1221 год. Войско Толуя и мусульманские союзники уничтожают Мерв. Население вырублено, мечети сожжены, укрепления срыты. Но жизнь теплится, давая шанс своим. Которым свои воспользовались по-своему.
Продолжение. Предыдущая часть и народ Мерва, лежат ЗДЕСЬ
Общее начало ТУТ
Музыка на дорожку
Выслушай всех и найди середину
Единство летописцев относительно скорбей Древнего Мерва, его гибели (как великого города) и постепенного запустения, расходится в цифрах. Джувейни и Ал Асир указывают на 1 300 000 и 700 000 избитых соответственно. Это допустимо на дистанции 7-10 лет, с учетом общих демографических потерь мервского оазиса, но не при одномоментной рубке.
Тот же Джувейни скрупулезен в описании жизни Мерва после Толуя, говоря о восстаниях, бегстве населения, попытках обустроиться на развалинах, и четырех(новых) волнах истребления. Но! Не останься в городе народа, кому восставать? Кому выгонять монгольского шихне? Кому резать монгольских пособников? Кому ждать Джалаль ад Дина?
Потому столь интересен пересказ Абулгази. Автор чингизид, а его труд содержит важнейшие детали и (самое главное!) цифры, в точности соответствующие количеству населения, и испытаниям. Которые оно могло вынести, и которые не смогло.
Летописец повторяет Джувейни относительно четырех волн умерщвления. Скупясь на их описания, он говорит что каждая уносила 50 - 60 тысяч человек. Это соотносится с полумиллионным населением города, показывая что Мерв бился за жизнь отчаянно и тщетно.
Но! Сухая цифра (без буквы) веселит скупца и радует математика. Когда же род человеческий считая, перестанет читать, и его дням настанет окончательный счет.
Почитаем и мы, отсрочив неизбежное и отвергнув навязываемое господство (цифры). Благодаря Бога за то что в отличие от грядущих, у нас еще есть возможность ей не покоряться.
Ужас без конца
Никогда это не приходит навсегда, на часто надолго
Месяц - другой после Толуя, жизнь Мерва напоминала Питер или Харьков первой большевистской зимы. Безлюдье улиц, мало еды, много крыс, еще больше преступников. Незаметное солнце пробивающее чад переулков, но не сердечную серость.
Шестеренки новой власти сбоили, проявляясь ночным воем из пыточных ям, где плоть уже рвалась, а кость дробилась, хоть и не в полную еще силу. Рыночные площади пустовали. В каналах и бассейнах плавали отцы города и сильные мира, изредка вытаскиваемые собачьими вожаками.
Малейший ветерок приносил с полей волны миазмов и смрада, напоминая во что монгольский Царевич превратил хорасанские равнины. Пошли болезни, добившие выживших слабых и укрепившие сильных так, что оставшийся мог пить из любой канавы, не рискуя отравлением или прихваченным животом.
Те (из страдавших им ранее) кто сохранил способность удивляться - удивлялись. До войны живот начинал бурлить сразу. Стоило только пренебречь рекомендациями табиба, отведав сыра или небольшого кусочка благословенной дыни ал-сафъ.
После, тот же человек, отнимая пищу у собак и самих собак делая пищей, не ведал что такое слабый желудок, позабыв как ощущается колика. Даже ришта в тот год не возвращалась.
Зато вернулись монголы и их присные, прочесывая город как гиена долины. На переулках наставили рогаток. У костров дежурили ополченцы из местных бродяг. Едва голод выгонял человека из норы, его хватали и пристраивали к делу.
Потому что когда людей становится меньше, требования к оставшимся растут.
Лишние люди
Какое же это счастье, когда ты никому не нужен
Большие города и Мерв не исключение, созданы чтобы плодить несчастных людей. Не имеющих в обществе своей части, а его участия в собственной жизни. Предоставленные себе, они росли и мужали, ходили и мелькали незаметно достигая тридцатилетнего возраста, когда меняться хочется но поздно, и сорокалетнего, когда еще не поздно, но не хочется.
В придонном слое булькало все.
Стыдящаяся себя бедность, отверженность родственниками, породившая пренебрежение окружающих. Молодые годы отданные работе, и ее вероломный уход к новому (молодому!) избраннику. Внутренняя порча неуживчивости, порождающая склоки в любом месте и с каждым.
