Народная воля побеждала здесь со времен Средневековья. Скромная деревушка в два двора на берегу Волги впервые заявила о себе в 1542 году, когда крестьяне написали челобитную царю Ивану Грозному с жалобой на притеснения соседа-помещика. И выиграли дело.
Текст и фото: Алексей Макеев
Царь рассудил, кажется, справедливо. Терешка и Назарка Шуменевы занимались бортничеством и пахали землю. В 1542 году они взялись расширять угодья. Расчистили от леса «почи́нок» – так называли новую землю под поселение. Живший по соседству боярский сын Копос Хабарщиков Шуменевых прогнал, заселив починок своими крестьянами. Долгое разбирательство закончилось указом из Москвы: царь распорядился восстановить справедливость и «Копоса из этого починка выгнать вон». В документах указано и прозвище Терешки Шуменева – «Сорóм». Такое название и закрепилось за его деревней.
УЛИЦА РЕЗНЫХ ИЗБ
В нынешнем Сормовском районе Нижнего Новгорода, или просто Сормове, как его именуют горожане, топонимы средневековой истории сохранились: на севере – поселок Ко́посово, на юге – Почи́нки. Чего не скажешь о названии улиц. Вышел я из машины в центре Копосова на улице КИМа. Иногда пишут просто – «Кима». То, что улица названа по аббревиатуре Коммунистического интернационала молодежи, сейчас не знает, полагаю, добрая половина местных жителей.
Вид улицы не соотносится с нынешним названием: два ряда бревенчатых изб, многие – позапрошлого века. Резные украшения впечатляют: цветы и виноградные лозы вьются по фронтонам и подкрышным свесам, резные наличники на фасадных и слуховых окнах, мезонине. Вырезаны и года постройки: 1819-й, 1849-й, 1852-й… Словом, живой музей деревянного зодчества под открытым небом. Скрыть под сайдингом полуторавековые бревна здесь додумались немногие. Улица тянется 3 километра – походить и насмотреться на разнообразие старинных изб можно вдоволь.
Сюда же затесалась Шуховская башня конца XIX века. Не столь высокая, как в Москве на Шаболовке, всего 23 метра. Зато оригинальной формы: напоминает песочные часы из металлических балок и обручей-стяжек. Изначально башня строилась для пожарной бригады, на ее вершине располагалась цистерна для воды и обзорная площадка. Сейчас она стоит за бетонным забором на территории автосервиса. В России осталось всего семь подобных башен. Примечательно, что впервые свою башенную конструкцию Владимир Шухов продемонстрировал публике на Всероссийской промышленно-художественной выставке, проходившей в Нижнем Новгороде в 1896 году.
На крутом повороте улицы КИМа стоит самое старое здание Сормовского района – Троицкая церковь. Легенда гласит, что в 1365 году на этом месте преподобный Сергий Радонежский освятил источник для лечения заболевших чумой. Нынешняя каменная церковь была построена в 1803-м. Оригинальное белоснежное строение, видное с улицы отчетливо, со стороны леса сливается с заснеженными деревьями. За храмом – тот самый исторический источник, над которым поставлена деревянная шатровая церковь. Между церквями из снежного сугроба выглядывает большая гранитная плита. Можно подумать, что надгробная. Ан нет. Современное творчество. На плите улыбающееся солнышко раскрыло свиток с молитвой «Отче наш».
«ЛАСТОЧКА» И «ПЕРЕВОРОТ»
С середины XIX века тихое предместье Нижнего Новгорода начало меняться. В 1849 году «Компания Нижегородской машинной фабрики и Волжского буксирного и завозного пароходства» приступила к постройке судостроительного завода в Сормове. На берегу Волги вырубили вековой лес, построили цеха, мастерские, верфи. Один из учредителей компании, российский промышленник греческого происхождения Дмитрий Егорович Бенардаки, впоследствии стал единовластным хозяином предприятия. Он же дал новое имя деревне. Дело в том, что «Сорóмово» – как деревню именовали по имени основателя – к тому времени ассоциировалось с чем-то постыдным: «сором» на старорусском означает «срам, срамота». В этом до сих пор загадка для краеведов, ведь Терентий Шуменев в истории остался как личность достойная. Вероятно, в XVI веке слово «сором» использовалось в другом значении – например, «стыдливый», отмечено в словаре Владимира Даля. Или произошло от татарского «сорма» – «перекат», «отмель на реке». Предполагается, что отмель возле Сормова служила переправой для татарской конницы. И в русском обиходе закрепился, например, «соромный багор» для ловли на мелководье.
