Батя у меня любил выпить. Капитально так, не закусывая, иногда, с забегом на две недели, временами до белочки. Помню, мне лет двенадцать было — включаю телик, тушу свет, устраиваюсь поудобнее на диване, через пару минут должен был начаться “Рембо 2”, вдруг, с криком “ах ты ж ссссууука!” в комнату вбегает батя, и, размахивая кухонным топором, летит в моём направлении. Комната была маленькая, деваться некуда, думал всё, кина не будет. Оказалось это он вовсе не на меня, а на огромного, медленно сползающего паука, притаившегося на ковре за моей спиной. Когда угроза миновала, и кровожадная тварь трусливо ретировалась батя меня поднял, крепко обнял и весь дрожа, с ужасом в голосе сказал: “пойми сынка, ещё бы секунду и всё, потерял бы я тебя навсегда”.
Потом я его искренне благодарил за защиту. Переубеждать смысла не было.
Словом, начало фильма получилось смазанным, да и продолжение не показалось столь остросюжетным, как пророчили в школе.
Запои отца не мешали ему в промежутках участвовать в областных отягощающих мероприятиях, и даже завоёвывать медали. В общем, был здоров, как бык. Какое-то время я был уверен — сильнее нет человека на белом свете. Бывало, когда мне ещё лет пять было, зайдёт в комнату, возьмёт две гири по 32 кг. и давай ими жонглировать, будто надувными. В эти моменты меня иногда до мурашек пробирало от гордости. Думал, вырасту — таким же стану. (Не стал.)
Матушка у меня тоже слабостью не отличилась. Однажды, когда ей было четырнадцать лет, она из села Теньки, что в Татарстане, к себе в деревню Бурнашево в мешке из-под картошки приволокла 16-ти килограммовую швейную машинку. При этом расстояние между селом и деревней 25 км. И помимо машинки в поклаже были и другие вещи. Словом, женщина была сильная, волевая.
То, что батя был слаб на горячительное, понятное дело, маму очень расстраивало. Из-за поила он мог пропасть недели на две, а мы потом с мамой, когда бывали снегопады, искали его вечерами, разглядывая сугробы, будто что-то потеряли. Мама почему-то переживала, что однажды может замерзнуть насмерть. Меня же больше тревожило чувство стыда: каждый раз, когда задумывался, что про эти поисковые мероприятия узнают мои друзья, да и в школе, по спине бежал мерзкий, унизительный холод. Да и не верил я, что батя вот так вот может лежать и спать в сугробе, ведь я его ни разу не видел настолько пьяным. Как-то я кричал маме: «Не пойду! Надоело! Ненавижу!», на что она в ответ причитала со слезами: «А кто ж меня защитит, кроме тебя, если ко мне кто-то пристанет? На улице-то темно...». В Мурманске и вправду рано темнело. И конечно, после таких слов, я молча натянул зимние сапоги тридцать четвёртого размера, мужественно натягивал по глаза воротник свитера маминой вязки, и мы двинулись в очередной раз на поиски.
Однажды, это было всего один раз, в тот вечер пурга была особенно яростна, когда мы с мамой проходили мимо одной из пятиэтажек, со стороны сугроба, которым был завален вход в подвал дома я услышал храп. Подобравшись ближе, увидел в снегу небольшое отверстие. Это был мой батя.
Из-за поила отца попёрли с завода, где он был именитым бригадиром-мастером, мог бы начальником цеха — не хватало корочки с высшим. Из-за поила же, в конце концов, прожив вместе с горем пополам порядка 16 лет, родители разбежались, и отец уехал в родной город. Это случилось как раз в тот момент, когда он был мне нужен больше всего (подростковый период). Но история не про это.
Итак, к сути.
Мне тогда было лет пять. Батя, придя с работы, первым делом довольно шустро зашагал в ванную. Мама, видимо почуяв неладное (как потом выяснилось, отец подозрительно долго мыл руки), решила проведать и обнаружила, что тот активно начищает зубы.
Осознав всю обречённость ситуации (батя опять уйдёт в запой и пропадёт), крайне досадуя, мама берёт первый попавшийся предмет (швабра) и давай, не щадя сил, колошматить батю куда попало, разумеется, приправляя это обидными словами (не матом, мама бранных слов не знала, потому как татарка и по-русски говорила плохо).
Я в этот момент начинаю истошно орать; дико испугался, что отец сейчас в ответ сделает с мамой. Ведь до этого мама на него при мне никогда руку не поднимала, а тут такое. Если бы он захотел, мог бы её связать в узел, а уж что было бы от удара, страшно подумать. Но он повёл себя иначе. Отобрал швабру, спокойно отложил её в сторону, продолжая принимать мамины побои, ухватил её за руки, и немного приподняв отодвинул в сторону. После чего спокойно направился к выходу из квартиры.
Может это было и не осознанно со стороны отца, и он ни разу мне не говорил, что-то из серии “никогда не поднимай на женщину руку”, а мне уже 40, и я ни разу этого не сделал, хотя поводов, конечно, была масса.
👇 Как этот влияет на мою жизнь рассказал в закреплённом комментарии 👇. Мира вам и вашим семьям.