Диалог жизни – это фундаментальная форма диалога, который Католическая церковь ведет с другими религиями. Я участвовала в этом диалоге жизни, потому что была направлена моей конгрегацией, Францисканскими миссионерками Марии (FMM), для работы в Северной Африке.
Наша североафриканская провинция состоит из Алжира, Туниса и Ливии. Дольше всего я провела в Ливии. Мое свидетельство будет посвящено этой стране.
Миссия францисканских миссионерок Марии в Ливии
Первый фонд сестер ФММ в Ливии был основан в 1925 году. В то время Ливия была итальянской колонией. Сестры содержали ясли, детский дом и школу для итальянских детей и медицинскую клинику для ливийцев. С самого начала они поддерживали контакт с местными жителями, посещая больных, их семьи и лагеря бедуинов. Со временем фонд разросся. Сестры построили церковь, посвященную Богоматери, и школу. После Второй мировой войны, когда итальянцы ушли из Ливии, их место заняли англичане и французы. В 1951 году Ливия получила независимость и стала монархией при короле Идрисе I. Итальянские дети были отправлены из приюта в Италию.
В 1960 году сестры взяли на себя управление школой, построенной итальянцами. Там было несколько тысяч студентов, среди которых были и ливийские женщины. В школе, помимо обычного обучения, сестры организовали курсы иностранных языков, кройки и шитья, а также машинописи.
Когда 1 сентября 1969 года к власти пришел полковник Муаммар Каддафи, все англичане и американцы были вынуждены покинуть Ливию первыми, за ними последовали итальянцы. Исключением были итальянские сестры ФММ. К сожалению, церковь сестер была превращена в библиотеку, а школьные здания – в кораническую школу и офисы Министерства здравоохранения и социальных дел. Сестрам был выделен новый дом на улице Бен Ашур в Триполи, а в обмен на занятые здания монастыря конгрегация получила дома в разных кварталах Триполи. Сестры оказались в новой ситуации. До сих пор все работы проводились на территории монастыря. Теперь сестер пригласили жить и работать вместе с ливийцами.
Когда в 1979 году страна была милитаризирована, все школы были превращены в “военные колледжи”, обязательные для мальчиков и девочек. Другие школы были закрыты. По этой причине сестрам пришлось оставить школу и начать работать в Центре для парализованных детей в Триполи, а также в лепрозории, детской больнице и женской тюрьме, где большинство из заключенных были матерями-одиночками. В Ливии супружеская измена карается пожизненным заключением, и единственным выходом для женщин является предложение выйти замуж. Сестры проводили различные курсы, чтобы дать заключенным больше шансов на свободу через практическое обучение их обязанностям матерей и жен.
Моя миссия в Ливии
Когда я приехала в Ливию в 1989 году, полковник Каддафи праздновал 20-летие своего пребывания у власти. Моя конгрегация уже имела только две общины в Триполи с 10 сестрами семи национальностей. Каждая из нас работала в разных местах. Это был очень тяжелый опыт, но, несмотря на сокращение числа сестер, мы много общались с ливийским народом.
Диалог жизни с последователями ислама заключался в дружеском общении с ними в районе, где я жила, а также на работе. Она была основана, прежде всего, на естественной человеческой солидарности и ежедневных контактах, поддерживаемых в духе терпимости. Попытка понять наши различия также сыграла важную роль. Я знала ислам только из средств массовой информации, которые представляли его в самом негативном свете. Это было связано с деятельностью исламских фундаменталистских групп. Однако с первых же дней моего пребывания здесь я обнаружила, что мое представление об этой религии было очень несправедливым по отношению к людям, среди которых я жила.
Мой взгляд на ислам и его последователей также отличался от взглядов моих соотечественников, работавших в Ливии по контракту. В основном они вспоминали плохо работающую администрацию, убийственный климат, рабочие лагеря, изолированные от местных поселений, пустынные пейзажи, усиливающие тоску по родине и семье, ливийцев, не желавших работать. Неудивительно. В конце концов, цель наших миссий была совершенно разной.
Я не работала по контракту. На моем рабочем месте, в Центре для парализованных детей в Триполи, я была единственной европейкой и христианкой. Я получала такую же зарплату, как и ливийцы. Я жила в одном из их кварталов, в доме, соединенном тремя стенами и террасой с другими. Поскольку я работала с мусульманами, у меня были свободные от работы пятницы и все мусульманские праздники. И у меня всегда была проблема, идти на работу или нет, потому что начало этих праздников зависело от фаз луны. Каждый год я также восхищалась деликатностью моего директора-мусульманина Абду Салама, который всегда не забывал давать мне выходные дни на Рождество и Пасху.
