Привет. Мой новый подопечный – Вовка – страшно боится темноты. Даже спит с ночником – небольшой лампой, постоянно светящейся возле его кровати. Мы, Маленькие Ангелы, обязаны охранять покой подопечных. Если горящий светильник дарит мальчику уверенность и спокойствие, то так тому и быть.
Но недавно произошла авария. На улице бушевала гроза. Сверкнула молния, и отключила электричество в Вовкином доме. Ночник погас, а мальчик проснулся от громогласных раскатов грома. В первый миг он еще ничего не понял, комнату освещали отблески молнии. Но через секунду помещение погрузилось в кромешный мрак.
Вовку охватил липкий ужас. Он не переносил темноты, боялся и паниковал. Ужас наполнил его маленькую грудь. Он набрал побольше воздуха в легкие и собрался заорать что есть мочи.
Ангел всегда приходит на помощь в критической ситуации. А Вовка попал именно в такую. Мама и папа мирно спали за стенкой. Родители не знали, что их сынок попал в беду. Его душа попала в мохнатые лапы ужаса.
У меня, Маленького Ангела, на такой случай есть целый набор действенных средств успокоения. Обычно я превращаюсь в кошку. Сворачиваюсь клубком и устраиваюсь под боком испуганного малыша. Начинаю тихонько мурчать, тогда ребенок успокаивается и засыпает. Это работает отлично, но не с Вовкой. Паника не позволяет мальчику ощутить мое еле слышное урчание. Он глух к моим успокоительным мерам.
Нужно было срочно придумать что-то оригинальное и мощное. Время для Ангелов не существует. Пока Вовка собирался крикнуть, я составил и запустил план спасения от страхов. Ниже он приведен со всеми подробностями.
Вовка только-только открыл рот, чтобы издать вопль, как через закрытые веки увидел нечто странное. На него сверху сквозь потолок и, возможно, квартиры верхних этажей надвигался огромный поезд. Состав гудел и скрежетал, колеса скрипели о невидимые рельсы.
Нежданно поезд оказался нежно-розового цвета. Паровоз украшали яркие цветы разнообразных оттенков: красного, малинового, желтого, синего и голубого. Нежнейшие лепестки и очаровательные бутоны не гнулись от движения. Они сохраняли первозданный вид, несмотря на скорость состава.
Вовка еще раз набрал воздуха в грудь, чтобы крикнуть, но не успел. Состав остановился рядом и оказался огромной, высотой с дом, нежно-розовой миленькой гусеницей. На гладкой поверхности ее тела местами виднелись зеленые бугорки. На них быстро-быстро расцветали самые обыкновенные одуванчики. Бутоны с огромной скоростью раскрывались желтыми длинненькими лепестками и так же быстро вызревали и превращались в воздушные шапки из беленьких вертолетиков. Самопроизвольно семена с парашютами враз слетали с головок цветков и отправлялись в самостоятельное путешествие по комнате.
Словом «миленький» мама называла то, что ей не очень нравилось. Вроде штука не особенно интересная, но раскритиковать ее не за что. «Миленькое платьице» – говорила мама. Это означало, что вещица ей не по вкусу. Покупать точно не станет.
Гусеница уставилась на мальчика лиловыми глазищами и открыла рот. Вовка не успел ничего подумать, как услышал:
- Здравствуй, дорогой гость. Ну, наконец-то ты выключил этот свой противный ночник.
Вовка хотел защитить свой светильник. Это полезная вещь, помогает не бояться темноты. Но гусеница не позволила ему произнести ни слова. Она тараторила:
- Приветствую тебя на Планете Ясности. Здесь много разных стран, в которых живут самые удивительные существа. Но все они не могут ни пить, ни есть, ни двигаться и даже дышать, пока горит ночник. Жители Планеты Ясности погружаются в анабиоз, замирают и ждут только одного: когда лампа погаснет. Сейчас мы отправимся на экскурсию, дорогой гость, и я тебе все покажу.
Над ухом прогудело:
- Занимайте места, согласно купленным билетам.
