А у Александра Сергеевича ничего не выходило. Признав себя проигравшим, рано утром композитор собрался идти на планерку, где честно признается — он не может написать эту чертову песню. Настроение было паршивым. Он решил побриться перед выходом и таким способом хоть немного успокоиться. Александр Сергеевич молча смотрел в зеркало в ванной и медленно водил по щекам электробритвой, как вдруг… в неровном гуле машинки услышал мелодию! Это был тот самый неподдающийся композитору куплет! Он тут же записал услышанное и на планерке уже не каялся, а с гордостью представил на суд публики свое произведение.
Готовая музыка была одобрена и отправлена поэту Леониду Дербеневу с чётким заданием написать песню обычного советского гражданина. Леонид Петрович всегда следовал указаниям беспрекословно и из-под его пера вышли строки «Я ведь пороху и не выдумал, И Америк я не открыл вовек, Я – простой советский человек!». Но цензура в те года была строга и такую песню никто бы не пропустил — это ведь как ирония над простым человеком! Но поэт видел песню так и ничего менять не хотел. Пришлось Зацепину идти к приятелю и увещевать его. Из всех приведенных композитором причин для переписывания стихов сработала только одна — поэту нравилось, что его песни уходят в народ и их поют повсеместно. На эту мозоль и надавил Зацепин, фыркнув, что первоначальный вариант композиции не будут петь даже бабульки на лавочке, не то что где-то в ресторанах. Обидевшийся поэт призадумался и написал душевное «В темно-синем лесу…».
Веселые и простецкие строки не могли пойти на запись без оценки цензоров и тут случился новый коллапс — проверяющие были недовольны отсутствием политической нотки и не могли понять кто эти зайцы с косами и что за траву они косят. Долгие споры, препирательства, но режиссер сумел отвоевать песню в изначальном варианте без корректуры. Отстоял он и сцену в кафе, когда пьяный герой Никулина громит зал, напевая про шальных зайцев. Так на свет родился один из самых ярких хитов советского кинематографа.