Легендарная Брестская крепость, крепость-памятник, крепость-герой, ставшая на пути немецко-фашистских войск огненным рубежом 22 июня 1941 года… Сегодняшнее наше повествование лишь о двух героях, оборонявших цитадель, двух лейтенантах — белорусе, уроженце Узды, пехотинце, командире взвода Александре Махначе и русском, летчике, командире авиационного звена Петре Рябцеве.
Сражавшийся в казематах крепости. О войне и судьбе Александра Махнача
Многие из читателей, безусловно помнят поэму Александра Твардовского «Василий Теркин», где есть такие проникновенные слова:
Бой идет святой и правый.
Бой идет не ради славы,
Ради жизни на земле.
Это и о нем, девятнадцатилетнем лейтенанте Александре Махначе, уроженце деревни Заболотье Узденского района Минщины, принявшего в грозном июне 1941 года взвод 455-го стрелкового полка в Брестской крепости ( в крепость вместе с другими выпускниками училища он прибыл 18 июня 41-го(!) — Прим.авт.).
Из воспоминаний самого Махнача, тогда только-только окончившего Калинковичское пехотное училище:
21 июня 1941 года, суббота. Наш батальон возвращается с учебных занятий в старинную крепость над Бугом. Бойцы поют песню. А завтра нам не пришлось увидеть восход солнца. Небо вдруг почернело, земля застонала от страшных взрывов. фашисты под прикрытием артиллерии и авиации ворвались в крепость.
Александр в ту ночь находился в казарме своего полка:
Взрывная волна ударила в раскрытую дверь, сбросила меня с дивана. Я увидел, как в полумраке, в пыли осыпающейся штукатурки мечутся тени. И понял, что это мои красноармейцы в белье. Я не слышал собственного голоса и все же кричал: «Я — лейтенант Махнач! Слушай мою команду! В ружье!
Лейтенант Махнач вместе с другими немногими командирами (большинство из них, проживая на квартирах, так и не смогли пробиться в расположение полка — Прим.авт.) организовал оборону, расставляя пулеметчиков и стрелков. Весь день, 22 июня, его взвод отбивал атаки противника. Молодой офицер видел вокруг себя только смерть, кровь, гибель и впервые сам стрелял и убивал врагов.
23 июня бойцы 455 стрелкового полка обнаружили в своем расположении уцелевший склад боеприпасов, добыв новенькие, еще в заводском масле автоматы, а также и работоспособную радиостанцию. Это подняло настроение бойцов, но на все попытки связаться со своими отвечали... фашисты… Они похвалялись, что уже взяли Минск, а через неделю будут в Москве. Впоследствии Махнач рассказывал:
Мы, конечно, не верили гитлеровцам, но поняли, что Родине трудно и помощь к нам не придет… нам тут сражаться до последнего патрона. Раненные попросили вынести их из подвалов и дать оружие.
Получив никак не ожидаемый отпор наших воинов и понеся значительные потери в первые же дни штурма крепости, немцы стали активнее применять артиллерию, минометы и авиацию, их самолеты даже сбрасывали на защитников крепости бочки с бензином и мазутом, поджигая их трассирующими пулями. И тогда едкий дым не давал нашим воинам дышать, выедал глаза, также фашисты засылали на территорию крепости переодетых в советскую форму своих лазутчиков и снайперов, стараясь выбить командный состав защитников.
И снова из воспоминаний Махнача:
Это было на второй день обороны. Я лежал среди развалин и вел огонь из автомата. Вдруг страшная боль пронзила мне левую ногу. Оглянувшись, я увидел, что по мне вел огонь «красноармеец» ... Прицельным огнем автомата уничтожил его. Убитый оказался переодетым немецким унтер-офицером.
Рана Александра Махнача была очень тяжелой. Пуля прошла от пятки до колена: «…Я ползаю, ходить не могу…» Он уже не мог в полной мере сражаться и был отправлен в подвал, к раненым.
Особенно тяжелая обстановка в крепости была с продовольствием, которое неумолимо заканчивалось, еще хуже — с водой. По воспоминаниям Александра Махнача:
Хоть и голодные, но без воды — никак. Пробовали прострелить из пистолета водопроводные трубы, но безрезультатно… Ночью делали вылазки к речке за водой, но мало кому удавалось ее принести, берега реки все время поливались пулями.