В общем, «срамное» по понятиям XIX века название для большого дела не годилось. И Бенардаки переименовал Сорóмово в Сормово.
Завод бурно развивался. В 1850 году был спущен на воду первый, деревянный волжский пароход – «Ласточка». В 1852 году – первый пароход с металлическим корпусом. Материалы для производства сначала привозили издалека: железо – с Демидовских заводов на Урале, детали котлов – из Англии, лес сплавляли с реки Унжи в Костромской губернии. Инструменты и оборудование покупались и на Нижегородской ярмарке.
Вскоре Сормовский завод стал одним из ведущих судостроительных предприятий России, производил как военные, так и гражданские суда, стал родоначальником технического флота: в конце 1850-х годов в России начали строить землечерпалки и земснаряды. Всего до 1917 года здесь было выпущено 489 судов.
Здравствует завод и поныне – под советским названием «Красное Сормово». Музей завода занимает отдельное здание, пять его залов посвящено истории предприятия.
«Первые двадцать лет Сормово строило только однопалубные суда, – рассказывает заместитель директора музея Маргарита Геннадьевна Финюкова. – Долгое время считалось, что двухпалубные пароходы крайне неустойчивы, при сильной волне будут переворачиваться. В 1872 году с сормовской верфи сошел первый речной двухпалубный грузопассажирский пароход, «Переворот». Название многозначное: для инженеров – переворот в судостроении, для речников – «переворот», которого все так боялись. Власти увидели в названии политический подтекст. Пароход переименовали в «Ориноко», затем в «Колорадо». Не менее странные названия, видимо, связаны с американским типом расположения гребных колес».
МАРТЕНОВСКАЯ ПЕЧЬ И «ГОНЧАЯ МАЛАХОВСКОГО»
«Дмитрий Бенардаки думал о развитии завода, – продолжает Маргарита Геннадьевна. – В 1869 году, в связи с активным строительством железных дорог в стране, взялся за сталеплавильное производство. Благодаря ему в России появилась первая мартеновская печь. Построил ее молодой инженер Александр Износков. До 1867 года Износков работал на Златоустовских заводах на Урале. В тот год он посетил Всемирную выставку в Париже, где был впечатлен сталеплавильной печью системы Сименса–Мартена. На Урале его идею внедрения новейших технологий отвергли. Так же как в Москве и Петербурге. Понимание он нашел через два года поисков – у Бенардаки.
В марте 1870 года в Сормове была запущена первая мартеновская печь. Качество сормовской стали было удостоено Большой золотой медали на Московской политехнической выставке 1872 года. Николай Путилов – хозяин известных заводов в Петербурге – отечественным инженерам не доверял. Для постройки своей мартеновской печи он пригласил иностранца, который сделал «козла», как говорят металлурги. Кирпич, металл, шлак – всё там спеклось одним комом, застыло так, что пришлось конструкцию срубать под корень. Путилов обратился в Сормово с просьбой командировать ему для работы Износкова. Так в 1874 году на Путиловском заводе появилась вторая в России мартеновская печь. На столетие события ленинградские металлурги подарили нам «Узел дружбы» – завязали стальной прут вечным узлом».
До промышленного кризиса 1875 года завод был одним из крупнейших предприятий страны, здесь работало 11 отделений: машиностроительное, судостроительное, сталелитейное, железопрокатное… К началу невзгод Дмитрия Бенардаки уже не было в живых, его наследники справиться со спадом производства не смогли. Император Александр II назначил заводу опекунов, что позволило спасти его от разорения.
К концу XIX века в Сормове работало около 20 тысяч рабочих. Завод стал одним из основных производителей железнодорожных вагонов в России. Помимо обычных пассажирских и товарных вагонов впервые в стране были пущены на рельсы цистерны для нефти, вагоны для перевозки пива, вагоны-ледники. В музее представлена фотография и первого двухэтажного пассажирского вагона – внешне он очень похож на нынешние «двухэтажки» РЖД.