Вовка возразил:
- Как же займу места, если лежу в постели и должен спать?
- Ну, какой ты непонятливый, – удивилась гусеница.
Когда Вовка говорил какую-то явную глупость, мама всплескивала руками. Затем спокойно и дружелюбно объясняла суть его неверного высказывания. У гусеницы не было рук. Она всплеснула своими громадными боками. Розовая поверхность тела пошла волной, застыла и опустилась на прежнее место. От этого движения все созревшие одуванчики выпустили парашюты семян одновременно. Веселый вихрь закружился между Вовкой и гусеницей. Несколько парашютиков попало в нос пришелице. Вернее, в красный отросток, находящийся в том месте, где у человека нос. Гусеница сморщила отросток и громко чихнула.
Затем продолжила тараторить:
- Подвинься на центр кровати, крепко обними Сонного мишку, и поехали. Ну, поторапливайся.
Сонный мишка – это Вовкина любимая игрушка для сна. Белый, очень-очень мягкий и приятный зверек. Каждый вечер Вовка берет его с собой в постель, крепко прижимает мягкое тельце и отправляется в пространство снов.
Вовка выполнил указание и услышал:
- Осторожно, двери закрываются.
Тут же он оказался на спине серой моли. Они летели в неизвестность. Мальчик собрался было испугаться, но передумал. Он сидел на мягкой спинке моли, лицо обдувал теплый, еле ощутимый ветерок. Спинка была даже мягче и приятнее Сонного мишки.
Этим летом они с мамой ездили к Старенькой бабушке в деревню. Это мама Вовкиной бабушки – прабабушка. У Старенькой бабушки на хозяйственном дворе жила утка. Она как раз вывела утят. Отложила яйца и сидела ни них более недели, согревая своим телом. Из яиц вылупились маленькие желтые утята. Старенькая бабушка дала Вовке одного подержать. Он был теплый, мягкий и трепетный. Вовка ощущал, как в маленькой груди быстро-быстро стучит утиное сердечко. Малыш даже тюкнул его в руку клювиком. Но было не больно и не страшно. Моль по ощущениям походила на только вылупившегося утенка. Никакой угрозы Вовка не ощущал.
- Первый пункт экскурсии: Страна невыученных уроков, – прогудела моль голосом гусеницы. – Приехали.
Вовка огляделся. Его глазам предстала странная картина. Недалеко ехал совершенно невозможный автомобиль. Он кособоко переваливался и подпрыгивал, резко дергался и заваливался. Его несли треугольные колеса разного размера. Когда колесо с одной стороны становилось на угол, машина приподнимала этот бок. Потом резко падала, так как колесо проворачивалось плоскостью к земле.
Внутри, насколько Вовке было видно, тоже были одни углы. Обшивка салона походила на гору щебня. Внутренняя поверхность крыши состояла из ячеек. Стыки отдельных элементов выдавались в салон острыми гранями. В некоторых местах с крыши свисали шипы.
В салоне сидела Большая черепаха. Объемный панцирь покрывал деловой пиджак, из толстых складок шеи выглядывал галстук-бабочка, лапы придерживали пухлый портфель. Каждый раз, когда автомобиль подпрыгивал и переваливался, ее голова сильно дергалась. Большая черепаха билась об очередной угол или шип, громко вздыхала и стонала. На месте ушиба сразу вырастала большая шишка. Вся голова и морда черепахи были покрыты шишкообразными отростками.
Вовка участливо спросил:
- Вам больно?
- Конечно, очень больно, – горестно ответила Большая черепаха.
- Зачем же вы сели в такой неудобный автомобиль? – поинтересовался Вовка.
- Надо ехать. Дела сами не сделаются, нужно ехать обязательно.
- Почему же вы едете в таком опасном транспорте? – недоумевал Вовка.
- А в каком еще? – удивилась Большая черепаха. – Другого нет. Эту машину пэтэушники делали, – непонятно прокомментировала странная собеседница.
- Но почему не найти нормальную, удобную машину? – настаивал Вовка.