В Ливии я представляла религиозное и национальное меньшинство, и моя роль заключалась в служении. Моя профессия медсестры очень облегчила мне задачу. Я была приятно удивлена ситуацией на моей работе. Я попала в большую, поддерживающую меня семью. О больных детях заботились с особой тщательностью. Все также заботились о моем благополучии. Я не чувствовала отчуждения или угрозы на работе. Напротив, я была окружена преданными друзьями. Мой директор хотел, чтобы я все время была с детьми. Часто я не могла даже сделать необходимые вещи в кабинете медсестры, потому что он постоянно звонил мне. Однажды, немного расстроившись, я указала ему на то, что если бы я постоянно была с детьми, то они начали бы думать, ценить и вести себя так, как я, то есть по-христиански. Он стоически признался, что именно это он и имел в виду.
Поведение директора часто поражало меня. В мой первый рабочий день он дал мне ключи от аптеки и складских помещений, которые не доверял никому другому. Доверие, которое он оказал мне, побудило меня стремиться не подвести его. С таким же доверием он поручил мне своих больных детей, что стало сильнейшим стимулом для быстрого изучения арабского языка, который поначалу я понимала не до конца.
Вершиной мягкого отношения ко мне стало празднование Нового года на работе. Режиссер подумал, что раз христиане начали отсчитывать время с момента рождения Иисуса, значит, это лучший день для празднования его рождения. В этот день была елка, подарки для детей, европейские сладости и другие лакомства. Это был самый большой праздник, который мы отмечали вместе на работе (мусульмане отмечали свои праздники в семьях).
Через месяц дети поняли, что я не мусульманка. Большинство из них, как и взрослых, не возражали. Мы продолжали вести беседы на религиозные темы. Особенно о наших различиях и о личности Иисуса. Евангелизм в Ливии запрещен. Однако не проходило и дня, чтобы мне не задавали вопросы о моей вере. Я никогда не начинала эти разговоры, но всегда просто отвечала на вопросы. Поэтому каждый день, не скучая, я рассказывала им, как я верю, как я молюсь, как я пощусь, что я считаю хорошим и что плохим. Отвечая на одни и те же вопросы сотни раз, я была мотивирован жить подлинной верой и постоянно преобразовываться. Нельзя оставаться холодным среди мусульман, которые неукоснительно исповедуют свою религию. Контакт с ними не позволяет этого сделать. Я встречала многих христиан, которые благодаря мусульманам вновь обратились в христианство и стали ревностно исповедовать его.
В Ливии все иностранцы, работавшие по контрактам, а также сотрудники посольств без проблем исповедовали свою религию, если они были христианами. Напротив, везде, где они останавливались, им предоставлялись комнаты для празднования Евхаристии. В Ливии было только две церкви (здания). Напротив, живая Церковь – христиане всех национальностей – была рассеяна по всей стране. Священникам приходилось добираться до верующих. На большие праздники им давали специальные билеты на самолет, чтобы они могли достичь как можно больше последователей Христа.
Межкультурный диалог
Благодаря взрослым, и особенно благодаря детям, у меня была возможность в своей работе приобщиться к арабскому языку, обычаям и традициям. В месяц поста, Рамадан, я всегда работала после обеда, чтобы разгрузить постящихся, особенно женщин, которые готовили рамаданский ужин. Никто не расстроился, что я не постилась. Напротив, младшие дети (пост был обязателен с 10 лет) отдавали мне часть своего полдника, чтобы у меня были силы играть с ними, а женщины приглашали меня на кухню, чтобы я оценила вкус блюд, приготовленных к ужину. Эти полдники Рамадана были возможностью пригласить христианских детей, которых я катехизировала в церкви, поиграть с мусульманскими детьми. Директор способствовал такому взаимодействию. Дети знакомились друг с другом, открывали друг друга для себя и имели возможность завести друзей.
Мусульманские дети отнеслись ко мне с большим пониманием. Когда я что-то не понимала по-арабски, они разыгрывали это передо мной, чтобы я могла понять слово или ситуацию. Они чувствовали, что их ценят за то, что они могут обучать взрослых, и я извлекла пользу из их обучения. Я отплатила им тем, что учила их таблице умножения и помогала им решать математические задачи. Хотя они знали, что я христианка, они ничего мне не навязывали. Они не просили помощи в изучении Корана. Я сама помогала им читать другие книги, но никогда Коран.