В 1910 году инженер Бронислав Малаховский сконструировал паровоз серии С (то есть «Сормовский»), прозванный «Гончая Малаховского». Локомотив развивал скорость до 125 километров в час. Не знал себе равных и по экономичности – долгое время этот паровоз и его модификации считались лучшими в России.
Среди рабочих талантов тоже хватало. Например, самоучка-слесарь железопрокатного цеха Тихон Третьяков то и дело находил способы усовершенствовать станки и станы, приводя в замешательство цехового инженера.
«ГЛУХАРИ», «ВАНДАЛ» И «МЕТАМОРФОЗА»
«Многочисленные железнодорожные мосты тоже делали в Сормове. – Маргарита Геннадьевна демонстрирует кусок стали с большими шишками. – Вот образец клепанной конструкции, какие производили на заводе, их транспортировали к месту строительства и монтировали на месте. Клепальщиков называли «глухарями». Во время работы стоял такой грохот молотков, что через два-три года рабочие глохли. Многие мосты Транссиба – наших рук дело. Для сборки мостов рабочие уезжали в Сибирь и на Дальний Восток с семьями, жили там кто месяцами, кто годами…».
В Сормове создали мощнейшую паровую машину для бронепалубного крейсера «Очаков» 1902 года постройки. Изначально предполагалось заказать супермощный двигатель на 20 тысяч лошадиных сил за границей, но желающих взяться за него так и не нашлось. Выручили сормовские инженеры и рабочие.
В 1903 году с верфей Сормова сошел первый в мире теплоход. Для «Товарищества братьев Нобель» было построено нефтеналивное судно «Вандал», работавшее на дизельном двигателе с электрической передачей. Своеобразный такой танкер, у которого еще и паруса на всякий случай предусмотрены. Кстати, сормовские кораблестроители термин «теплоход» не любили ни тогда, ни сейчас: по-прежнему все суда и на паровой машине, и на дизеле называют пароходами.
От периода Первой мировой войны в музее сохранился сувенирный миллионный снаряд и ноу-хау того времени – первые бронещиты, прообраз современных бронежилетов. Щиты делали из легкой и пуленепробиваемой стали, весили они 8 килограммов, использовались и в качестве укрытия во время стрельбы – для ствола в щите имелось отверстие. До массового производства бронещитов дело не дошло, ни одного экземпляра не сохранилось – только письма офицеров с просьбой изготовить щиты и выслать их на фронт.
В музее имеется большой зал, посвященный быту сормовичей XIX–XX веков. Традиционная льняная рубаха, овчинный тулуп, женские платки из набивного ситца, посуда, безмен в виде булавы – все местное. Некоторые предметы быта типа колунов и ухватов производил сам завод. В закромах сормовичей сохранилось даже мыло с той самой Всероссийской промышленно-художественной выставки 1896 года. «Метаморфоза», как значится название мыла на упаковке, должна была уберечь лицо от веснушек и загара – для пущей убедительности на упаковке помещен портрет барышни с белоснежной кожей.
КОРАБЕЛЬНАЯ РЕЗЬБА И КАПУСТА
К судостроению Сормово имело отношение и до Бенардаки. Резные украшения изб здесь до сих пор называют глухой корабельной резьбой. В старину местные жители подобным образом украшали деревянные суда. Глухая резьба – это украшения в виде барельефа, орнаменты не прорезают доски насквозь. По характеру резных украшений невооруженным глазом можно определить возраст дома: если глухая резьба – это середина XIX века, если сквозная – дом рубежа XIX–XX веков.
О стилях резных украшений, смыслах, мастерах-резчиках былых времен сейчас поговорить не с кем: корабельная резьба канула в Лету вместе с деревянными судами. В народе бытует лишь одно предание о судоходных успехах праотцев. По причине бедности местной почвы искони в Сормове хорошо росла только капуста. Нагрузив лодки кочанами, сормовичи спускались по Волге до Астрахани, где за капусту давали хорошие деньги. Сбор урожая происходил осенью, так что обратный путь из Астрахани был труден: тащили лодки против течения волоком, под дождем и мокрым снегом. Оттого ноги у сормовичей, как повествует предание, были больные. Поверить в такую одиссею ради капусты довольно сложно: до Астрахани вообще-то 2300 километров...