- Пэтэушники, везде пэтэушники, – причитала Большая черепаха. – Геометрию прогуляли, физику не учили, не знают, что колеса должны быть круглыми.
Вовка хотел спросить, кто же им позволил заниматься машиностроением, но не успел. Над ухом прогудело:
- Осторожно, двери закрываются.
Он опять летел вдаль на спине серой, мягкой, уютной моли. Приключение воодушевило мальчика. Он заинтересованно спросил:
- А теперь куда?
- В Страну шепелявых страхов, – раздалось равнодушное гудение. – Приехали, слазьте.
Вовка огляделся. Ничего не было видно, только темнота. Непроницаемый мрак вокруг, из которого неслось угрожающее:
- Ш-ш-с-с-ш-ш-с-ш-ш…
Вовка напрягся. Липкий привычный ужас поднялся темной волной в душе и сразу поработил его ум. Мальчик зажмурился и стал втягивать воздух, чтобы заорать. Надо позвать маму, чтобы она забрала его из Страны шепелявых страхов на Планете Ясности.
Он уже было открыл рот, но остановился. Из-за ужаса его слух обострился. Сквозь грозное шипение он услышал жалобное подвывание:
- О, как нам страшно. Ш-ш-с-с-ш-ш… Как мы боимся!
В голосе было столько тоски, что Вовкин страх немного поутих. Хорошо иметь товарища по несчастью. Вдвоем бояться не так страшно. Он приоткрыл один глаз, чтобы разглядеть подробности.
Темень вокруг была уже не такой густой. Перед его взором проплывало нечто, похожее на его ночной кошмар. Опять втягивая в грудь воздух для крика, мальчик, тем не менее, наблюдал за происходящим.
Мимо плыла страшная мохната рожа с огромными острыми зубами. Такими, если вцепится, то загрызет насмерть. Открыв для ора рот, Вовка разглядел глаза страшилища. И опять не закричал. Наоборот, уставился на необычное явление уже двумя глазами. И было чему удивиться. На него жалостливо смотрели круглые выпученные глаза, больше подходившие побитой собаке.
У них во дворе жил пес, которого гоняли соседские тети. Псина ходила за людьми, выпрашивая подачку. А некоторые злобные тети и дяди пинали ее, прогоняли, даже кидались камнями. Вовка с мамой подкармливали собаку из жалости. Завидев их на прогулке, она всегда подбегала, помахивая хвостом. Снизу вверх смотрела на Вовку и маму с надеждой и грустью, опускала морду к земле, а иногда падала на спину, подставляя живот. Мама говорила, что тем самым собака выказывает доверие людям. Она открывает им самое незащищенное место – живот.
Зверюга из Страны шепелявых страхов смотрела на Вовку с тем же подобострастием и надеждой. Раздался ее писклявый, жалостливый голосок:
- Человек, не обижай меня. Ты большой и сильный. У тебя есть палки, плетки, камни и другое оружие. Не избивай меня. Я боюсь.
Вовка сильно удивился такому повороту событий:
- Постой. Ты же чудовище из темноты. Это я боюсь тебя.
- Чего меня бояться? Я слабое, беззащитное существо, которое всяк может прогнать, побить, покалечить. Мне очень-очень страшно. Больше всего я боюсь человека. Сейчас ты вытащишь из кармана палку и станешь больно бить меня по спине. А-а-а-ш-с-ш-с-ш… - зашепелявило чудовище.
- Но у меня нет палки, – резонно возразил Вовка.
- Значит, ты вытащишь плетку или веревку и станешь меня, бедненькое, колотить. А-а-а-ш-с-ш-с-ш…
- Но я в пижаме, в которой нет карманов. Смотри. – Вовка покрутился перед мордой, демонстрируя простой покрой ночной одежды. Там действительно отсутствовали карманы.
Вовка пристально смотрел на чудовище. То никак не хотело верить в безопасность собеседника. В уголках выпученных испуганных глаз стали появляться шарики слез. Слезинки переливались разными цветами и имели по восемь небольших ножек. Они быстро побежали к кончику носа чудовища. Оказавшись на черной лакированной коже, превращались в радужных бабочек и разлетались в разные стороны.