Самыми трогательными для меня были моменты, когда дети пытались выйти за рамки своих обычаев, чтобы показать мне, например, благодарность. В мусульманских странах дети называют своих маму и папу “моя мама”, “мой папа”. Эти слова предназначены только для родителей. Они не называют так других людей. Поэтому меня часто приятно удивляло, когда кто-то из детей, чтобы как-то по-особому поблагодарить меня, тихо говорил мне на ухо umij (“моя мама”).
В исламе существует закон мести (“око за око, зуб за зуб”). Это было распространено среди детей, с которыми я работала, и это несмотря на их инвалидность. Я много говорил с ними об этом. Через некоторое время мы ввели взаимные извинения и примирение, которые прекращали конфликты и предотвращали месть. Для меня было большой неожиданностью, что мусульманские педагоги приняли этот новый обычай. Мне было очень приятно видеть, как они занимаются примирением поссорившихся сторон. Диалог жизни имел то свойство, что то, что было хорошим и ценным, принималось без предубеждения обеими сторонами. Не было страха, что собственная традиция может что-то потерять в процессе общения.
Глубочайший смысл моей миссии
В конце одного Рамадана у моего директора Абду Салама случился сердечный приступ, и он лежал в тяжелом состоянии в отделении интенсивной терапии. Это было как раз в то время, когда я впервые испытала глубокий кризис в отношении смысла моей миссии. Я устала (больше, чем мусульмане) от поста и ночной светской жизни, которая особенно расцветает в этот месяц.
Когда я, как обычно, пришла на свою дневную смену, мне сказали, что меня хочет видеть Абду Салам. Я была страшно удивлена. Во-первых, в палату интенсивной терапии никого не пускают. Во-вторых, я была чужим человеком и не имела права посещать его или разговаривать с ним вне рабочего места. Это могли сделать только его мать, жена и дочери. Согласно исламским обычаям, мой визит к нему был невозможен и нежелателен. Но поскольку Абду Салам попросил, я пошла. Он специально привлек Наджму, единственную ливийскую медсестру (в мусульманских странах медсестры обычно мужчины), чтобы у меня была женская компания, согласно обычаю.
Болезнь полностью изменила Абду Салама. Я не узнала его. Он был в состоянии агонии. Увидев меня, он заплакал и попросил меня помолиться за него вместе с моими сестрами. Ему было 44 года, и у него было восемь детей.
Я никогда не молилась так горячо, как после возвращения из больницы. И Абду Салам очень быстро поправился. Он часто давал мне понять, что это случилось благодаря нашим молитвам. Его случай помог мне раз и навсегда преодолеть кризис смысла моего присутствия и миссии среди последователей ислама.
Диалог жизни с соседями
Вторым большим полем для диалога жизни с исламом были соседи в том районе, где и сегодня живут мои подруги-сестры. Наш дом называется “Фонтан жизни” и является напоминанием о том, что как посвященные женщины мы должны нести жизнь Бога тем, к кому мы посланы.
В общине постоянно менялся состав сестер; мы представляли собой международную мозаику. В доме постоянно проживали только две мальтийские сестры, Мария и Мэри, которые всю свою монашескую жизнь провели в Ливии и отмечали свой 50-летний юбилей служения. Они хорошо знали арабский язык и обычаи. Они были учителями для вновь прибывших сестер. Я многим им обязана. Ливийцы тоже. Наш район явно отличался от других благодаря их влиянию. Их называли хаджитами, хотя они никогда не совершали паломничества в Мекку. Вместо этого они обладали мудростью тех, кто совершил паломничество в святое место мусульман. Их знали и уважали. К нам в дом постоянно кто-то приходил за помощью или советом. Временами мне казалось, что я нахожусь на рынке. Бесконечные пробки. Только наше время для молитвы было соблюдено.
Согласно исламским обычаям, ни одному мужчине не разрешалось входить в дом, где жили только женщины. Однако к нашему дому это не относилось. Раньше у нас были мужчины, у которых были проблемы в браке. Они воспользовались хорошим советом моих старших сестер. Они не хотели вызывать даже тени подозрений. Развод в мусульманских странах – это нечто чрезвычайно болезненное и разрушающее целые семьи. Поэтому главной миссией сестер Марии и Марии было предотвратить разводы в нашем районе. Эта миссия оказалась чрезвычайно эффективной.