Воду в первую очередь в пулеметные кожухи доливали, а уж что оставалось — раненым. К вечеру немцы захватили казарму рядом с нами. Ночью смотрим: на втором этаже огоньки папирос — курят. Злость меня взяла. Завтра они по нам огонь сверху начнут вести. Соорудил я большущую связку гранат и с двумя красноармейцами через подвал забрался в здание. Рвануло так, что кирпичные своды вместе с немцами обрушились. Очнулся — меня мои бойцы трясут, а что кричат — не слышу. Из ушей кровь течет...
Помнил Махнач и как враг по радио вел агитацию, чтобы красноармейцы убивали политруков и евреев, а сами сдавались в плен. «В ответ этому прозвучал приказ от командира к бойцу и от бойца к бойцу: «Подготовиться к бою!»
Во время сильной атаки врага 26 июня на участке 455-го полка сражались даже тяжело раненые и контуженые. В этот раз враг шел лавиной. Выполз из подвала в казарму и лейтенант Махнач. Первое, что увидел, был пулемет «максим» с заправленной лентой и рядом убитый пулеметчик. Махнач отодвинул тело красноармейца и взялся за рукоятки «максима».
«Враг вел на ходу огонь из автоматов и пули барабанили о щит пулемета. Мне побило руки и лицо брызгами расплавленного свинца». В его памяти остались набегавшие плотной цепью зеленые фигуры врагов и злой, торопливый рокот его пулемета. Затем последние силы оставили Махнача и лейтенант потерял сознание. Очнулся Александр Махнач в плену. Ему довелось пройти через страшные фашистские лагеря вплоть до освобождения, наступившее лишь в 1945 году.
Измученный нечеловеческим отношением гитлеровских лагерных надзирателей и обессиливший от болезней, голода и холода, Махнач еще долго, вплоть до 1947 года, находился на излечении и восстанавливал силы. Тяжело было ему и морально — земляки, дошедшие до Победы, вернулись с наградами, а у него...плен…
О плене Александр Махнач практически никогда не распространялся, лишь в конце жизненного пути поделился с сыном Максимом:
Я прямо за пулеметом и потерял сознание, просто провалился в темноту. Очнулся уже на немецком понтоне среди других пленных. Сперва с нами обходились более–менее по–человечески. Даже вернули нашим медикам инструменты, кое–какие лекарства, бинты, разрешили проводить операции. Это меня и спасло.
А потом был лагерь неподалеку от Бреста. Из двенадцати тысяч пленных в нем выжило около трехсот. Почти не кормили — давали немного хлеба и воды. Начался тиф. Немцы боялись подходить к баракам. Каждый день наши выносили трупы, по ним охрана и считала, сколько живых осталось. Скоро у нас уже не было сил выносить всех умерших. Немцы же продолжали забрасывать нам за проволоку хлеб по своему счету. Так и спасли нас мертвые товарищи от голодной смерти.
Потом нас перевозили под Ченстохов, там был филиал Майданека. Везли в товарных вагонах. Наши ребята припрятанной пилкой доски в полу прорезали и начали прыгать на ходу. Немцы спохватились. Всех выгнали из вагонов, заставили лечь лицом в землю. И вот идет офицер с пистолетом в руке, считает: «Айн, цвай, драй...» И пулю в затылок. Трижды приходилось так ложиться. Я лежал и думал: пусть бы уже счет на мне кончился, кончились бы и мучения. После войны я не то что говорить по–немецки, я слышать этот язык не мог! Потом, когда в Литературном институте в Москве учился, мне, как белорусу, разрешили вместо немецкого языка русский сдать. Так в моем дипломе и записано: иностранный язык — русский.
1 декабря 1944 года нас, около пятисот пленных офицеров, перевезли в концлагерь Везуви на границу с Голландией. Освободили нас канадцы. Подлечили, подкормили, дали возможность домой написать, а потом передали нашим. Письмо мое только через год домой пришло, проштампованное советской военной цензурой. Потому что все, кто в плену был, сразу же попадали под подозрение, нас «СМЕРШ» проверял. В Везуви карточки пленных сохранились, там и была прописана вся моя лагерная биография. И то, что в плен попал во время боя в бессознательном состоянии и что никаких «заслуг» перед лагерным начальством не имею. Так что фильтрацию я прошел, хоть и затянулась она. Вернули мне офицерское звание, восстановили в комсомоле. Возвратился домой, в родное Заболотье. Узнал, что мою мать немцы, когда отступали, сильно избили. Она не захотела снимать со стены фотокарточку. На ней я и мой старший брат Николай, оба в военной форме. Мы незадолго до войны сфотографировались. Николай в 1944–м с боевого вылета не вернулся. Мать долго после этого не прожила.