Вовке стало жалко это странное чудовище, умевшее плакать такими красивыми бабочками. Он сказал:
- Не плачь. Я тебя не обижу.
Чудовище, как дворовая псина, припало мордой к земле. Вовка увидел его лохматый хвостик, который стал забавно двигаться вправо-влево. Приветливое помахивание выдавало надежду чудища на отсутствие неприятностей. Зверь демонстрировал собеседнику свое подчиненное положение. Именно он, Вовка, мог сейчас карать или миловать. А чудище подчинится любой его воле.
Тут веселый хвостик исчез вместе с хозяином. Мимо поплыла другая ужасающая рожа из ночных страхов. Огромная горилла с восемью лапами надвигалась из темноты. Морду ее украшали острые клыки, с которых капал яд. Вокруг челюсти топорщились шипы, нацеленные прямо в Вовкин глаз. На ушах сидели ядовитые змеи и страшно шипели, пытаясь покусать доверчивого мальчика.
Вовка снова напрягся. Но решил сначала присмотреться. Морда подплыла ближе, и страх опять рассеялся. Вовка явственно увидел, что клыки чудища мягкие. Они покачивались от движения хозяина и то и дело вяло опадали к подбородку. Горилла поднимала сдувшиеся клыки и пыталась установить на прежнее место. Получалось плохо. Мешали шипы, превращающиеся в степной ковыль. Шипы сворачивались спиралями, путались, цеплялись за клыки и сбивались в неаккуратные комки.
Горилла горестно вздыхала, пытаясь навести порядок на морде. Действовала при этом лишь одной лапой. Вовка подивился, ведь рук у чудища восемь. Присмотрелся. Семь огромных лап весели плетьми вдоль тела. Каждая была поломана в нескольких местах и повязана какими-то тряпками. Лапы в таком состоянии не работали, только мешали хозяину двигаться. С такими физическими данными не устрашать надо, а самой спасаться.
Из опасностей оставались змеи на ушах. Вовка посмотрел в их сторону. Но и тут его ждало радостное разочарование. То, что издали он принял за шипящих змей, оказалось детскими свистульками. Он видел такие, когда ездил с мамой к морю.
На голове чудища плотно сидела вязаная шапка со свистульками, прикрепленными по бокам. Когда зверюга двигалась, ветер попадал в отверстия свистулек, и они издавали шипящий звук. Причем страшилище пугалось свиста, озиралось по сторонам и неловко подпрыгивало. Никого не обнаружив, начинало тревожно и жалобно причитать:
- Ох, как страшно, как мне страшно! Боюсь, боюсь, боюсь.
Вовка хотел спросить, чего же боится этот нелепый зверь, но не сумел. В комнате вспыхнул свет:
- Вовчик, ты спишь? – тихонько спросила мама. – Не испугался?
- Ну, мама, зачем ты включила свет! – недовольно откликнулся Вовка, прищурив глаза. – Выключай и давай спать. Спокойно ночи, – добавил он вежливо.
- Ты разве не боишься? – подивилась мама.
- Нет. Скорей выключай ночник. Спать хочу.
Мама выполнила его нежданную просьбу и покинула комнату. Вовке очень хотелось продолжить экскурсию. Он прижал посильнее Сонного мишку и закрыл глаза. Но ничего не увидел. Вокруг была только темнота. Он подождал, ничего не происходило. В душе опять возник предательский страх.
Вовка уже стал привычно набирать в грудь воздуха, но призадумался. А кто там в темноте? Кого он прямо сейчас боится? Может, там нелепый зверь, вздрагивающий от своих свистулек? Или на него глядит тоскливо-безнадежно огромный трусливый пёс? Вовка представил мордашку со слезами-бабочками. Улыбнулся, протянул руку, чтобы погладить испуганный нос, и крепко заснул.
Больше он не боялся темноты и никогда не пользовался своим детским ночником.