Даже сегодня в мусульманских странах считается нормой, что молодые люди не знают друг друга до брака. В день свадьбы они впервые в жизни видят друг друга. В нашем районе сестра Мария прилагала все усилия, чтобы до свадьбы молодые люди могли встретиться друг с другом или хотя бы поговорить по телефону. Все закрывали глаза на это “преступное” поведение. Со временем не было ни одной свадьбы (мы всегда их посещали), на которой молодожены не знали бы друг друга заранее.
Часто, когда я возвращалась с работы, перед воротами нашего дома стояла машина. Тогда я поняла, что какая-то молодая пара с детьми пришла к нам за “брачным диалогом”. Мария обычно помогала им общаться, а Мэри в это время заботилась о детях.
Миссия духовного сопровождения смешанных браков
Смешанные браки особенно нуждаются в помощи, которую я описала выше. В Ливии я встретила много польских женщин, которые были замужем за ливийцами. Сопровождать их было моей особой миссией, потому что я знала, насколько важны смешанные семьи для диалога и межрелигиозного примирения. Мы, сестры, хотя и жили рядом с ливийцами, всегда были чужими. Христианские женщины, когда они начинают принимать и любить этот чуждый им мир, оказывают огромное влияние на климат своих семей и воспитание своих детей.
В повседневной жизни религиозные различия становятся наиболее очевидными, но также становятся очевидными и общие ценности, которые являются платформой для более глубоких отношений. Вскоре после приезда в Триполи, во время посещения одной из мусульманских семей в моем районе, мне сказали, что по соседству с моим домом живет польская женщина. Большой сенсацией стало то, что она приняла ислам после приезда в Ливию. Я очень хотела ее увидеть, но мои сестры Мария и Мэри посоветовали мне этого не делать, потому что в семье, куда приехала моя землячка, несколько человек были фундаменталистами. Контакт с ней был опасен для нас обоих. Но я не могла избежать встречи с ней. В конце концов, я принадлежу к той национальности, и должна находить выход в таких случаях. Я пошла к своей ближайшей соседке Айше, которая была вдовой. Она могла выходить куда угодно (в обычной ситуации именно муж решает, может ли женщина выходить из дома или нет). Кроме того, она была очень изобретательна. Она вела домашнее хозяйство и одна воспитывала восьмерых детей. Айша не увидела никаких проблем в том, чтобы пригласить меня и мою соотечественницу к себе домой в одно и то же время.
Когда наступил день встречи, с бьющимся сердцем я отправилась к Айше. Ей уже удалось пригласить на встречу некоторых соседей, и они могли свободно выходить из дома. Когда Ева, одетая в длинное мусульманское платье и в платке на голове, вошла в дом, Айша начала ее представлять. Когда та сказала, что ее гостья является мусульманкой, Ева выразила решительный протест. Она твердо заявила, что ее заставили повторять мусульманский символ веры. Она повторяла непонятные ей слова и не чувствовала, что предала христианскую веру. Затем она твердо заявила, что была, есть и будет христианкой. По моему позвоночнику пробежала дрожь. Когда ее семья узнает, что она отказалась от ислама, ее убьют.
После встречи с моей соотечественницей я испытала панический страх за ее жизнь. Ночью я не могла уснуть и прислушивалась к траурным крикам. В моем округе, где проживало несколько тысяч человек, мы узнавали о чьей-то смерти в течение трех минут. Женщины в доме, где кто-то умер, выходили на террасу и громко причитали. К ним присоединялись их соседи. Через несколько минут все знали о смерти. Мужчины сразу же отправлялись на похороны (только они принимают участие в мусульманских похоронах), потому что тело хоронят как можно быстрее.
На следующий день я не смогла найти себе место на работе. Когда я вернулась оттуда, я спросила сестер, не было ли траурных возгласов во время моего отсутствия. Когда сестры заверили меня, что ничего подобного не произошло, я услышала звонок в дверь. Это была Ева, одетая в европейскую одежду. Ее фундаменталистская семья решила, что раз она так сильно исповедует христианство, то должна продолжать исповедовать его. Так что она была свободна. Она могла приходить к нам, когда хотела, и я без страха посещал ее мусульманскую фундаменталистскую семью. Вскоре после этого муж Евы купил квартиру, в которой вся семья жила отдельно. После недолгого пребывания в нашей часовне, Ева провела церковное венчание, которую проводят для смешанных браков. Она была одной из немногих женщин из смешанных браков, которая могла посещать католическую церковь и открыто исповедовать свою религию.