Беспутная юность незаметно ставшая зрелостью. Склонность виниться и обвинять. Видеть дела большими чем они есть, предпочитая неделание ошибкам. Требовательность к себе родившая уныние, и требовательность общества родившая вражду.
Мало ли поводов дает мир человеку - не рожать детей, и какое обществу дело до не родивших. И какое не родившим дело до него. А дело есть. Чем больше в мире бездетных, тем больше у него могильщиков.
В силу вещей, именно ненужных людей Толуева бойня затронула меньше.
В поля им не приказала идти цеховая гильдия и ремесленный мастер. Не позвал за собой уважаемый старейшина и добрый сосед. Не призвал покориться имам и вельможа.
Не замечая этих людей до истребления, не заметили их и во время него, но заметили после.
Монгольский наместник (шихнэ) Бармас держал в Мерве помилованных художников, известных искусством постройки, оружейным ремеслом и выделкой ткани. Четыре тысячи человек жили невольниками, требуя ежедневного обеспечения. На него то и бросили выживших людей, отправленных пахать землю, жать зерно и печь хлеб.
Раньше трудом не все они брезговали, но большинство избегало, предпочитая бродить по городу в часы досуга. Собственно в него и превратилась вся жизнь. Праздность располагала к размышлениям о себе, о мире как обществе, и мире как его общества состоянии.
Лишние люди осознавали себя воинами, оттесненными на обочину обабившейся жизнью. Одинокими волками в овечьем загоне натужного лицемерия.
Бесцельно шастая по базарным площадям, волки перебивались брошенной лепешкой, горстью изюма или сушеного творога. Иногда перепадала миска харисэ, пусть и не с мясом, но густо сдобренная бараньим жиром и паприкой.
В такие дни размышлять о предназначении было особенно сладко. Случается что один человек убегая от себя выдумывает дела, а другой убегая от дел выдумывает себя. Похватав волков за шкирку, монголы погнали их бесплатно выполнять работу, которой ранее они гнушались за деньги.
Ветер перемен он такой...
Личное в людях
Местный гарнизон составили тоже ненужные, но другого склада. Те кто мстил ближнему за снисходительную доброжелательность. Которая так оскорбляет любого, и так унижает принявшего.
Им достался непочатый край работы. Дни поисков и ночи расправ.
Соплеменников драли на части за степенность и сытость, спокойный жест без суетливости и дерганного тика. За теплоту, говорящую тебе здесь не место. За улыбку, указывающую на оконченный разговор.
Получив шанс на будущность, они использовали его для сведения счетов, чтобы утвердившись на чужом горе, провалиться в ад.
Шайки рыскали по домам, обшаривали кладовые и подклети, выискивали потайные норы, где прятались... изгнавший с работы хозяин, насоливший сосед, детские обидчики по медресе.
Nil inultum remanebit!
Несчастные и не подозревали, сколько (и скольким) нанесли обид. Одни повторяли: за что! Другие злорадствовали: а помнишь?
Новая жизнь не шла впрок. Ей распоряжались хуже чем жили старую. Раньше лишние хвастались совестью, не имея зубов. Теперь хвастались зубами, лишившись совести.
В мертвом Мерве гремели свадьбы. Жить стало лучше, жить стало веселее. Освобожденный народ радовался, выстраивая новую жизнь на вулкане старой. Никто не думал, что извержение повторится. И не единожды.
Вскоре, другие злодеи отправят их в тот же ров, в какой они скинули ближнего. С выпачканной ненавистью душой и руками замазанными кровью. Нам ли (землякам Землячки), читавшим про Красный террор в Крыму и художества Одесской ЧК. Нам ли не знать, как оно бывает...
Толуй уже отправился в Нишапур, а древний Мерв не отпускает повествователя, хватаясь за полу как умирающий старик. Торопясь рассказать обо всем в подробностях, и без корысти.
Ох уж эта молодость. Вечно спешит, а потом вспоминает, о чем старик говорил... о чем сказать хотел... Рассказы старых отборный жемчуг, дается даром, но никто не берет. Возьмем себе пригоршню, другую.
Одна за одной по Мерву пронеслись еще четыре волны истребления, стоящие того, чтобы описать как, попытавшись понять за что.
Никогда человек, никогда не мсти ближнему за собственную несостоятельность. Отдышись и живи. Здоровей будешь.
Подписывайтесь на канал. Продолжение ЗДЕСЬ
Резервные площадки (Телеграмм, ВК, ЖЖ, Телетайп)