Из книги Георгия Граубина "Времена не выбирают"
Но прежде, чем загрузить файл, не могу не рассказать вам, дорогие подписчики, что 18 июня издательство АСТ меня пригласило принять участие в книжном фестивале "Красная площадь", увы, полететь не смогла, пришлось быть он-лайн. Уверена, отец бы за меня порадовался.
Весной 49 –го года выдали нам обновку - отличные английские ботинки на толстой кожаной подошве. Теперь у меня на ногах поблескивала обувь союзников-победителей, в какой открывали они второй фронт. А выдали нам эти ботинки потому, что на ноябрьском параде мы сорвали самые громкие аплодисменты. Командующий военным округом приказал обуть нас получше, чтобы наши подошвы твёрже ступали на асфальт праздничной площади. Шли мы красиво, слаженно, по-гусиному вытягивая ноги, но туфли на резиновой подошве не стучали об асфальт.
Начальство нас не только красиво обуло, но и увеличило время занятий по строевой подготовке. Теперь на нашем плацу громче прежнего гремел оркестр, а уж каблучные подковки звенели на всю округу.
Я же снова попал в полосу невезения, как это было в Яблоновой. На третий или четвертый день после получения обновки я возвращался из города, из отделения Союза писателей. Было сыро, противно, пешеходы почти не встречались. И вдруг на пути неожиданно появилась похоронная процессия. Дождь внезапно перешёл в липкий и густой снег, подвыпившая процессия в нерешительности остановилась. Начали торговаться – идти ли дальше или вернуться и переждать непогоду. Кто-то высказал мысль, что надо непременно вернуться и сесть за накрытый стол. Ему резонно возразили, что нехорошо поминать покойника без погребения, при нём. В конце концов одна половина стала тянуть гроб к кладбищу, в гору, другая под гору, дело чуть не дошло до драки. Мне неудобно было пробираться сквозь клокочущую толпу, я решил обойти её стороной. И попал по щиколотку в кювет, наполненный полужидким снегом. Ботинки союзников скисли и зачавкали изнутри. Теперь уже, не разбирая дороги, я напрямую двинулся к родной казарме, над трубами которой вились приветливые змейки дыма. Пока до неё добрался, ноги совсем одеревенели. В казарме я с трудом справился с заледенелыми шнурками. Хорошо хоть печка была натоплена. Я сунул внутрь сначала руки, потом ноги. А отогревшись, обтёр концом дорожки ботинки и сунул их в протопившуюся печку, чтобы они высохли к утру.
Всю ночь мне снились дружки покойного. Все они были почему-то босыми. Сон был в руку, только в мою. Когда я достал из печки штурмовые ботинки, они были как снятая с плиты сковородка. Это с холоду мне показалось, что печка изнутри тёплая, на самом деле она была слишком горячей. Обжигая ноги, я натянул потерявшие блеск ботинки, сделал несколько шагов, и поджаренные подошвы с хрустом рассыпались.
Володя Черемисин, ахнув, присел на корточки и сочувственно потрогал вылезший наружу мой палец. Александров весело захихикал, но тут же, сделав скорбное лицо, отошёл в сторонку. Даже Молоков погрустнел – теперь, возможно, ему вместо меня придётся стоять на правом фланге, а там уж не поскучаешь.
Командир взвода, глянув на мои ноги, простил мое отсутствие на зарядке. Да ещё выразительно повертел пальцем возле виска.
Старшина роты развел руками: замены нет и не будет, выкручивайся, как знаешь.
Косолапя и подгибая выпирающий палец ноги, я после первого занятия постучался в кабинет Турщелёва. Трагическим голосом отрапортовал о несчастье. Сказал, что мне не только на парад пойти не в чем, но и на занятия. Если мне дадут увольнительную, я съезжу домой за немецкими сапогами. Они еще вполне приличные, и в них можно будет ходить даже на строевые занятия.
Турщелев посмотрел на меня неприязненно, исподлобья. Вероятно, одновременно просчитывая, кого поставить на правый фланг вместо меня. Чертыхнулся и сердито сказал:
– Давай увольнительную!
Увольнительная была у меня наготове, он размашисто расписался и отчуждённо буркнул: «Иди!»
В коридоре меня окружили болельщики. Все отделение с интересом ожидало, какую трёпку задаст мне подполковник. Я победно помахал увольнительной, все завистливо ахнули:
– Значит, ни парада, ни строевой? Счастливчик!
Предпарадные строевые были нам ненавистны. Одно дело в какие-то пять минут прошагать парадным шагом мимо трибун под звуки духового оркестра и восхищённые взгляды девушек, стоящих в толпе на площади. И совсем другое – часами топать по каменистому плацу, отрабатывая чёткий шаг и резкие, артистичные взмахи руками в беспорочно белых перчатках.
Александров тяжело вздохнул, Барабанщиков сказал: «Везунчик». Молоков пробурчал что-то нечленораздельное, потом не сказал даже, а выдохнул:
– Разувайся!
Снял со своих ног ботинки, сунул мне в руки: «Поноси покамест». Быстро переобулся в мои дырявые, сделал плачущее лицо и решительно постучался к Турщелёву.
Вышел он оттуда не скоро, оскорблённый и счастливый одновременно. В его руках тоже была увольнительная, заполненная рукой самого заместителя начальника школы военных техников. Теперь он мог поехать в свою далёкую Бырку – трёх праздничных дней вполне на это хватало.
Черемисин, ни слова не говоря, быстро снял с Молокова ботинки и сбросил свои. Решительно открыл дверь кабинета, постучавшись изнутри. Как он потом рассказывал, Турщелёв даже не дал открыть ему рот. Увидев в очередной раз те же самые ботинки, он выскочил из-за стола, нагнулся, брезгливо потрогал вылезший из ботинка все тот же левый палец и закричал так, что мы отпрянули от двери:
– Изменники, охломоны, цирк устроили! Один недотёпа испортил британскую обувь, другие встали ему в затылок! Я ещё на Молокове заметил, что это те же ботинки! Теперь убедился! На парад не пойдёшь тоже, будешь сидеть на губе. Десять суток ареста и – шагом марш!
Теперь в ту же самую кладовку, которую я обживал с первого дня, заперли Черемисина. Александров обрадовался, что в отделении остаются на праздники две лишние порции еды – моя и Молокова. Но тут же и огорчился – придётся их делить еще с одним арестантом. Когда всему отделению давали в субботу увольнительные до десяти вечера, он специально оставался, чтобы управиться с кашей за всех. А хлебные пайки деловито складывал в сумку и отдавал нам по возвращении.
Подписывайтесь на мой канал, будет интересно!