Не менее интересную ситуацию я обнаружила сразу после прибытия в Тунис. Мои сестры взяли меня на похороны испанки, которая жила в смешанном браке. Похороны состоялись в церкви Святой Жанны д’Арк. Эта женщина “обратилась” в ислам, как и Ева, и никогда не практиковала христианскую веру. По обычаю она должна была быть похоронена на мусульманском кладбище. Однако семья ее мужа попросила, чтобы церемония погребения прошла в церкви, поскольку считалось, что эта женщина жила как христианка. Мужчины из ее мусульманской семьи пришли в церковь. У ее гроба читали и пели Коран, чередуя его с Писанием. Это была самая красивая межрелигиозная молитва, в которой я когда-либо участвовал. А затем, по просьбе мусульман, ее похоронили на христианском кладбище. Мы, женщины, смогли присутствовать на похоронах и выразить соболезнования семье. Вскоре после похорон дети этой женщины пришли к нашему капеллану, чтобы заказать мессу за умершего. Они присутствовали вместе со своим отцом и другими членами семьи. Поэтому они выполнили все возможные религиозные обязательства из уважения к тому, кем была их мать и жена.
Дети от смешанных браков – интересное явление. Они наиболее глубоко переживают страдания, которые приносит постоянное столкновение с культурными и религиозными различиями. У них также есть проблемы с установлением своей религиозной идентичности. Часто, чтобы не обидеть ни папу, ни маму, они создают своего рода религиозный синкретизм и любят Иисуса так же сильно, как и Мухаммеда. Большинство из них остаются открытыми, любознательными и чрезвычайно терпимыми.
В районе, где я жила, наши соседи-мусульмане проявляли особую заботу о нас. Некоторое время я работала одна, Мария и Мэри были на пенсии, а как иностранцы они не имели права на пенсию. Две другие сестры из Филиппин и Индии находились в самом разгаре долгого процесса оформления документов, чтобы им могли заплатить за их работу. Поэтому денег, которые я зарабатывала, должно было хватать на всех. Они покрывала только основные расходы на содержание дома. К счастью, нам не пришлось платить за жилье. В Польше мы бы не выжили в таких условиях. Но в Триполи это стало возможным благодаря нашим соседям-мусульманам. Каждый день мы получали больше еды и других вещей, чем нам было нужно. Те, кто поддерживал нас больше всего, не были богачами этого мира. Каждый день я переживала чудеса соседской солидарности.
Больше всего мне запомнился сосед, который жил напротив. Его звали Иосиф, и он был правоверным мусульманином. Он часто ходил в мечеть и, насколько это от него зависело, никогда не пропускал молитву. Он выглядел как мудрый человек. У него была жена и семеро детей, старше и младше меня. Чтобы содержать семью, он работал на почте. Хотя он был ортодоксальным последователем ислама, он предоставил своим дочерям полную свободу в выборе учебы, работы, образа жизни и одежды. Только старшая дочь не училась и вышла замуж. Остальные трое, выбрав учебу, работу и европейский стиль одежды, имели мало шансов выйти замуж, что в исламе считается отсутствием Божьего благословения и постыдным делом (по сей день мужчины выбирают необразованных женщин, которые позволят запереть себя дома). Ведь вершина жизненной реализации каждой мусульманской женщины – это материнство. Однако любовь к дочерям заставила его принять на себя страдания, которые стали результатом отказа от своих глубочайших религиозных убеждений. Он очень любил свою жену. Он также был очень добр к нам.
Когда я получила водительские права в свой первый отпуск в стране, по возвращении в Ливию ни у кого не хватило смелости познакомить меня с особенностями вождения в Триполи, где на дорогах действовал закон “локтей и кулаков». Иосиф, услышав, что у меня с этим проблемы, принял вызов. Почти месяц он ездил со мной каждый день после обеда, пока не убедился, что я могу справиться сама. Конечно, нас всегда должна была сопровождать сестра Мария, поскольку было недопустимо, чтобы мужчина находился один в машине с женщиной, которая не является членом его ближайшей семьи. Наказанием за это было пожизненное заключение.
Ни Иосиф, ни его сыновья не приходили в наш дом. Они соблюдали традицию, согласно которой туда, где были только женщины, не должны были входить мужчины, не принадлежащие к семье. С другой стороны, мы всегда были желанными и ожидаемыми гостями в его доме. Единственный раз он отступил от этого правила, когда я попала в аварию и велось расследование. Когда он не мог дождаться моего прихода, чтобы дать ему отчет о деле, он приходил к нам с одним из своих сыновей. Он очень хотел избавить меня от проблем.