Мне говорят, что я счастливый человек. Даже заглянул в третье тысячелетие. А ведь в крепости случались такие минуты, что хотелось хотя бы час продержаться, чтобы узнать, чем же закончится для нас бой. И не думалось мне тогда, что буду приезжать в Брест со своими детьми, внуками.
Это уже значительно позже, когда видный советский писатель Сергей Смирнов, сам фронтовик, посвятивший себя и свое творчество после войны реабилитации героических защитников Брестской крепости, добьется возвращения им, павшим и живым, чести и достоинства, признания их высочайшего мужества и героизма. Они будут награждены и сами, и крепость станет «крепостью-героем». В 1957 году ордена Отечественной войны 2-й степени был удостоен и наш земляк Александр Махнач!
А тогда он в родных краях, на Узденщине, работал на скромной должности сельского библиотекаря, заочно обучаясь в Минском библиотечном техникуме. Именно на малой родине в Узденской районной газете «За советскую Родину» Александр Махнач и дебютировал как будущий писатель.
В 1953 году он переходит на работу в газету «Литература и искусство» и снова учится заочно, теперь в Московском литературном институте.
Тогда же, в 1954 году, благодаря Сергею Смирнову, Махнач вместе с другим защитником Брестской крепости Самвелом Матевосяном (на снимке) впервые после войны побывал на местах былых сражений. Вот как писал об этом Смирнов в своей книге «Герои Брестской крепости»:
…С глазами, полными слез, с необычайным душевным волнением они ходили по этим развалинам, там, где тринадцать лет назад полилась их кровь, где они потеряли столько боевых товарищей, где они так много пережили.
В 1960 году Александр Махнач окончил Литературный институт, его творчество, посвященное теме Великой Отечественной войны, было справедливо высоко оценено. Он стал членом Союза писателей СССР.
А его произведения — «Гавроши Брестской крепости», «Дети Крепости», «Люди границы» —являются рукотворным памятником ему как Человеку, Воину и Гражданину.
Таран над крепостью. Имя Петра Рябцева носит одна из улиц города Бреста
Читаем запись в историческом формуляре 123-го истребительного авиационного полка о воздушном таране над Брестом:
22.VI-41 г. 4 истребителя — капитан Мажаев, лейтенанты Жидов, Рябцев и Назаров — вступили в бой с 8 «Ме-109». Самолет лейтенанта Жидова был подбит и пошел на снижение. Три фашиста, видя легкую добычу, сверху стали атаковать его, но капитан Мажаев, прикрывая выход из боя лейтенанта Жидова, меткой пулеметной очередью сразил одного «мессершмитта», а второй фашист был подхвачен лейтенантом Рябцевым и подожжен. В конце боя у лейтенанта Рябцева был израсходован весь боекомплект. Он, не считаясь с опасностью для жизни, повел свой самолет на противника и таранным ударом заставил обломками рухнуть на землю. В этом бою было сбито 3 фашистских истребителя при одной своей потере.
А вот статья от 17 июля 1957 года в газете «Советская авиация» соратника Рябцева по первому воздушному бою, того самого лейтенанта Жидова, которого выручал Рябцев. Георгий Жидов, на счету которого только за первый год войны (к маю 1942 года — Прим.авт.) — 266 боевых вылетов, 8 сбитых лично и 13 — в группе фашистских самолетов(!), завершил Великую Отечественную войну Героем Советского Союза. Так описал тот их первый воздушный бой над белорусским Брестом:
…Стояла ясная погода. Между девятью и десятью часами утра 22 июня 1941 года вражеские самолеты стали бомбить штаб одного из наших соединений, расположенный недалеко от аэродрома. Фашистских бомбардировщиков прикрывала группа истребителей.Мы вылетели звеном: капитан Мажаев, лейтенанты Рябцев, Назаров и я. На высоте примерно 3500 метров нам встретилась группа самолетов противника — Me-109. Завязался напряженный бой. Атака следовала за атакой. Наши летчики старались держаться вместе, чтобы можно было прикрывать друг друга.Бой продолжался 8–10 минут. Встретив упорное сопротивление советских летчиков, гитлеровцы пошли на хитрость. Четыре самолета Me-109 вошли в глубокий вираж, а четыре продолжали с нами бой. Кроме того, Хе-111 атаковали нас сверху. Создалось очень трудное положение.