Старинные резные избы стоят не только на улице КИМа – они встречаются по всему Сормову, что придает особый колорит этому району миллионного мегаполиса. Стоит пойти в сторону от старой Большой дороги (сейчас это улицы Коминтерна, Свободы и Хальзовская), миновать ряд советских четырехэтажек, как окунаешься в деревянную старину. Впрочем, в избах есть газ, вода, канализация; внутренняя отделка мало отличается от обычной квартиры. Так, во всяком случае, рассказывали жители таких домов на улице Коминтерна. На этой улице особенно деревенский вид в той части, что ближе к берегу Волги – точнее, к заводу, занимающему весь этот берег. Последние лет семьдесят сормовичи живут совсем не на Волге, как поется в «Сормовской лирической»: «На Волге широкой, на стрелке далекой…» Место слияния Оки и Волги – знаменитая стрелка – находится в непосредственной близости к сормовичам – там, конечно, можно выйти к воде. В старом же Сормове ни одна улица не выходит к реке: весь берег Волги перегородил разросшийся завод. В былые времена главная дорога к сормовской пристани шла по Александро-Невской улице (ныне улица Баррикад). Сейчас к берегу можно выйти по грунтовке через Копосовскую дубраву – сохранившийся островок реликтового приволжского леса.
ЗА РАБОЧИХ ИЛИ ПРОТИВ?
В конце XIX века Сормово во многом жило за счет госзаказов. За высокое качество продукции завод получил право изображать государственный герб. Ставили его даже на чугунные люки – один такой экземпляр не так давно был найден в металлургическом цеху.
В то же время многотысячная армия рабочих славилась революционными настроениями. Массовые выступления, протесты, забастовки, стачки здесь были обычным явлением. Многие семьи работали на заводе не одно поколение, стремление управлять жизнью в поселке и заводом передавалось от родителей к детям – заводской анклав называли «Сормовской республикой».
В 1899 году рабочие, недовольные задержкой зарплаты и снижением расценок за работу, подняли настоящий бунт. Разогнали полицию, громили завод и магазины, машины электростанции засыпали песком. Директор завода Федор Фосс едва успел убежать по Волге на моторной лодке. После восстановления порядка требования рабочих были удовлетворены.
Одним из самых рьяных революционеров был потомственный судостроитель Петр Заломов, ставший прототипом Павла Власова в романе Максима Горького «Мать». Кстати, сам Горький в детские годы жил в Сормове недалеко от главной проходной завода – там, где сейчас стоит здание ЦКБ «Лазурит». В романе писатель изображает жизнь сормовских рабочих исключительно трагично и явно необъективен. Завод обеспечивал работников бесплатной медициной, строил для них дома, предоставляя ипотеку под 4 процента. Школа в Сормове считалась одной из лучших в регионе. Первая церковно-приходская школа была открыта в 1885 году в здании новой Александро-Невской церкви. Затем школа получила еще два отдельных деревянных строения, а в 1903 году переехала в роскошное каменное здание в четыре этажа. Другой каменной четырехэтажной церковно-приходской школы в России не было. В сущности, это был прообраз профессионально-технического училища. Помимо Закона Божьего и общей грамоты в школе преподавались прикладная геометрия, алгебра, физика, техническое рисование и черчение. Мальчики изучали слесарное и столярное дело, девочки – рукоделие и основы педагогики. Правда, проработавший на заводе сорок лет Тихон Третьяков в своих мемуарах жаловался, что «пожертвования» на строительство Александро-Невской церкви были принудительные: с каждого рубля зарплаты отчислялась одна копейка. Школу поначалу также содержали рабочие. И даже добровольные пожертвования на возведение Спасо-Преображенского собора были устроены так, что от них нельзя было отказаться. Как бы там ни было, сормовичи воспринимали храмы как часть своей «республики», качали права и здесь – требовали, например, служить панихиды по рабочим, расстрелянным во время Кровавого воскресенья в Петербурге.
