Моя студенческая жизнь прошла в Москве. После университетских дел на втором месте были театральные. В столице тогда работали великие режиссёры — Анатолий Эфрос, Олег Ефремов, Андрей Гончаров, Марк Захаров, Валентин Плучек. Перечисляю их и думаю — неужели это было со мной? Неужели можно было промаяться в трёх ночных очередях и добыть долгожданный билет на «Гнездо глухаря» в Театре сатиры? А потом сидеть на самом неудобном месте в бельэтаже, тянуть шейку, следя за разговором Прова Судакова и Зои. Мол, ты куда будешь поступать? Я в педагогический. А я — в МГИМО. Так отец хочет.
Нам, уже повоевавшим на факультете с «блатными», на закате брежневщины это казалось фантастической смелостью. А были ещё пронзительные «Мой бедный Марат» — в «Ленкоме», «Двое на качелях» — в «Современнике», «Дядя Ваня» — во МХАТе. Что нас приклеивало к театру? Со сцены персонажи (притом вроде бы устаревшие тургеневские и чеховские) показывали, каким хорошим может быть современный человек. Даже в падении. Даже в проступке. Они учили нас прощать, понимать, вставать с колен — духовно взрослеть. Ещё не разъехавшийся к Горькому и Чехову МХАТ, мощный, монолитный, был храмом. Когда нервный, измученный Иннокентий Смоктуновский в роли Ивана Войницкого затевал бунт против пустого места под именем «профессор Серебряков», в зале стояла звенящая тишина, а я чувствовала, что сердце моё бьётся где-то в горле. Несколько месяцев мы отскребали от себя дядю Ваню, Астрова, Елену Андреевну, Сонечку — спорили, обсуждали, ссорились, не сходясь в трактовке.
Когда я узнала, что на прославленной мхатовской сцене в спектакле «Чудесный грузин» будет играть эпатажная шмара, рекламирующая по телевизору, пардон, дамские гигиенические тампоны, поначалу не поверила. Всё-таки МХАТ — икона, его напитывали кровью и смыслом театральные гиганты. Не посмеют замахнуться на святое, пощадят. А 11 июня состоялась премьера, которую я посмотрела в Интернете. Ещё как замахнулись и ещё как не пощадили. На заре минувшего века Станиславский и Немирович-Данченко поставили в Художественном пьесу Горького «На дне». Это был гимн великому искусству. А сегодня «Чудесный грузин» опрокинул горьковцев в это место в прямом смысле. Некрасивым и неправедным кульбитом.
Что-то чудовищное происходит с театром. Если прежде, как я уже говорила, мы торопились на спектакль, чтобы увидеть хорошее в человеке, то теперь со сцены нас убеждают, насколько он низок, подл и омерзителен. В командировках вечерами первым делом мчусь в театр. Насмотрелась. Анна Каренина в корсете с вываливающейся грудью, размалёванная под кабацкую певичку, почему-то сидит на унитазе, громко издавая неприличные физиологические звуки. Пушкинский Борис Годунов в современной тройке от Хуго Босса читает монологи на фоне горящего экрана с надписью «Русский народ — тупое быдло», а Россию символизирует высокая дылда с голой задницей. МХТ им. Чехова поставил «Идеального мужа» Оскара Уайльда. Вышел издевательский гомосексуальный шабаш, люди уходили после первого действия, плюясь и чертыхаясь. Сейчас с грустью смотрю, как в Театре наций почерк Константина Богомолова и Кирилла Серебренникова осваивает Евгений Миронов, а в московском театре «Эрмитаж» 75-летний Михаил Левитин из нежнейших, самобытнейших «Вечеров на хуторе близ Диканьки» делает палату в психиатрической клинике.
Я не театральный критик. Мой протест — чисто зрительский. Разве кто-то возражает против условности, символики, иноязычия, без которых невозможен театр? Но никто до сих пор не объяснил, почему в старейшем и прославленном российском театре — Большом — премьеру «Нуриев» играли на фоне задника, изображавшего вздыбленную плоть балетного гения? Какую в это заложили сверхзадачу? Что картинка рассказала нам о Нуриеве?
В одной из московских газет прочла разгромную рецензию на «Чудесного грузина». Автор написал, что в театральный мир пришло прочное гомосексуальное лобби, продвигающее и поддерживающее своих единомышленников не по таланту, а по «единоверию». Вот как раз этой темой заморачиваться совершенно не хочется. Какое мне дело до постельных предпочтений модных театральных режиссёров? Или одно связано с другим? Как думаете?
Ирина ИВАНЧЕНКО