Как только я освоила езду по городу, у меня возникли проблемы с въездом в гараж. Песчаная улица круто спускалась вниз, и к гаражу нужно было подъезжать по крутому склону. Вначале, когда я возвращалась домой с работы, всегда Иосиф или один из его сыновей “вырастал из-под земли”, готовый завезти машину в гараж. Они ушли, как только я овладел этим навыком.
Однажды жарким днем произошло беспрецедентное событие. Иосиф заметил, как я провожала вышеупомянутую Еву, польскую женщину от смешанного брака. Она пришла ко мне со своими проблемами, и я не могла оставить ее, чтобы пойти в церковь с сестрами. Иосиф видел, как сестры уходили раньше, и испугался, что я осталась одна дома. Все дома в нашем районе были соединены открытыми террасами, и было немыслимо, чтобы женщина осталась одна в таком доме. Это было опасно. Иосиф, пренебрегая обычаем не разговаривать с женщиной на улице, предложил мне провести вторую половину дня у него дома. Когда я отказалась из-за занятости, он предложил прислать ко мне одну из своих дочерей. А когда я отказалась и от этого предложения, Иосиф провел весь день на солнце, сидя возле моего дома и следя за тем, чтобы со мной ничего не случилось.
Вторая община моих сестер жила в многоквартирном доме на четвертом этаже. Соседями были обычные ливийцы. Все жители одного подъезда были солидарной семьей. Там не было проблемы, когда сестра оставалась одна – она была среди своего народа. Часто во время каникул кому-то из них приходилось оставаться дома одной. Когда она возвращалась с работы, кто-то из соседей приносил ей ужин. Соседи поинтересовались ее самочувствием, не случилось ли с ней что-то. Они пригласили ее в гости. Здесь было возможно то, что совершенно невозможно в мусульманских странах – женщина жила одна.
Последователи ислама – очень гостеприимные люди. Гостеприимство – это особое место для встреч и диалога. Нас радушно приняли в мусульманском квартале, и мы выразили свою благодарность, систематически посещая соседей и знакомых с работы. Месяц мусульманского поста был особенно насыщенным временем для соседских визитов. Каждый день мы ужинали в Рамадан в чьем-нибудь доме, а когда я поздно возвращалась с работы, мы просто навещали друг друга. Наши визиты считались большой честью, оказанной семье, которая нас принимала.
Чтобы показать мусульманское гостеприимство, я вернусь к своему визиту на юг Туниса. Сестры управляли частной клиникой в Тунисе и помогали бедным семьям на юге страны, бесплатно леча там больных. В то время сестры помогали бедной семье, где у матери и всех детей были проблемы с тазобедренным суставом. Дети переставали ходить после полового созревания. Все они были прооперированы и ходили с протезами. Только старший сын не унаследовал болезнь. Сестры помогли ему закончить парикмахерскую школу и организовать бизнес, который поддерживал всю семью. Без предупреждения мы навестили этих людей. В семье не было телефона.
Хозяйство занимало две небольшие комнаты без окон. Их единственной одеждой было то, что было на них надето. На полу лежало несколько матрасов для сна и сидения. Я даже не могла представить себе такую бедность. Несмотря на это, родители детей были очень рады нас видеть. Они сразу же отвели нас к оазису, чтобы мы могли помыться после путешествия по пустыне. Когда мы вернулись в их дом, посреди убогой комнаты стоял небольшой круглый стол, на котором был накрыт королевский ужин. Они заказали его для нас у своих более богатых соседей. Они никогда в жизни так не ели… Учитывая их финансовые возможности, угощение, которое они для нас приготовили, нужно было оплачивать в течение нескольких месяцев. Впервые в жизни, несмотря на то, что я была очень голодна, я не могла есть. Зная цену этого ужина, у меня кусок не лез в горло. Но чтобы не обидеть своих хозяев, я должна был попробовать все. Вкус этих блюд, приправленных таким невероятным количеством благодарности и любви, я помню до сих пор.