ХРАМ ВИЗАНТИЙСКИЙ И «КОПЕЕЧНЫЙ»
43-метровый собор виден с Большой дороги. Выполнен в стиле Святой Софии в Константинополе. Насколько главный купол получился парящим, как в знаменитой византийской святыне, посмотреть не удалось: верхний храм оказался закрыт. Храм впечатляет величием. Недаром очертания Спасо-Преображенского собора помещены на герб района.
Отдали наконец должное и основателю Сормовского завода Дмитрию Бенардаки. Бронзовый памятник промышленнику с моделью парохода на рабочем столе поставили в 2019 году неподалеку от собора, в самом центре Сормова. В советское время его если и вспоминали, то как «акулу капитализма». Дмитрий Бенардаки был одним из самых успешных предпринимателей в России. До 23 лет он и не думал о бизнесе, служил в Ахтырском гусарском полку. Но после смерти отца должен был заняться делами семьи. И так занялся, что стал одним из первых миллионеров в стране, создателем «Империи Бенардаки». Дружил с Гоголем, помогал ему финансами. Во втором томе «Мертвых душ» Николай Васильевич изобразил Бенардаки как образцового и благодетельного хозяина – Костанжогло.
Колокольня Александро-Невской церкви возвышается над цепью заводских зданий недалеко от главной проходной. Рабочие раньше называли церковь «копеечной» – в память о копеечных отчислениях. Храм был возрожден только в 2003 году и до сих пор сияет новизной: полированный гранитный пол, мраморный иконостас, росписи. 10 белых колонн только с виду новенькие – отлиты они на заводе из чугуна в 1882 году.
«ШКОЛА БАРРИКАД»
Историческое здание известной сормовской школы стоит в 200 метрах от Александро-Невской церкви, на Большой дороге. Оригинальный куб красного цвета с арочными элементами и украшениями в стиле модерн. Козырьки над входами сделаны брутально – весят на цепях. До революции над южным фасадом школы возвышался большой каменный крест – там на верхнем этаже располагался храм в честь преподобного Сергия Радонежского. Службы здесь проходили только в субботу и воскресенье. В остальные дни иконостас драпировали занавесом, храм превращался в четыре классные комнаты – его перегораживали деревянными щитами и ставили парты.
Спасо-Преображенский собор, здание школы, Клуб инженеров Сормовского завода, жилой трехэтажный дом служащих завода – автором многих зданий Сормова является нижегородский архитектор Павел Петрович Малиновский. В советское время ему удалось сделать неплохую карьеру в Москве, но ничего более значимого он не спроектировал.
Со стороны жилых домов школа ограждена интересным забором: столбы – из корпусов снарядов «катюш», в качестве украшений использованы кольцеобразные элементы танковой передачи. Старожилы вспоминают, как в детстве катали эти «кольца» на проволоке – игрушку такую делали. А жилые дома украшены изящнее – оградой 1916 года. Художественное чугунное литье было выполнено на Сормовском заводе. Вскоре после революции заказчик потерялся, ограда долго лежала на складе. А в 1927 году было закончено строительство двух «красных» многоквартирных домов, двор которых и решили украсить чугунным кружевом.
Теперь вместо креста на южном углу школы стоит скульптура – «Памяти героев революции 1905 года». Колыбель народного образования Сормова стала центром вооруженного восстания рабочих в 1905 году. К осени того года революционеры фактически взяли завод в свои руки, в цехах делали самодельное оружие. В Нижнем Новгороде ходили слухи, что сормовские бунтари идут на город, богатые нижегородцы покидали свои дома. 12 декабря восставшие соорудили баррикады возле школы, перекрыли путь к Александро-Невской церкви и заводу. В самой школе располагались штаб и боевая дружина, в окне была установлена самодельная пушка. За два дня боев полиция и казачьи отряды восстание подавили. Но революционный настрой сормовичей разгорался. А школа, официально носившая имя императора Александра III, стала известна как «Школа баррикад». Так горожане называют ее и сейчас.
Сормово стало отдельным городом в 1922 году. Впрочем, ненадолго. В советских реалиях Сормово было доверенным ревнителем боевых и технических инноваций самого разного рода. В этой заводской стране, откуда до выхода в Мировой океан более 2 тысяч километров, делали даже атомные подводные лодки. Только мало кто об этом знал.