Я пошел в атаку на врага, а меня в свою очередь преследовал «мессер». Капитан Мажаев взял его под обстрел. Одновременно фашистские Me-109, ранее вышедшие из боя и набравшие высоту, вновь стремятся атаковать Мажаева.И тут наперерез врагу ринулся лейтенант Рябцев. В пылу боя Петр израсходовал боекомплект, а преградить путь к самолету Мажаева надо было во что бы то ни стало. Вот тут и созрело у отважного Петра, как он потом рассказывал, решение таранить ведущий истребитель врага. Резко развернув свою «чайку», Рябцев пошел на сближение с противником лоб в лоб. Видим, фашист не хочет уступать. Но его нервы не выдерживают, он накреняет самолет и пытается уйти вниз. Но поздно!Рябцев плоскостью своего самолета ударяет по плоскости вражеской машины. И тут же истребители, немецкий и наш, пошли к земле. Вскоре в воздухе появилось белое пятнышко —парашют. Мы, занятые боем, не смогли определить, кто спускался на нем.Но всем очень хотелось, чтоб это был Петр. И, приземлившись, мы так и доложили майору Сурину (командир полка — Прим.авт.): «Рябцев таранил. Надеемся, жив».Немецкий самолет тогда рухнул на землю, похоронив и летчика. А лейтенант Петр Рябцев благополучно приземлился с парашютом.
Так на глазах у защитников Брестской крепости был совершен один из первых воздушных таранов в Великой Отечественной войне.
Важно(!): 123-й истребительный авиаполк (иап) под командованием майора Сурина в течение всего первого дня войны вел ожесточенные бои с противником и сбил 30 фашистских самолетов. Сам майор Сурин провел 4 воздушных боя и сбил при этом 3 вражеских самолета, но погиб и сам...
В том же историческом формуляре 123-го иап часто встречаются записи, в которых звучит имя летчика Рябцева. Как ни сухи и ни скудны были строки этой полковой хроники, все же они с уверенностью свидетельствовали, что Петр Рябцев стал одним из самых отважных летчиков своей полка.
Полк же, после перевооружения на самолеты «Як-1», был переброшен под Ленинград. Немецкие самолеты рвались к городу. В небе шли непрерывные бои, и молодой летчик в эти дни принял участие в десятках жарких воздушных схваток,
Вот, например, как описывается в истории полка один из боев того времени:
В воздушных боях, проведенных при выполнении прикрытия ж/д узла Бологое, летчики группы уничтожили 19 немецких самолетов, свои потери при этом — 7 самолетов. Только 30 июля группа летчиков — лейтенанты Жидов, Рябцев, Сахно, Грозный, Фунтусов и др. — при отражении штурмового налета на аэродром базирования сбила 4 самолета «Ме-110» и один самолет «Хе-111». В момент налета 18 «Ме-110» на аэродром Едрово в самолетах дежурило звено лейтенанта Рябцева с летчиками Калабушкиным и Фунтусовым. Получив сигнал «Воздух!», дежурное звено моментально взлетело и с ходу в лоб врезалось в группу фашистских штурмовиков, с первой же атаки заставив их перейти в круговую оборону. Тем временем успела взлететь и подойти пятерка лейтенанта Жидова, и, соединившись со звеном Рябцева, группа завязала ожесточенный бой. Фашистским стервятникам некогда было и думать о штурмовке аэродрома. Они не успевали отражать крепкие удары наших славных истребителей и заполнять свои ряды, заметно редевшие от падавших и горевших «Ме-110». Наша отважная восьмерка мастерски провела этот воздушный бой, завершив его блестящей победой: 4 «Ме-110" и 1 «Хе-111» нашли себе могилу в районе Едрово. Наши потери — только один самолет, летчик которого спасся с парашютом.
Но это была предпоследняя запись в истории полка, где упоминалась фамилия Петра Рябцева. На следующий день, 31 июля 1941 года, отважный летчик погиб героической смертью в бою над своим аэродромом. По этому поводу в книге учета чрезвычайных происшествий 123-го истребительного авиаполка стояла только короткая запись:
Самолет «ЯК-1» № 1919, пилотируемый заместителем командира эскадрильи лейтенантом Рябцевым Петром Сергеевичем, сбит в воздушном бою в районе аэродрома Едрово. Летчик погиб.
Геройский летчик Петр Рябцев, русский по происхождению, вырос в рабочей многодетной семье на Донбассе. Прошел, как и все его братья, закалку на заводе, которому всю свою жизнь отдал их отец.