Ливийцы ничем не отличались в своем гостеприимстве от упомянутой тунисской семьи (хотя наши соседи, даже если они были бедны, никогда не были настолько бедны). Мне очень нравилось посещать своих соседей (когда я говорю “соседи”, я имею в виду женщин; я встречалась и разговаривал почти исключительно с ними). Я восхищалась тем, как эти женщины, которые, в конце концов, выходили замуж не по любви, и к которым относились как к существам, стоящим ниже мужчин, смогли создать такой теплый дом, где каждый чувствовал себя любимым и принятым таким, какой он есть. Для меня это было в новинку. Новым было и то, что, не зная языка, я могла подойти к незнакомым людям и, ничего не говоря, установить с ними дружеские отношения. Это были незабываемые уроки общения с другими людьми. Затем, когда я начала говорить на их языке, я потеряла этот оригинальный, уникальный опыт.
Помимо языка в мусульманских семьях, я научилась большому уважению к пожилым людям. Войдя в дом, человек должен был сначала поприветствовать старейшин и поговорить с ними. Я поняла, что воспитание детей без стресса заключается в том, что их все считают желанными и относятся к ним как к проявлению Божьего благословения. Их любят беззаветно, потому что они просто есть. Когда они возвращаются из школы, их всегда ждет мать и другие члены семьи, готовые позаботиться о них и помочь с уроками. Одиночество было совершенно неизвестным явлением в этих семьях.
Помимо посещения семей, мы с сестрами участвовали в свадьбах, выражали соболезнования семьям после смерти близких и посещали больных. Одним словом, мы разделяли радости и горести людей, живущих там. Они отвечали нам тем же. Они хотели участвовать в наших праздниках.
Сестра Мария всегда пекла большой пирог перед Рождеством и раздавала его соседям. Сразу после Рождества дети приходили, чтобы вместе с нами отпраздновать рождение Иисуса. Дом и терраса были полны ими. Мы готовили для них сладости. Дети посетили часовню, где была представлена сцена Рождества Христова. Им было интересно узнать о наших рождественских обычаях. И снова дети в таком большом количестве пришли к нам домой в конце Рамадана, когда все они были одеты в новые, красивые одежды, а наша роль сводилась к любованию ими.
Позже Рождество в нашем доме праздновали женщины. Они сами выступили с этой инициативой. Красиво одетые, они разделили с нами радость рождения Иисуса, который для них является одним из величайших пророков. В нашем доме не разрешалось праздновать только мужчинам. Поэтому именно они просили рождественский пирог, который сестра Мария приносила в их дома. С другой стороны, они вернулись в свой величайший праздник жертвоприношения (Ид аль-Адха), который отмечался в память о готовности Авраама принести в жертву Богу своего сына Исмаила. Они принесли так много бараньего мяса, что нам хватило на весь год. Нам пришлось купить морозильную камеру, потому что никто не мог отказаться от подарка. Одним словом, мы постоянно чем-то делились, и наша жизнь среди последователей ислама была исключительно богата опытом, дружескими отношениями, взаимной добротой и солидарностью.
Празднование Пасхи также осталось в моей памяти. Пасха напоминает нам о фундаментальных различиях, разделяющих христианство и ислам. Более того, это самый противоречивый праздник, поскольку мусульмане не верят ни в божественность Иисуса, ни в то, что Он был распят и воскрес. На Пасху я получила отгул на работе. В остальном же самый большой праздник был проигнорирован молчанием. Только дети, хотя я не знаю как, ведь дата Пасхи подвижна, всегда вовремя напоминали мне, что я должна принести им барашка (кулич, испеченный в его форме) и отпраздновать с ними. По случаю их самого большого праздника я сказала им, что нам, христианам, не нужно каждый год приносить в жертву ягненка, как последователям ислама, потому что Иисус принес себя в жертву за нас раз и навсегда. Пасхальный агнец, сделанный из теста, является напоминанием об этом. Дети не вникали в разногласия, которые нас разделяли, и были солидарны со мной даже по поводу Пасху. Взрослые, напротив, отмолчались.
Мы отпраздновали Пасху вместе с международным сообществом в церкви Святого Франциска Ассизского в Триполи. В Святую ночь никто там не спал. В 8 часов вечера началось Пасхальное бдение, которое продолжалось до утра. В церкви смешались все расы, языки и народы. Во время литургии прошли даже десятки крещений, как правило, взрослых (больше всего было корейцев). Я также подготовила к крещению несколько человек из франкоязычной группы, в которой я работала. Когда утром закончилась торжественная Евхаристия, произошел взрыв радости. Все христиане поздравляли друг друга, а мусульмане смотрели. Многие наши соседи на Пасху включали итальянский телеканал и смотрели торжественную мессу на площади Святого Петра в Риме. В Ливии Иоанну Павлу II оказывали особое уважение и восхищение. Его называли Баба Джоханни. Мусульмане молча участвовали в нашем празднике. Затем мы должны были объяснить им ход празднования.
