющего. Это как учиться говорить на иностранном языке без акцента: в двенадцать лет вы уже слишком стары, чтобы начинать сначала. Я понятия не имела, какой придумать слоган и какую иллюстрацию он должен сопровождать. Но какой бы циничной и умной я себя ни считала, как бы сильно я не насмехалась над всем этим, урок страха оставил неизгладимый след в моем сознании.
Человек по своей природе подчиняется древнему правилу, о котором в той или иной форме говорили все — от греков до Шекспира и Карла Юнга: ты становишься тем, кого ненавидишь и боишься сильнее всего. Именно подобное и произошло с Южной Кореей во время холодной войны. Страна так боялась пропаганды Севера и появления ее сторонников, что разработала свою собственную ответную пропагандистскую кампанию. Она стала не настолько экстремальной, как на Севере, но некоторые слова и лозунги звучали аналогично.
Представьте, что кто-то постоянно твердит вам о существующем рядом зле, но никогда не дает никакой конкретной информации. Данное сочетание повторения и отсутствия информации пугает вас все больше и больше.
Вот какими были мои познания о Северной Корее.
Я никогда, никогда не видела фотографий Ким Ир Сена, даже несмотря на то что весь остальной мир имел к ним доступ. В южнокорейских СМИ публиковались только его портреты. Существовали опасения, что реальные фотографии его «очеловечат», сделают более привлекательным и будут использованы для пропаганды сторонниками северных коммунистов. Из-за отсутствия нормальных изображений он воспринимался призраком, который преследовал меня во сне. В настоящее время запрет на его фотографии снят. После смерти старого Кима в 1994 году средства массовой информации постепенно начали показывать фотографии его сына и преемника Ким Чен Ира.
О Ким Чен Ире в СМИ говорилось гораздо больше, чем о его отце, не только в Южной Корее, но и во всем мире. Наверное, поэтому я меньше боялась Кима-младшего. Ему не хватало харизмы, внешности и авторитета отца. Его смущение и неспособность хорошо выглядеть в бежевом комбинезоне сделали его менее опасным. Я не одна думаю, что он был самым интересным членом семьи. Стоит уважать деспота, который не настолько трудоголик, чтобы забывать о своих хобби.
Ким Чен Ир имел серьезные культурные амбиции. Он был известным кинолюбом, который воображал себя редкой смесью хитрого голливудского продюсера и серьезного кинорежиссера. И даже автором двух книг по теории кино: «Искусство кино», вышедшей в 1973 году, и «Кино и искусство режиссирования», вышедшей в 1987 году. Он рассуждал на темы «язык чрезвычайно важен в литературе» и «сочиняйте сюжет правильно».
Неудовлетворенный пропагандистскими фильмами Северной Кореи, которые, по его мнению, не отвечали художественным стандартам, этот Франсуа Трюффо из Северной Азии сделал то, что в этой ситуации сделал бы любой уважающий себя кинопродюсер: в 1978 году он организовал похищение главного режиссера Южной Кореи Син Сана Ока и его бывшей жены Чхве Ын Хи. Чету привезли в Пхеньян и заставили снимать пропагандистские фильмы уровня Каннского кинофестиваля. По мнению Кима, это вопиющее нарушение прав человека являлось лишь логическим продолжением его увлечения.
Когда я училась в школе, знания по Северной Корее давались на уроке под названием doduk (додук), что означает «правильное поведение». (Некоторые предпочитают переводить его как «нравственное воспитание».) Обычные корейские ученики считали данный предмет легким, но мне он казался одним из худших.
Этот предмет, который изучался с первого класса до конца средней школы, был нацелен на воспитание «души и духа» и в основном состоял из советов о том, как не стать социопатом. Он включал в себя правила и притчи о том, как должен вести себя хороший гражданин, что важно уважать старших, заботиться о природе (в основном о деревьях, корейцы вообще не заботились о животных), а также основы этикета. Однако его основная цель была завуалирована. Хон Веонил, глава по связам с общественностью в Национальном институте международного образования (один из тех людей, которых я смутила своей чашкой Starbucks), сказал, что додук первоначально создавался как способ для продвижения программ предыдущих лидеров Кореи. Ранее он назывался kookmin yulli (кукмин юлли) — гражданская этика. «Данный предмет ввели для оправдания политической диктатуры и политической пропаганды. После того как страна стала более демократической, учебная программа изменилась», — пояснил Хон.