А в годы Великой Отечественной войны трое братьев Рябцевых погибли, защищая Родину. Федор был директором одного из ленинградских заводов и пал смертью храбрых в 1941 году под Можайском. Алексей — рядовой солдат-зенитчик, был убит под Гродно, а Петр — как мы уже знаем — погиб, охраняя воздушные подступы к Ленинграду.
Еще один из Рябцевых — Филипп — вспоминал, что в начале июля 1941 года он однажды вечером, вернувшись домой, нашел под дверью небольшую записку от своего брата Петра. На клочке бумаги было второпях набросано:
«Дорогой братишка, был проездом. Жаль, что не застал, времени в обрез, еду получать новую машину. Я уже чокнулся в небе с одним гитлеровским молодчиком. Вогнал его, подлеца, в землю. Ну, бывай здоров. Крепко обнимаю тебя, твою жинку и сына. Петро».
«Чокнулся» — это и было беглое упоминание о воздушном таране над Брестом.
Два месяца спустя Рябцевы получил сообщение о гибели Петра, и тогда самый младший из братьев, Виктор, подал заявление в летную школу, стремясь занять место Петра в боевом строю.
Вот что писал в те дни Виктор Рябцев своему брату Филиппу:
Здравствуй, братан! Зубы сжимаются от злости, когда думаешь о том, что троих наших братьев уже нет в живых. Сволочь Гитлер протянул свою кровавую лапу к нашей стране. Он хочет отнять у нас свободу, хочет задушить нашу советскую власть, хочет потопить в крови то, за что боролись наши отцы, чем жили мы все эти двадцать четыре года. Не бывать этому! Всех Рябцевых не убьешь! Я подал заявление в летную школу, буду мстить фашистским стервятникам за Петра, за нашу Родину-мать!
Желание Виктора Рябцева было удовлетворено. Он окончил летную школу и потом сражался на фронтах Великой Отечественной войны. На его личном боевом счету было больше десяти сбитых фашистских самолетов. После войны Виктор Рябцев остался служить в авиации и летал на новейших реактивных машинах
В заключение приведу слова о летчике Петре Рябцеве его однополчан по 123 истребительному авиационному полку:
«Петр Рябцев — это мой друг и товарищ. Вместе с ним я учился в школе пилотов, и два с половиной года рядом спали, а потом служили в одной части до 22 июня 1941 года. Многие годы после войны я скорбел о его гибели и в то же время гордился его подвигом».
«Рябцев — это человек исключительно большой энергии и силы воли, и меня не удивило, что он пошел на таран. Он и в мирной обстановке был таким же горячим, его часто приходилось сдерживать, и всегда он был честным и до конца преданным Родине».
«Я хорошо знал Петра Рябцева, — вспоминал генерал-майор авиации Максим Скляров, — по совместной учебе в школе военных пилотов и по совместной службе в одном полку и в одной эскадрилье. Кроме того, мы, находясь с ним в одной дивизии, но в разных полках неподалеку от Бреста, одновременно начали отражать налеты авиации противника. По сложившимся обстоятельствам я не мог видеть момент тарана фашистского самолета Петром Рябцевым, так как я к этому времени уже получил ранение в бою. Но после тарана мы с Петей Рябцевым в тот же день встретились на аэродроме под белорусским городом Пружаны, поделились впечатлениями о первых боевых вылетах, и тогда он мне рассказал и о своем таране. Кстати, Петя Рябцев во время спуска на парашюте после тарана был легко ранен пулей фашистского истребителя. Он, будучи по натуре жизнерадостным и очень веселым человеком, очень долго "восхищался" этим ранением, так как фашистская пуля, пройдя касательно, срезала ему на ноге "любимую мозоль».
Таким был летчик Петр Рябцев — герой первых, самых тяжелейших боев первых месяцев Великой Отечественной войны, отдавший свою молодую жизнь на алтарь будущей Великой Победы.
Посмертно он награжден орденом Отечественной войны 1-й степени. В белорусском Бресте, небо которого он так мужественно и яростно защищал, одна из улиц носит имя лейтенанта Рябцева, в его честь установлена мемориальная доска.
Наши герои живут, пока мы, живущие ныне, помним о них!
***
Автор благодарит коллектив Узденского районного музея за взаимодействие при подготовке материала о А.И. Махначе.
Автор статьи: Владимир Касьянов
Автор фото: из открытых интернет-источников