А пасхальный день мы провели с сестрами в доме нашего соседа Иосифа. Сестра Мария пекла очередного пасхального ягненка. Вопреки традиции, Иосиф провел этот день с женщинами. Его жена готовила ароматный арабский чай, а дочери прислуживали. Мы все сидели на ковре, а в центре комнаты стоял круглый стол. Это была атмосфера горницы. Я была более чем уверена, что воскресший Иисус присутствует среди нас.
Мы знали еще одного мусульманина, который часто навещал нас. У Мухаммеда была жена-хорватка Елизавета и двое сыновей. Он встретил свою жену в Германии во время учебы в Европе. После прибытия в Ливию его жена “обратилась” в ислам. Они переехали к его семье. Со временем Елизавета, видя веру семьи своего мужа, начала обращаться в забытую христианскую веру. Не имея возможности практиковать ее, она очень страдала из-за этого. Мухаммед, чтобы избавить жену от страданий, купил отдельную квартиру, порвал со своей семьей и обвенчался со своей женой в церкви по обряду для смешанных браков и предоставил ей свободу исповедовать свою религию. С тех пор Елизавета всегда приходила в церковь на мессу и другие торжества. Свобода, которую Мухаммед дал своей жене, дорого ему обошлась. За это его преследовали в семье, соседи, а также на работе. Ему пришлось много раз менять квартиру и работу. Даже его сыновья, которых в школе воспитывали как набожных мусульман, осуждали его. Они упрекали своего отца за отсутствие у него такого же рвения. Елизавета также сетовала на то, что Мухаммед не был ни практикующим мусульманином, ни христианином. Она испытывала панический страх за его спасение. Самым спокойным из всех в этой – с человеческой точки зрения – кошмарной жизни был Мухаммед. Когда он пришел к нам, первые минуты он провел перед текстом молитвы “Отче наш”, написанным на арабском языке. Он размышлял над ней и говорил, что это единственная молитва, которая помогала ему переносить жизненные невзгоды и оставаться спокойным за судьбу своих близких. Я до сих пор помню его спокойствие, которое он излучал, и то, что, несмотря на гонения, он никогда ни на кого не держал зла. Он жил как христианин, хотя официально он не мог принять крещение, потому что это означало бы для него верную смерть, а ему нужно было обеспечивать свою семью и ее будущее.
Однако были и такие мусульмане, которые рисковали своей жизнью. Во время моего пребывания в Тунисе я познакомилась с женщиной, которая оставила ислам и готовилась к крещению. Ее младшая дочь закончила медицинский факультет и устроилась на работу. Другие ее дети тоже становились самостоятельными, и она решила, что это самое подходящее время для того, чтобы стать христианкой. Конечно, она рисковала жизнью, отвержением собственной семьи и жизнью в одиночестве. Ее решение было подкреплено событием, о котором она рассказала нам с волнением. Однажды, участвуя в воскресной евхаристии, она заметила, что во время причастия молодой тунисец, мусульманин, подошел к священнику, взял в руки Дары, а затем незаметно положил облатку в карман. Заметив это, она быстро вышла перед собором и с возмущением бросилась на мальчика. Он, опустив голову, выслушал все обвинения и упреки. Когда женщина закончила, мальчик сказал, что он сделал это не для того, чтобы осквернить Хозяина, а по просьбе своей матери. Она находилась на последней стадии рака и испытывала сильные боли. Обезболивающие больше не приносили ей облегчения, поэтому она попросила сына сходить в собор на самую важную молитву христиан и принести ей Хлеб, который раздают в конце молитвы. Она твердо верила, что этот Хлеб, который дает христианам силу переносить все жизненные страдания и невзгоды, поможет и ей перенести свои страдания и достойно перейти в вечность. Будущая христианка прекрасно понял это желание и позволила ему забрать хостию домой.
Анна Сьюдак FMM
– родилась в 1959 г. В 1979 г. присоединилась к францисканским миссионерам Марии. В 1988-1993 годах она находилась на миссии в Тунисе и Ливии. Изучала теологию в Люблинском католическом университете (1996-2001); доктор философии на факультете теологии Варшавского католического университета (2007). В настоящее время он работает в Папских делах миссии. Она входит в редакционную группу журнала “Миссия сегодня”.
Перевод проекта Dialogi.Online