Моими самыми яркими воспоминаниями о додуке остались жуткие акварельные иллюстрации в учебнике. Они отражали представления взрослых о том, как должны выглядеть картинки, нарисованные ребенком, а в результате они выглядели так, будто их рисовали в психушке. Типичным изображением была картина с южнокорейскими фермерами, которые весело обрабатывали почву. Также в учебнике содержалось много красочных изображений Сеула, разрушенного бомбежкой во время Корейской войны.
Со многими мыслями, которые подавались на додуке, трудно было не согласиться. Например, с моралью, захватывающей притчи о дереве хурмы, заключавшейся в том, что если отрезать ему все ветви, оно перестанет приносить плоды.
Только потом я поняла, что часть «не будь дураком», являлась просто дополнением к основной идее. Она оказалась лишь красивым прикрытием для истинного предназначения додука: жестко внушить, что коммунизм реален и представляет собой большую страшную угрозу. Книги содержали пугающие вымышленные истории, рассказывающие, как мрачна жизнь на Севере.
В одной из таких историй, которая, как мне помнится, содержалась в учебнике для шестого класса, мальчик в Северной Корее спрашивает своего деда, какой была жизнь до коммунизма. Дедушка ностальгирует по старой Корее, и несколько дней спустя его арестовывают коммунисты за то, что он не придержал свое мнение при себе. Для двенадцатилетнего ребенка, не имеющего доступа к никакой другой информации о Северной Корее, подобное представлялось ужасным.
То, чему нас учили, было исторически достоверным. Мы узнали, что основатель северокорейского государства Ким Ир Сен пришел к власти вскоре после освобождения Кореи от Японии в конце Второй мировой войны. Он провозгласил себя истинным лидером Корейского полуострова и сформировал вокруг себя культ личности по образцу своего наставника Иосифа Сталина. Он отправлял всех политически неблагонадежных лиц, особенно корейцев, которые сотрудничали с японцами, в трудовые лагеря или казнил их.
Он походил на злодея из фильмов о Джеймсе Бонде.
Я испытала облегчение и даже немного удивилась, узнав, что, начиная с 2010 года, Министерство образования Кореи стало выпускать совершенно новые учебники, из которых удалили большую часть, содержащую материал, который назывался «познанием мира». Другими словами, вся пропаганда времен холодной войны осталась в прошлом. В официальном заявлении министерства того времени говорилось, что из новых текстов убрали «информацию об экономическом превосходстве Южной Кореи… Теперь учебники будут основываться на объективных фактах. Вместо того чтобы заострять внимание исключительно на негативных аспектах северокорейской системы, в учебниках будут рассматриваться и позитивные моменты… Мы отойдем от наших взглядов на Северную Корею времен холодной войны, и, скорее всего, «общие знания» уступят место «знаниям о безопасности».
Совсем другое дело по сравнению с теми кошмарными акварельными картинками.
Министерство также заменило устаревшие термины на более политкорректные. Например, северокорейцев, которые бежали в Южную Корею, станут называть не «перебежчиками», а «северокорейскими эмигрантами». Все эти нововведения свидетельствуют о быстро меняющемся отношении южнокорейцев к северокорейцам.
Новый девиз, похоже, звучит как «Ненавидь режим, но не его народ».
Однако я должна сказать, что, вкупе с телесными наказаниями и образцами кала в школе, взросление под вечным страхом вторжения всегда будет отличать вас от других людей. По крайней мере, для меня, не знавшего настоящей опасности американского подростка, которая не переживала ничего более захватывающего, чем практический урок по технике безопасности про торнадо, очень интересовала и будоражила реальность северокорейской угрозы. Периодически северокорейские самолеты сбрасывали с воздуха на Сеул маленькие пакетики с жевательной резинкой или конфетами, которые были завернуты в листовки с северокорейской пропагандой. В школе нам говорили, что, наткнувшись на такую посылку, мы должны немедленно отнести ее директору школы, конечно, не открывая и не читая. С огорчением могу заявить, что ни разу так и не нашла ни одного подобного послания.